Техник-ас - Панов Евгений Владимирович - Страница 77

С большим трудом проехав ещё с километр, добрались до небольшого оврага, по дну которого протекал ручей. Здесь и решили заночевать и заодно приготовить себе горячую пищу, благо можно было развести костёр.

Как всё-таки мало человеку нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Вот, например, банальная горячая каша с салом, приготовленная на костре в лесу. И кажется, что вкуснее в мире ничего нет и быть не может. Все ресторанные изысканные деликатесы меркнут в сравнении с этой кашей – простой и сытной, да с дымком. А горячий чай после неё? Кто, проголодавшись, не пробовал всего этого, тот не познал дзен[106].

Однако в мире всё находится в равновесии или, во всяком случае, стремится к нему. Вот и у нас период наслаждения пищей и медитации над обжигающим чаем сменился проливным дождём. Мы устроились на заранее приготовленном лапнике под низким навесом, сделанным из немецкой плащ-палатки, тесно прижавшись друг к другу.

Не скажу, что выспался. Так, пролежал всю ночь в каком-то полузабытьи, слушая одним ухом мерный шум дождя в лесу. Зато Рита, похоже, вполне себе спала, правда, вскоре повернувшись ко мне лицом, обняв меня рукой и закинув на меня одну ногу. Если честно, то сдержался я на одних лишь морально-волевых. Я же не железный, и женщины у меня не было уже очень давно, а тело молодое и полное сил. Хорошо ещё разум человека уже солидного возраста справляется с бушующими молодыми гормонами и желаниями.

Ближе к утру дождь прекратился, и над землёй заклубился туман. Я выбрался из-под навеса и начал делать махи руками и ногами, чтобы разогнать кровь и согреться. Спустя несколько минут показалось заспанное лицо Риты. Она встала, быстро сбегала к ручью умыться и занялась завтраком. И всё это молча, лишь изредка бросая на меня недовольные взгляды.

Позавтракав, решили дальше идти пешком. С собой взяли, помимо оружия, запас продуктов, сколько смогли поднять. Всё, что осталось, закопали под берегом овражка, укрыв сверху чехлом с коляски мотоцикла. Сам мотоцикл тоже замаскировали. Пулемёт решили с собой не брать: тяжёлый, зараза. Его закопали чуть в стороне вместе с канистрами с бензином. Найдём схрон, и тогда можно будет вернуться за оставленным добром.

Схрон нашли с большим трудом. Рите в своё время показали лишь примерное его местоположение, так что пришлось буквально на карачках ползать, чтобы найти хоть какие-то приметы того, что где-то здесь есть укрытие. Нашла Рита. Она обратила внимание на родник внизу довольно большого холма с растущими на нём соснами. Раскидав камни, из-под которых он вытекал, мы увидели вполне себе металлическую трубу, уходящую под тот самый холм. Ну а дальше, как говорится, дело техники. Всего каких-то пара часов – и вот уже в сумерках мы наконец-то откопали крышку, закрывающую лаз в схрон.

Под крышкой был лаз высотой примерно два метра, заканчивающийся помещением два на два метра, стены и пол которого были обшиты досками. В одной из стен была дверь, за которой обнаружился проход со ступеньками, ведущий вниз под углом сорок пять градусов. И уже внизу, на глубине метров пяти, за очередной крепкой дверью, снабжённой то ли смотровым окошком, то ли бойницей, было оборудовано само убежище, представляющее собой большой сруб.

Вот только я так и не понял, каким образом всё это построили. Непохоже, что вначале вырыли котлован, в котором собрали сруб, а потом его засыпали. Большие сосны над головой говорили о том, что строили всё это под землёй, не трогая поверхность. И всё это в глухом лесу, где ни дорог, ни тропинок нет.

Первым за дверью было помещение размером два на четыре метра, выполняющее функцию прихожей. Здесь же были оборудованы стойки для оружия, в данный момент пустые. В углу при свете фонарика я разглядел какую-то крышку на полу. Открыл её и удовлетворённо хмыкнул: это был неглубокий колодец, на дне которого бил родник с кристально чистой водой. В полуметре от крышки вода уходила по металлической трубе, выполнявшей роль перелива. Ну, во всяком случае, водой мы теперь обеспечены.

Здесь же на полке нашлись две заправленные керосиновые лампы. Похоже, не всё вывезли отсюда. Непонятным было поначалу предназначение большого железного ведра, накрытого крышкой и стоявшего в дальнем углу. Только присмотревшись, я разглядел, что крышка – это не просто крышка, а не что иное, как стульчак. А значит, передо мной не что иное, как параша. Порадовала сложенная у одной из стен довольно приличная поленница дров. А если есть дрова, то должна быть и печка, для которой они предназначены.

Печка нашлась в следующем помещении размером три на четыре метра. Добротная такая кирпичная печь. Дымоход уходил куда-то вверх, и я уверен, на поверхности он тщательно замаскирован. Здесь же были крепкий стол и скамейки. Сама печь стояла в простенке со следующим помещением, оказавшимся чем-то вроде спальника четыре на четыре метра. Судя по количеству трёхъярусных нар, здесь могло вполне комфортно разместиться как минимум пятнадцать человек. Что мне особенно понравилось, так это то, что воздух здесь был не спёртый и не сырой. Видимо, вентиляция тоже была сделана по уму.

Перетаскали с поверхности свои пожитки и растопили печь. Уже стемнело, и можно было не бояться, что дым увидят, но я всё же выбрался наружу и… не увидел вообще никакого дыма. Даже вот так, глядя в упор. Даже запаха дыма не было. Боюсь даже предположить, где именно строители проложили дымоход.

Постоял некоторое время на вершине холма, прислушиваясь к шуму леса. Как там наши? Как мои девочки в далёком и неведомом уральском городке Белорецке? Как же я по ним соскучился. А тут ещё эта… кошка, блин, со своими зелёными глазищами.

Так, стоп! А когда это я успел разглядеть цвет её глаз? Или это просто ассоциация? Раз Пума, значит, кошка, а у кошек глаза зелёные. Да нет, точно зелёные. Так, ещё раз стоп! Я что, запал на неё, что ли? Хотя что-то в ней есть.

Я ещё раз вдохнул полной грудью и полез вниз.

У печки при тусклом свете керосиновой лампы возилась Рита. Было тепло и пахло чем-то вкусным.

– Товарищ майор, скоро ужинать будем.

В полумраке блеснули её глаза. За прошедший день мы с ней обменялись едва ли десятком фраз.

– Рита, мы же вроде договаривались обращаться по именам. Ещё там, в деревне. Или уже забыла?

– Ой, извини, Илья. Просто…

Она отвернулась, так и не сказав, что именно «просто».

А я тем временем расстелил на столе карту. Просто так отсиживаться в схроне с бабой под боком я не собирался. Вот в чём немцам не откажешь, так это в том, что карты у них точнее наших, советских. Жалко только, что мы в данный момент находились почти у самого верхнего края этой самой карты. Ну да, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят, но новой картой обзавестись всё же стоит.

Я склонился над столом, пытаясь хоть что-то разглядеть. Рита подкрутила фитиль, и стало значительно светлее. На мой немой вопрос она ответила:

– Я канистру с керосином нашла, так что можно пользоваться не экономя. Надолго хватит.

– С утра пойдём за остальными вещами, а потом я пробегусь по окрестностям. Вот здесь мостик интересный обозначен, хочу на него глянуть.

– А я? – резко повернулась Рита. – Я с тобой.

– А ты останешься здесь.

– Между прочим, товарищ майор, у меня спецподготовка, в том числе по снайперскому и минно-взрывному делу. У меня три заброски в немецкий тыл, включая эту.

– Извини, Рита, – несколько смутился я. – Я никак не привыкну. Для меня ты просто девушка.

– Я не просто девушка! – вспыхнула она. – Я сержант госбезопасности! Я подготовленный диверсант! Хотя, – лукаво улыбнулась она, – мне приятно, что ты наконец-то разглядел во мне девушку.

После ужина улеглись спать. Конечно, голые нары – это не мягкая постель в заграничном отеле, но зато тепло и сухо. Правда, абсолютная тишина сильно давила на уши. Могильная тишина.

На соседних нарах завозилась Рита.

– Я в эту заброску почему-то совсем не боялась, – нарушила она тишину. – До этого дважды прыгала за линией фронта и тряслась всё время, а тут ну ни капельки страшно не было. Нас забросили в район Ровно ещё в феврале. Мы должны были взорвать один мост и выйти на связь с партизанами. Мост мы взорвали, а на месте встречи нас ждала засада. Завязался бой, и в живых остались лишь я и наш радист Толя.