Ружемант (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 57

Скарлуччи в немом, пугливом отчаянии творил один щит за другим. Защитные экраны под ударами Бейки хрустели, что стекло. До тех пор, пока его удар не настиг хрупкого тела.

Тараном Вит врезался в нее, сшиб с ног. Не дал подняться — в могучем прыжке оказался рядом с ней. Тяжелый кулак вдавил несчастную, успевшую прикрыться руками девчонку. Под обоими разламываясь, захрустела земля.

Я зажмурился лишь на миг, отвернулся: не хотел видеть, как Айкино тельце брызнет кровавым потоком. Сила Бейки позволила ей избежать печальной судьбы. Страх же в глазах царенатца сменился восторгом и самодовольством.

— Жалкая, никчемная putana! Я выбью тебя из этой девчонки, а потом сделаю из нее свою личную игрушку. А твоя судьба — быть раздавленной, что червяк!

Вектор схватки сменился в одночасье. Бейка, отчаянно сопротивлявшаяся, перешла к глухой, но слабеющей с каждым его ударом обороне.

— Что случилось, Шарлинн? Может быть, ты устала? Плохо покушала?

Гигантская ладонь схватила ее за лицо: Бейка задергалась в хватке безвольной жертвой. Страшным ударом он, словно дубиной, ударил ей оземь. Лишь чудом и силами командующей ей не размололо кости.

— А может, солнце било тебе в глаза? — Гигант перехватил ее, приподнял на вытянутой руке. — Посмотри на него, Шарлинн. Ты любила смотреть на рассвет. Сегодня твой последний…

Он не договорил. Увесистый булыжник стукнул его по лицу. Один, другой, третий — безоружные, грязные девчонки желали сражаться за ту, кто спас их от жуткой участи. Даже против живого танка.

— Cagne! — Глаза Скарлуччи недобро сверкнули.

Убьет, говорил его взгляд. Ее, их, всех… Пальцы стиснулись на голове Айки — раздавит через пару мгновений.

Боль в коленях, боль в спине, в груди как будто вертится еж. Я бежал, стиснув зубы, вырывая каждый шаг у собственного тела с боем. Кулак врезался в монолитные, будто точеные бока царенатца. А потом мир содрогнулся…

Передо мной стояла боевая машина.

Слезы, пот, надежды сгинувших в небытие танкистов. Квадратная, угловатая голова, бронированные линзы перископа вместо глаз.

Башня на спине, вместо мотора — оживший, проказливый дьявол. Катки вращали беспощадные колеса, тулово щерилось клыками траков. Кулак из крановой гири. Содрогнулся, выпустил из стальной хватки жертву.

Мой удар обошелся глубокой, рваной вмятиной. Брызнула кровь горячей, шипящей на солнце смазки. На механическом лице отразилось подобие улыбки. Зажужжали сервомоторы, словно вопрошая: поиграем?

Я принял приглашение.

Двумя титанами мы схлестнулись на крохотном пятачке земли. Круглый кулак врезался мне в живот, выбивая дух, заставил рухнуть на колени. Второй удар обрушился на спину. Тупой, горячий ствол танковой пушки уставился на меня.

Схватился за него обеими руками — грянувший выстрел ушел в сторону. Ушей коснулся грохот — рушился, гремел муравейник человеческих судеб.

Словно светлячки, чаяния и надежды знакомых мне девчонок мельтешили под ногами. Выпрямился, словно сжатая пружина, головой проламывая бронированную грудь. Хруст и скрежет вражьего тела стало мне наградой.

Наспинная башня вражьего титана ответила грохотом разрыва. Плечо взорвалось болью, рука непослушно повисла, словно плеть.

Скарлуччи гоготал, словно победа уже в его руках. Прыжок — стальная махина напротив меня, готовила одарить вторым выстрелом. На этот раз в голову.

Снаряд я схватил на лету, едва он успел покинуть ствол, горячая болванка жгла руки. Смерть, таящаяся в сто пятом калибре, не желала ждать, желала рвать, кусать и резать в клочья. Хотела взорваться, но подчинилась, уняла свой гнев. Ничего, у нее будет возможность блеснуть.

— Враг скрипит и стонет, пятится назад.

Он ожидал иного результата. Я услышал, как следующий выстрел заряжается, болванкой катится в пройму, шипит механический затвор.

Швырнул неразорвавшуюся смерть в поганую рожу — от радости та лопнула тысячью осколков. Стальной гигант покачнулся, открылся. Живот казался мягким, живот доступен, но я не позволил себе обмануться. Если и бить, то только в грудь — там, где проломлена броня.

К ужасу заметил, что разорванная сталь затягивается, вновь становится монолитной. Блестело на солнце полированное покрытие, глаз зацепился за вереницу мелких царапин бывшей раны. А с моей рукой будет так же? Попытался ей двигать — та отозвалась жуткой болью: видимо, нет.

Вит Скарлуччи хохотал. Издевался, смеялся, обещал мне скорую гибель, себе — вечный почет и славу. Лгал: внутри него буйным цветом росли семена страха. Перед ним не кто-нибудь, перед ним — ружемант.

Как будто я сам об этом забыл. Одно ружеклятье за другим ложилось в неповрежденную руку, сплетаясь в прочное, большое заклятье. Размахнулся, приготовился к удару — запихну ружеклятье этому мерзавцу прямо в глотку!

Пушка выстрелила еще раз. Разрывом мне обожгло, оцарапало спину. Почувствовал град осколков, прошедший над головой. Вит мигом распознал мою слабость. Злым великаном он устремился в толпу не поспешивших скрыться девчат.

Словно лемминги, завороженные, загипнотизированные, они смотрели на нашу схватку не в силах сдвинуться с места. Я ощущал бурлящую внутри каждой из них жизнь.

Механические пальцы сжались на хрупком тельце. Словно игрушку, куклой выставил перед собой. В последний миг я успел отвести собственный удар — пар ушел в свисток, с грохотом сотряслась ни в чем не повинная земля.

Подонок!

Вит подтверждил свои слова, размашистой пощечиной швырнул меня наземь.

Заскрипел, выставив крохотную фигурку всем на обозрение. Крик, бессловесная мольба о помощи, отчаяние. Его голос из металлического скрежета стал человечьим — я чувствовал, как спадает боевой кураж. Образность спешила сгинуть, вернуть окружающим прежний облик.

— Что мне сделать с ней, uomo? Провести милой мордахой по земле так, чтобы содралась до половины? А может быть, поменять местами руки и ноги?

Глаз зацепился за каштановые растрепанные волосы. Отчаянная попытка вырваться из стальной хватки. Ната.

— Твоя девчонка, да? Нравится, ты ведь uomo? Сделаешь шаг ближе — и я разорву ее. За каждый твой шаг ближе ко мне будет умирать каждая: поверь, я богат на фантазию!

Он в отчаянии, раз опустился до угроз. Возможности победить исчерпаны, беспроигрышная лотерея вмиг стала безвыигрышной. Смотрит на то, в чем можно признать Бейку — вскоре она восстановится, и вот уж тогда он не выдюжит против нас двоих.

Единственное, на что он надеется — это уйти отсюда. Не без трофеев.

— Я прихвачу с собой пару-тройку куколок на случай, если тебе придет в голову сунуться за мной следом, мальчик. — Глаза маньяка выискивают будущих, будто послушно ожидающих своей участи, жертв. — Мы с ними сладко поиграем по дороге, и, возможно, я оставлю какую-нибудь часть их тела тебе в подарок!

Злость кипела, бросала на безрассудство. Понимал, что не посмею предать жизнь любой из тех, кого он взял в плен опасности.

Великан вернулся к прежним размерам. Он больше не стальная махина, не ходячий танк. Девчонки, будто пришедшие в себя, закинуты на плечо. Колотили кулачками — единственное, что им оставалось. Брань сыпалась с их уст нескончаемым потоком.

— Chiao, jabroni!

Чувствую, этот бой я проиграл…

Поражение горечью спешило лечь на язык, обращалось обидой. Я оказался не столь хитер, расторопен и удачлив, как хотелось. Ощущение, будто вырвал проигрыш из лап победы. Готов разорвать самого себя в клочья.

Вит уносился прочь, словно великан из старых сказок, могучей машиной смерти. Каждый его шаг становился гигантским прыжком.

— Он все-таки маг, — повторял в моей голове голос Хромии. — Кто знает, что еще кроме силы притяжения подвластно его могуществу?

На меня смотрели со всех сторон. Девчата, коим посчастливилось остаться здесь, не ведали слов, чтобы меня успокоить. Нет. Я не жаждал спокойствия. Я жаждал отмщения, жаждал ярости! Взглядом скользнул по Бейке в чужом теле. Прихрамывая, та тащилась ко мне. Сейчас скажет, чтобы я успокоился, пришел в себя, все позади. Спас кого спас — радуйся хотя бы этому!