Нелегкая поступь прогресса (СИ) - Ежов Сергей - Страница 22

— Не буду лукавить, моя милая: смертельно опасно. Но, во-первых, это нужно сделать, иначе прольются потоки крови, а во-вторых, Сергей сам вызвался взять на себя эту миссию. И, наконец, молодому человеку нужен практический опыт, а опыт даже одной операции, в его будущей деятельности, стоит многих лет теоретического обучения.

— Я буду молиться за юношу. — пообещала Наталья Алексеевна.

— Я тоже буду молиться и за Сергея, и за других воинов, защитников Родины. — поддержал жену Павел Петрович.

Павел был глубоко верующим человеком, и к таким вещам относился чрезвычайно серьёзно. Он действительно станет молиться за своих бойцов, и наверное эти молитвы помогут, ведь известно, что искренние молитвы за других действенны, и это доказано всей историей человечества.

Тем временем в комнату ввели мужчину в возрасте на вид чуть дольше сорока лет, весьма надменного вида. Оглядевшись, он увидел стоящую у окна августейшую чету, и изысканно поклонился им.

— Искренне приветствую вас, ваши императорские величества! — произнёс он, слегка пришепетывая. Ещё бы, с левой стороны на челюсти герцога расплывался многоцветный, стремительно чернеющий кровоподтёк.

— Не слишком уверен в искренность вашего приветствия. — хмыкнул Павел — Объяснитесь, герцог, что привело вас на площадь в столь поздний час, да ещё в такой прелюбопытной компании?

— Возможно, моё объяснение покажется невероятным вашему величеству, но я всего лишь прогуливался.

— Вот как? Герцог, в эту самую минуту, где-то в комнатах неподалёку от кордегардии ваших подельников уже раздели догола, приковали цепями к стенам, и знающие люди принялись задавать им очень неприятные вопросы. Я повторяю вопрос: что вы делали подле моего дворца в этот час?

Герцог смертельно побледнел, но продолжал стоять на своём:

— Я прогуливался, ваше императорское величество, и о намерениях окружающих меня русских дворян не имел ни малейшего представления.

— Вы упорствуете, герцог, надеетесь, что ваш статус лорда-камергера, а также тайного советника английского короля, и в некотором прошлом лорда-хранителя малой печати защитит вас? Напрасно, неверный посланник, напрасно. Вы же знаете, что в традициях островитян послать человека на трудное дело, в случае удачи щедро наградить, а в случае провала откреститься от него. Вы отыгранная карта, битая фишка и пожертвованная фигура. Я бьюсь об заклад, что ваш король, в ответ на мой запрос, поклянётся на библии и на распятии, что вас едва знает, что вы безумец и прохиндей, и вообще, он лишает вас не только титулов, но и дворянства.

Мальборо ещё сильнее побледнел и покачнулся. Было видно, что стрела Павла точно попала в цель. Но сильный мужчина ещё пытался противостоять неизбежному исходу:

— Мой король не откажется от меня. Он гарантирует мою неприкосновенность всей мощью английского флота.

— Даже если я предложу ему торговые скидки или концессию на разработку недр или леса? — жёстко усмехнулся Павел.

Бледность герцога перешла в болотную зелень. С трудом сглотнув, он прохрипел:

— Если я скажу всё, мне сохранят жизнь?

— Нет, герцог, вы можете заслужить себе только более или менее гуманную смерть. И учтите, что если будете уличены во лжи или умолчании, вы будете подвергнуты пыткам, причём не простым, а тем, что применяются на вашем острове.

Перед Павлом и Натальей стоял уже не спесивый аристократ, а сломанный мужлан.

— Уведите его, и обращайтесь соответственно его поведению. — распорядился Павел — Если будет лгать и изворачиваться, разрешаю любые действия для приведения к покорности и искренности. А если не станет лгать, что легко проверить, сверяя с показаниями иных мятежников, обращаться возможно мягко.

— Ты бы отдал приказ пытать этого человека? — неверяще спросила Наталья, когда дверь за незадачливым посланником и вдохновителем мятежа закрылась.

— Ну что ты, родная! — улыбнулся Павел — Я всего лишь застращал этого хиленького духом человека.

Что он при этом подумал, мы не скажем, а Наталье хватило и услышанного.

Глава 9

В штаб объединенной армии я приехал ровно в полдень. Гусары конвоя отправились готовить себе обеда, а я, в сопровождении трёх своих офицеров, пошел к дверям штаба. У самой двери обернулся на шум большой кавалькады. Первыми во двор замка въехал взвод кавалергардов, и сразу направился в казармы. За кавалергардами въехала коляска с главнокомандующим, и прямиком подъехал к крыльцу. Пока дежурный офицер делал доклад, я отступил в сторону, и, как остальные офицеры замер в стойке смирно. Румянцев выслушал доклад о каком-то происшествии, отдал распоряжения, и повернулся ко мне:

— Чрезвычайно рад видеть вас, дорогой граф. Извольте следовать за мной, имею к вам важный разговор

Мне только и осталось, что поклониться и последовать вслед за Румянцевым.

— Дежурный доложил, что прибыл фельдъегерь от Его императорского величества, так ли это? — обратился Румянцев к дежурному адъютанту.

— Так точно, ваше сиятельство! — адъютант из стойки «смирно» перешел в состояние немыслимой

— Тогда пришли его со всей поспешностью. — распорядился Румянцев, и повернулся ко мне — Признаться, голоден невероятно. Не согласитесь ли откушать в моём обществе? Да-с. Заодно и обсудим наше дельце.

— Польщен таковым предложением, ваше сиятельство. С удовольствием откушаю, поскольку со вчерашнего вечера во рту ни маковой росинки.

В комнате, соседствующей с кабинетом главнокомандующего, слуги моментально накрыли стол, принялись подавать блюда. Как и положено вельможа его ранга, положения и богатства, Румянцев. Кушанья, как и положено, были разнообразны, вкусны, изысканно оформлены на тарелках. Впрочем, на сей раз, мы кушали запросто, из столовых приборов были только ножи, вилки и ложки. Вышколенные слуги скользили неосязаемыми тенями, бокалы наполнялись как бы сами собой, всё свидетельствовало о том, что хозяин держит своих людей в ежовых рукавицах. За обедом мы говорили о вещах важных, но вполне разрешенных к публичному озвучению. Мы говорили станках, о полученных с австрийцев по репарации, и о переоборудовании, под моим началом передвижных армейских артиллерийских мастерских. А к серьёзному разговору фельдмаршал приступил только после того, как одним лишь движением бровей он отправил за двери всех слуг.

— Граф Юрий Сергеевич, — официально заговорил Румянцев — примите уверения в моей полнейшей лояльности как российскому императорскому трону, Их императорским величествам, Павлу Петровичу и Наталье Алексеевне, так Их императорским высочествам. Их и только их я почитаю владетелями нашей державы.

— Нисколько не сомневаюсь в вашей, граф Пётр Александрович, верности, лояльности существующей императорской власти и личной чести. Однако, к чему этот разговор? — недоумённо вопрошаю я.

— Тотчас же объяснюсь. — с некоторым облегчением, но всё ещё напряженно говорит граф — Изволите ли видеть, сегодня с раннего утра ко мне прибыл курьер из Санкт-Петербурга. Он привёз известие о произошедшей попытке мятежа и государственного переворота. Предуведомляя ваш вопрос, сообщаю, что августейшая семья нимало не пострадала, все живы, здоровы и благополучны. Мятежники схвачены, и оказалось что их около тысячи человек, а предводителем злодеев оказался английский посол.

Румянцев помолчал, рассеянно подвигал чайную чашку, при этом внимательно отслеживая мою реакцию. Пришлось продемонстрировать ожидаемые чувства: я досадливо поморщился и самым скверным их своих голосов проскрипел:

— Господи боже мой! Сколько раз говорилось, и не только мной, что Павел Петрович непозволительно мягок и благодушен! Ей-богу, доброта Его величества способна привести к огромному несчастью. Ведь своим всепрощением он просто провоцирует злодеев всех мастей на бесчинства.

Говоря это, я «прицеливающимся» взглядом гляжу в точку примерно в середине лба графа. Кажется, моего собеседника слегка пробрало, но он продолжает недрогнувшим голосом: