Сожженные мосты - Вязовский Алексей - Страница 16

– Подсудное дело, – тяжело вздохнул Перцов.

– Выплатим штраф, – отмахнулся я. – Денег на то будет выделено.

– Не будут они судиться, – в разговор вступил Муромцев, – Там знаете, сколько добропорядочных семейных ходит?

«Небесники» заспорили. Женская фракция, особенно Елена, была «за». Выборгские – против. Я же наклонился к Лохтиной и продиктовал указания всем партийным ячейкам – а мы охватили уже все крупные города России – придумать свой собственный экс. Но сначала согласовать его с ЦК партии. А то знаю я эти «инициативы снизу» – потом проблем не оберешься.

Еще один сложный разговор у меня состоялся с военным министром – Редигером.

– Извини, Григорий Ефимович, что без спросу, – развел руками внезапно объявившийся в общинном доме Палицын. – Александр Фёдорович велел привезти тебя. Хочет… познакомиться.

– Велел? – я поднял бровь.

– Он и сам был готов заехать, но вы не представлены…

– Ладно, едем.

Экипаж привез нас в министерство на Дворцовую площадь. Дом со львами изначально строился как особняк князя Лобанова-Ростовского, но в итоге его отхватили себе военные.

Нас без задержек, минуя большую очередь в приемной, сразу провели в кабинет Редигера.

Александр Фёдорович оказался полноватым бородатым очкариком в военном мундире, украшенном несколькими звездами. Я узнал орден князя Александра Невского, Польского Орла. Другие награды остались для меня загадкой.

– Сегодня большой прием… – министр заметил мое разглядывание, встал, жестом предложил нам сесть в кресла у большого стола, – поэтому в парадном…

Начал жестко, напористо:

– Милостивый государь, – это уже было адресовано мне, после того как мы расселись за столом, – мне стало известно, что вы вмешиваетесь в дела военного ведомства. Даете советы Федору Федоровичу, и он… – Редигер гневно посмотрел на начальника Генерального штаба. – Даже к ним прислушивается!

Я огляделся вокруг. Кабинет многое говорил о своем хозяине – многочисленные шкафы с книгами по военному делу, какие-то таблицы. По стенам развешаны карты. Попытался напрячь мозг, что я помню насчет министра.

Из обрусевших немцев. Прошел все ступеньки военной службы – от прапорщика до генерала. Участвовал в русско-турецкой войне. Ну это ладно, там почти все отметились.

Назначен министром после поражения в Русско-японской войне, тут же начал реформировать армию, на что получил полный карт-бланш от Столыпина и царя. Дружил с Третьей Думой – почти все его бюджеты и законы быстро проходили парламент.

По натуре педант, очень любит математические выкладки, умеет считать деньги. При нем финансирование армии увеличилось, а главное стали меньше воровать.

Нет, я был неправ, когда заявил Палицыну, что у нас будет другой министр, более деловой. Лучше Редигера сейчас вряд ли сыщешь. И уж точно каши не сваришь с этим стариком-сатиром Сухомлиновым. Следующий министр обороны был сильно хуже – занимался своими сердечными делами (большей частью скандальными!), устроил к началу Первой мировой патронный и снарядный голод, за что, кстати, был судим.

Но сценарий разговора, когда один выговаривает, другой выслушивает, надо было ломать.

– Карта есть?

– Что, простите? – Редигер споткнулся в своей обличительной речи, посмотрел на меня в удивлении.

– Вижу, что ты, министр, человек тертый, практичный.

В этом месте Палицын закашлялся, Редигер выпучил глаза. Так с ним никто и никогда не разговаривал.

– Из немцев? Да? – я продолжал переть буром. – Вы там все матерьялисты через одного.

– Что вы себе…

– Карту давай! Европы. Буду тебе свидетельство давать.

– Какое свидетельство?? – Редигер впал в ступор, Палицын из него и не выходил.

Я встал, подошел к стене, сдернул большую карту Европы. Развернул перед генералами.

– Тута что? – я ткнул пальцем в Балканы.

– Босния и Герцеговина, – на автомате ответил министр.

– В следующем году австрияки захотят себе ее захапать. Будет скандал большой, битье морд. Сербы-братушки начнут вооружаться, дабы не дать соседей захватить, нас коренником взнуздают. Только у свитских да дипломатов кишка тонка окажется. Кайзер вступится за австрияков, погрозит нам пальчиком. Тут-то мы и сдадим взад.

– Что же союзники? – в глазах министра появилось любопытство.

– Как обычно, продадут нас и боснийцев с потрохами. На словах осудят, а на деле… – Я махнул рукой.

– Феноме-ен… – протянул Редигер, переглянувшись с Палицыным. – И что же… вы так можете прозревать будущее регулярно?

– В тумане все, – отбрехался я. – Но насчет Боснии и Герцеговины – верняк. Уже к концу года все будет ясно. Ждет, ждет нас дипломатическая Цусима. Как случится, веры мне прибавится?

– Допустим. И что же дальше?

– Большая война. Я говорил Федору Федоровичу. Как раз с Сербией и босняками кайзер поймет – можно, можно нагибать Европу по своей воле. Никто не вскинется. А ежели вскинется – получит по зубам. Сила-то у него!

– У вас и план действий есть? – с иронией произнес министр. Нет, тяжело с ним будет. Практик до мозга и костей.

– Есть, как не быть. Вооружаться надо. Денно и нощно. Войны не избежать, армия колик у вас по мобилизации?

– Допустим, три миллиона.

– Вот тебе и ответ. Сколько нужно пушек, ружей, снарядов да патронов? А ежели воевать долго? Годика так три?..

Лицо Редигера стало мрачным.

– Я пособлю, не сумлевайтесь. Но запомните главное. Для вас – война уже началась. Здесь, тридцатого июня одна тысяча девятьсот седьмого года.

Поверил Редигер, не поверил – сейчас не важно. Будет ждать, проверять мои пророчества. Главное, что Палицын готов действовать. Я это понял, когда мы вышли из министерства, пошли в сторону набережной. Дул приятный летний ветерок, по Неве скользили лодочки и даже тройка парусников.

Меня узнавали, и к нам периодически пытались подходить люди – крестьяне, мастеровые… Двое адъютантов Палицына всех разворачивали.

– Меня последние дни тяжелые сны терзают, – начал генерал. – Просыпаюсь в крике, весь в поту, жену пугаю…

– Валерьянки попей на ночь. – Я облокотился о парапет ограды, вдохнул морской воздух. Рядом бонны с белыми зонтиками гуляли с детьми, строем куда-то шли моряки.

– Что можно сделать прямо сейчас? – прямо спросил Палицын.

– Два дела. Первое, на вот про разведку бумаги… – я протянул генералу конверт. – Набирай людей, открывай отделения СМЕРША по всем приграничным округам.

– Смерша?! – Федор Федорович выпал в осадок.

– Смерть шпионам. Надо же как-то назвать новую службу… Чтобы только одного названия пугались и в штаны наваливали…

Генерал покачал головой, засмеялся.

– Ладно, подумаем. А какое второе дело?..

– Сделайте в министерстве бумагу. Важную, фицияльную… Мол, негоже армейцев к подавлению беспорядков дергать. Теряется вся выучка, солдаты разлагаются…

– Был об этом уже разговор с его величеством… – махнул рукой Палицын. – Говорили, что нужна особая полицейская стража. Все без толку…

– Теперича я поговорю. Сначала с царицей, потом с Никсой. Сдвинем дело. Но от вас нужна бумага. С ней поеду в Царское Село.

– Сделаем… – генерал тяжело вздохнул, достал платок, вытер потное лицо. – Однако жарит. Не пройти ли нам пообедать?

Я достал часы, посмотрел время.

– В «Медведь»?

– Почему бы и нет? Там, говорят новые блюда появились. Москвичи придумали два салата. «Шуба» и еще какой-то. Наши, столичные, оперативно переняли.

Теперь засмеялся я. Кулинарный прогресс на марше.

Глава 7

О выезде в Европу пришлось договариваться с царем. Аликс устроила истерику и напрочь отказалась отпускать меня.

– Чую, темным оттуда несет, – обрабатывал я уже Николая. – Дьявольским чем-то. Атеизм ихний, суфражизм… Педераст на педерасте.

– У тебя, Григорий, и у самого женская фракция в партии есть.