"фантастика 2023-136". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Борисов-Назимов Константин - Страница 20

Я стоял на коленях, как и сейчас в пентаграмме, за мной стояла дознавательница. Только сейчас она не в сером мундире, а в обтягивающем белом платье и с распущенными волосами. Сам я тоже в белоснежной робе — похоже, здесь всех в белое переодевает. Ноги у меня, кстати, как и у светловолосой дознавательницы, босые. Белые тапочки в этом измерении не положены, что внушило некоторую надежду.

Несколько минут ничего не происходило; я ощущал себя двойственно — вроде бы смотрел прямо перед собой, в белоснежное бескрайнее ничего, и одновременно наблюдал сверху-сбоку за нами обоими.

Белоснежное сияние как-то неожиданно вдруг исчезло, и я увидел перед глазами странную картинку. Несколько секунд абсолютного непонимания, потом догадался — я смотрю глазами младенца, лежащего в детской кроватке. Надо мной вертится музыкальная игрушка, наклоняется женское лицо. Черты не разобрать, в окно светит солнце, вижу только силуэт.

Потом картинки пошли часто сменяясь — я смотрел на яркие игрушки, кубики и пирамидки, тарелку с кашей, которую разбрасывал ложкой по всему столу. Это воспоминания Рейдзи Александрова, который при крещении получил имя Дмитрия Новицкого — понял я суть происходящего. Стало понятно, что светловолосая магистр-ментат залезла мне в голову и начала копаться в моей биографии, смотря «кино воспоминаний» с самого начала памяти. И я смотрел вместе с ней.

Я сейчас видел глазами младенца, смотрел его самые яркие воспоминания, но при этом ничего не чувствовал — будучи в режиме наблюдателя. Картинки мелькали одна за другой, но что обидно, память реципиента ко мне не возвращалась. Я просто смотрел чужую жизнь, и полагаю видел сейчас все то же, что видела вместе со мной и дознавательница.

Самое раннее детство уложилось всего в несколько десятков картинок-воспоминаний. После началась младшая школа. Вокруг — типично азиатские лица. Японская во мне кровь все же, не корейская — понял я, увидев в одной из картинок воспоминаний японский флаг. Он развивался на флагштоке перед главным входом в учебное заведение — это был первый поход в школу, запомнился.

Вот только увиденный флаг меня озадачил. Это был не привычный мне по старому миру красный круг на белом фоне. Перед школой трепетал на ветру японский Императорский флаг, использовавшийся до сорок пятого года — смещенный к левому краю красный круг с многочисленными расходящимися от него широкими лучами.

Флаг Восходящего солнца, как его называют — за демонстрацию которого в Корее или Китае можно неиллюзорно выхватить. Причем обслуживать могут даже ногами безо всякой жалости: в странах Азии отношение к этому флагу примерно такое же, как в России к черно-красному немецкому флагу со свастикой.

Увидел я этот флаг еще не один раз — видимо по традиции в государственных образовательных учреждениях его везде вешали. Странный, очень странный мир — похоже здесь некоторые расхождения с привычной мне историей.

«Некоторые!» — мысленно удивился я сам себе. Эти «некоторые» расхождения, судя по имперскому флагу заключаются в том, что здесь или не было Второй мировой, или Япония в ней как минимум не потерпела поражение.

Впрочем, удивление от канувшего в прошлое японского имперского флага быстро прошло. Потому что картинки воспоминаний, наслаивающиеся друг на друга обескуражили: драки, драки, драки. Причем не нормальные и обычные школьные драки, нет. Били или «меня» — толпой, либо бил я. Похоже, реципиенту в младшей школе жилось не очень хорошо, и его масштабно травили. Но он не терпел, а отвечал — вылавливая обидчиков по одному, причем реально оттаптывался на оппонентах.

Картинки из «своей» прошлой жизни я смотрел беззвучные. Лишь изредка тишину нарушали голоса, когда воспоминания оказывались совсем уж яркие. Как сейчас, когда «я» вбил кого-то из одноклассников головой в решетку ограждения школы, так что у него из разорванных ушей кровь пошла, а голова между узких прутьев застряла.

«Рейдзи!» — услышал я эхо среди прочих криков, среди которых фигурировало все больше «гайдзин». Меня Наоми кстати недавно так назвала — Рейдзи, я это запомнил. В иной ситуации не обратил бы внимание, но обретенная сестра-оборотень сказала во время нашего общения так мало слов, что я почти все запомнил.

Судя по увиденному и услышанному в картинке воспоминаний, в школе «меня» или пинали толпой, или обходили стороной. Появилась в воспоминаниях и сестра — она, похоже, осталась на домашнем обучении и с начала «школьных годов чудесных» я грыз гранит науки без нее. Воспоминаний, связанных с ней, было много — для «меня» это была отдушина, брат с сестрой были очень близки.

В процессе наблюдения как-то вдруг понял, что ни отца, ни матери не вижу. Ничего, совсем — кроме первого размытого воспоминания из кроватки. Несколько раз видел в картинках памяти мужчину, похоже наставника — пожилой японец в традиционной одежде, который меня учил в домашней обстановке. В основном бить макивару или работать с длинной палкой или катаной. Никакого близкого общения, никаких разговоров, только тренировки и резкие окрики.

Все чаще мелькала сестра. Мы с ней много общались — когда наставника не было дома. Очень ярко и со звуком посмотрел воспоминание, как Наоми в первый раз тайком пришла ко мне в комнату. Прежде чем мы заснули — в обнимку в одной кровати, она долго мне рассказывала все и обо всем. Растерянная маленькая девочка определенно искала поддержки и утешения — реципиент был ее единственным близким человеком в отсутствии родительской любви. А к наставнику оба, похоже, особой приязни не испытывали.

Параллельно с этим потоком воспоминаний околошкольный треш не прекращался. Апогеем, похоже, стала ситуация когда реципиент покалечил одноклассника. Сначала едва не утопил, макнув головой в унитаз до беспамятства, а потом унитаз этой самой головой и разбил.

Причем реципиент подошел к делу с умом. В американских фильмах кого-то часто в унитаз головой макают — та же знаменитая сцена с Лебовским, которого перепутали с другим Лебовским. Все потому, что конструкция слива типично американских унитазов такова, что чаша постоянно наполнена водой — так называемая сифонная система. В японской школе стояли обычные унитазы европейского стандарта, но реципиент сначала заткнул отверстие слива чужим пиджаком, а после уже воткнул в чашу голову противника, и сливал воду до тех пор, пока не достиг нужного результата.

«А я случаем не сантехником в прошлой жизни был?», — мелькнула вдруг мысль, оформленная из-за проявления столь специфичных знаний.

Как мелькнула, так и ушла, потому что воспоминания замелькали калейдоскопом. Сразу после яркого и кровавого унитазного перфоманса картинки сменились чередой комиссий, говорящих голов с открывающимися ртами, сменившихся мельтешением в аэропорту и видом из окна самолета — картинки воспоминаний перенесли меня в Европу.

Переезд в памяти отпечатался ярко, почти всю дорогу как на быстрой перемотке видео просмотрел. Замелькали вокруг сплошь славянские лица, толкучка разношерстных машин такси на стоянке аэропорта, поплыли за окном типичные пейзажи европейских старых городов, меняясь с зелеными полями и лесами. Особое внимание память уделила непривычным дорожным указателям. Надписи на латинице, но слова славянские и куча букв с диакритическими знаками — все эти черточки, точки, хвостики. Польская письменность. Ясно: голова одноклассника помноженная на разбитый унитаз привела меня в Польшу. Депортация? Бегство? В памяти ответов не было.

Так, а вот это вот: диакритические знаки. Откуда я это знаю? Сантехник я все же, или уже филолог в прошлой жизни? Попытался вспомнить, но никак — снова пустота.

Думал об этом параллельно, потому что школьный треш в воспоминаниях как-то вдруг закончился: новое учебное заведение явно оказалось элитным. Единообразие и порядок в форме, ухоженные учебные корпуса, заметно уважительное отношение учителей. Похоже, после дичи в Японии реципиент так этому удивился, что спокойная обстановка сильно запала ему в память. Гайдзином, кстати, больше его никто не называл. Наоми рядом в школе так и не было — похоже, она и здесь оставалась на домашнем обучении.