Имперец. Том 1 и Том 2 (СИ) - Романов Михаил Яковлевич - Страница 20

Но если отбросить лирику и большую политику, то светская жизнь Максима сводилась к простой задаче, четко обозначенной отцом: сформировать вокруг себя детей членов Свободной фракции и привлечь на свою сторону как можно больше свежей, сильной крови. И если с первым Максим справлялся превосходно, поскольку кровь все-таки не водица и обаяния у Меншиков было с избытком, то вот со вторым возникали проблемы. И ноги этих проблем, как ни странно, росли прямиком из первой задачи.

Вот, например, сейчас. В университет поступает очень перспективный одаренный. Нищий, как церковная мышь, без какой-либо силы за спиной, без перспектив и надежд на сытое будущее. Казалось бы, бери и облагодетельствуй, а затем пожинай плоды бесконечной благодарности.

Но нет.

Не-е-е-ет, нет.

Долгорукову хватило мозгов не только задрать пацана, зарубиться с ним, получить по морде и заявиться угрожать. Этот идиот додумался еще и потасовку попробовать устроить на территории университета!

Конечно, ситуацию замнут. Никто не станет ради какого-то там безродного, пусть и очень перспективного, муссировать незначительное нарушение дисциплины. Но вместе с ситуацией замнется и любая попытка перекрестить Мирного в свою религию. А за это папенька по голове явно не погладит. Глава рода Меншиковых вообще не из тех людей, которым интересно, почему «нет». Им интересно, как быстро будет «да». И никаких скидок и поблажек собственному сыну он не делал и делать не будет.

А потому Максимилиан Меншиков сидел в своей шикарно, дорого и весьма остро обставленной комнате в общежитии и думал, как бы одним махом придушить Долгорукова, расположить к себе Мирного и отползти подальше от Распутина, которого хлебом не корми — дай постучать на ближнего своего.

В такие моменты у Меншикова возникало странное, иррациональное желание плюнуть на все и выйти из семьи. Слишком уж много грязи приходилось месить для достижения его целей. А ведь это были еще только ученические цели, после выпуска задачи будут действительно серьезные. И парню иногда действительно страшно было представить, какое будущее его ждет впереди.

Глава 11

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

Кабинет у Разумовского был. Собственно, это все, что можно было сказать о нем. Небольшой, плотно прокуренный, аскетичный до состояния необжитого помещения.

Тренер, забравший нас с Новиковым из медицинского корпуса, сейчас с видом великого мыслителя стоял у окна, рассматривая полигон, который был отсюда прекрасно виден.

Молчание затягивалось, мы с Иваном красноречиво переглядывались, не смея прерывать мыслительный процесс мужчины. Жрать хотелось, конечно, уже конкретно, но мы держались. Может, мы бы так еще часок простояли, как первоклашки на линейке или кадеты на построении, но тут пафосную тишину кабинета нарушило богатырское урчание моего желудка.

Разумовскому пришлось прекратить делать вид, что нас тут нет, и, развернувшись, изречь вселенскую мудрость:

— Заниматься начнем, когда Корсакову выпишут. До этого рекомендую вам хорошенько отдохнуть, морально подготовиться к тяжелым, изнуряющим тренировкам. Первый разряд — это профессиональная лига, любителям в ней не место. Ясно?

Хотелось гаркнуть «Так точно!», но было ощущение, что шутки никто не оценит.

— Ясно, господин тренер, — миролюбиво ответил боярич за нас обоих.

Разумовский кинул на нас, точнее, на меня не слишком довольный взгляд, но комментировать не стал. Кивнул на выход и продолжил медитировать на пейзаж за окном.

Выйдя из кабинета, мы отправились в общежитие, приводить себя в порядок. И если Иван просто выглядел помятым, то у меня еще и костюм оказался в каменной пыли, прибитой растаявшим льдом. Тут, конечно, стоило порадоваться, что стены университета не чета символическим перекрытиям хрущевок с тулупами вместо цемента, но такими темпами у меня чистая одежда кончится раньше, чем отработает химчистка.

— Я готов сожрать слона, — признался Иван, пока мы двигались в сторону столовой.

— Ты, главное, травы не набери, как обычно, — посоветовал я.

Боярич фыркнул на мою подколку, но парировать не стал — к нам присоединилась Нарышкина.

— Привет, мальчики, — пропела рыжая бестия, тряхнув копной рыжих волос.

— Добрый день, боярышня, — поздоровался Новиков, бессовестно залюбовавшийся девушкой. — Позволите поцеловать вашу ручку?

— Только ли ручку, Ванюша? — стрельнула ведьмовскими зелеными глазами девушка.

От такой фразы даже я обалдел, а бедный Новиков вообще растерялся. Благородные девушки никогда агрессивно не флиртуют, не говоря уже о том, чтобы предлагать себя. А тут Нарышкина готова была на «Ванюшу» запрыгнуть без разбега, и у парня сломался стандартный шаблон.

— С огнем играешь, Мария, — голосом строгой гувернантки произнесла Дарья Демидова, идя под руку с Ермаковым.

Нарышкина недовольно фыркнула и чуть отстранилась от Новикова, к которому пыталась притереться, как водитель-новичок, не чувствующий габаритов машины.

Новиков неловко кашлянул:

— Хотелось бы каких-то пояснений.

— Мария у нас в безвыходном положении, — усмехнулся Ермаков.

— Вот именно! — воскликнула Нарышкина. — Девушка в беде, и никто не хочет ее спасти. Спасаю себя сама, как могу!

— Интригуете, — честно признался я.

— Отец Маши заключил довольно спорную помолвку, — покачала головой Демидова. — А единственный верный способ ее разорвать без участия главы рода — это… — Демидова запнулась и глянула на подругу.

— Это скомпрометировать невесту, — спокойным тоном произнесла Нарышкина.

В этот момент девица не строила гримасы, не расточала улыбки и не кидала двусмысленные взгляды. В одно мгновение вся наносная веселость и беспечность слетели, показав настоящее лицо боярышни. Серьезный, взрослый взгляд, чуть нахмуренные брови, плотно сжатые губы. Она держала плечи широко расправленными, а голову гордо поднятой, словно каждый шаг вперед приближал ее к эшафоту, на который рано или поздно придется взойти.

— Странно, я думал, торговля женщинами у нас закончилась несколько веков назад, — заметил я.

— Это сложно объяснить, — вздохнула Демидова.

— Многое зависит от главы рода, — нехотя произнес Ермаков. — Редко, конечно, какой отец пожелает видеть свою дочь несчастной ради каких-то там политических выгод. В Машином случае это попытка сгладить политический конфликт.

— Меншиков? — я приподнял брови.

— Да, — скривилась Нарышкина.

Я покачал головой, не рискнув комментировать услышанное. Девчонку, конечно, было жалко, но вряд ли она найдет кого-то, кто подставится ради нее. Оказаться в жерновах между левыми и правыми, задев не просто чьи-то там политико-экономические взгляды, а личное, не захочет никто. Да и не выживет никто.

— Ты поэтому тогда вокруг Долгорукова вилась? — вдруг спросил Новиков.

Я живо вспомнил наше знакомство — двойная дуэль действительно случилась из-за Нарышкиной. Мне, правда, все было недосуг выяснить детали. Да и неинтересно, если честно. А оказывается, ничего нового. Все драки из-за баб!

— Все, что я знаю, о твоем отце, — медленно проговорил Иван, — так это то, что он очень и очень умный человек. Если он заключил такую помолвку, значит, уверен, что ты сможешь правильно распорядиться полученными ресурсами.

Читай — сможешь крутить Меншиковым-младшим, как захочется.

— Тебе легко говорить, Ванюша, — улыбнулась Нарышкина, и улыбка девушки была похожа на оскал. — Тебя же никогда не продадут за связку соболиных шкурок.

Новиков лишь жестко усмехнулся в ответ, но ничего говорить не стал. К счастью, мы дошли до столовой и обсуждать столь личные темы стало неудобно. Нарышкина снова нацепила маску легкомысленной веселушки, Новиков перестал хмуриться, и лишь Дарья Демидова вздохнула чуть печально, прежде чем тоже принять благожелательный вид довольной жизнью девушки.

В столовой было не так оживленно, как я предполагал — большая часть первокурсников лежала плашмя после инициации, другая недавно весело и задорно попрощалась с завтраком и не готова была повторять прием пищи. На фоне остальных мы с Новиковым были прямо-таки раздражающе бодры. И решительно настроены набить пузо.