Сулла бы одобрил - Никитин Юрий - Страница 11

А еще ему не понравилось, что я начинаю выдвигать инициативы. Раньше все шло от него, мы с Фальстафом прекрасные исполнители, но сейчас я не просто выжил, у меня новые возможности, а любой член стаи сразу же начинает пользоваться ими, повышая статус в коллективе.

Так что надо и дальше помалкиватье. Саруман ревнив, как и всякий человек с нормальной психикой. Для него я должен остаться членом команды, где он шеф, а мы с Фальстафом верные соратники.

Сегодня он, возможно, сделает попытку не внедрять в наш отдел навязанных сверху даунов, лучше бы этого не делал, попадет в нерукопожатные, потом трудное и неприятное увольнение… если все-таки решится.

Это не даст им обоим общаться со мной еще день-два. Блин, а мне что делать?.. Потерять сутки – это же тысячи и тысячи профуканных лет, если не миллионы!

Глава 7

В новостях кровавый мятеж в Пакистане, восставшие захватили склад с ядерным оружием, угрожают применить, в прессе шум, гам и неразбериха.

Захотел понять, что там и почему, но мнения противоположные, а самому прочесть никак, там государственный язык какой-то урду, хотя большинство населения говорит на панджаби.

Я дернулся: а почему нет? Я уже не тормознутое животное из костей и мяса, быстро вписал себе знание этого урду, заодно и панджаби, мгновенно стали доступны для чтения все тексты, за исключением пушту, у них свои сайты и газеты, пришлось вписать себе и этот язык, а заодно уже, чтобы два раза не вставать, синджу, сирайки… да ладно еще и белуджийский, хотя на нем говорят только три процента пакистанцев.

Здорово, что с такой легкостью решаю проблему, для цифровика это запросто, могу и что-то еще, помимо знания языков, это мгновенно станет моей частью.

Погоди, но я стану уже не совсем человеком, если смогу вот так себя дополнять и менять с поразительной легкостью.

Хотя почему нет? Почему я должен оставаться тем самым уродом, который то ли слез с дерева, то ли вышел из пещеры, даже иностранный язык заучивает с огромным трудом и усилиями, теряя месяцы?

Стоп-стоп, сказал я себе предостерегающе. Вспомни, тебе не тридцать, а почти девяносто, должен вести себя мудро и намного осторожнее.

Как быть человеком, знаю, а как быть и к чему приведет такое… апгрейдивание, неведомо, лучше не торопиться. Обдумать.

Вдруг я уже опасен?

Человек не задумывается о несправедливостях бытия, просто живет, у всех же так, но я не все, мне выпал шанс получить неслыханную силу.

И что же, существовать как те, у которой ее нет, не пользуясь?

Дело не в том, что я умею делать. Дело в том, что я умею делать очень много. И мощь свою даже сам не могу измерить.

Понятно, что никого к такой мощи допускать нельзя. И я не допущу. По крайней мере, постараюсь.

Но эта мощь есть у меня. Иметь и не пользоваться – это не для человека. Но я уже не подросток, который все знает, все умеет, и готов рулить хоть политикой всех стран и народов, хоть экономикой всей планеты.

Я на сегодня самый сильный в мире, но это не значит, что самый мудрый… ну да ладно, самый мудрый, согласен, иначе с такой мощью спрячься под корягу и сиди, сопи в две дырочки, только бы ничего не сломать и не испортить?

И вот у этого мудрого мощь, какой ни у кого не было. Так что делать? Ничего – отметается, даже рассматривать не буду. Это только в плохом кино герой, которому выпала великая мощь, кричит в панике: не хочу быть могущественным, хочу быть серой мышью и сидеть в норке!

Никто не отказывается от мощи. Мне в силу возраста и все перепробовавшему для себя уже ничего не надо. Но для меня важно, чтобы род человеческий был сейчас и оставался вовеки.

А что он в опасности, что серьезно болен, видно уже всем, об этом только и трубят во всех СМИ.

Только в Москве установлены двенадцать миллионов видеокамер, около миллиона на перекрестках улиц, в аэропортах и вокзалах, остальные – в офисах, магазинах, парках, даже в зонах отдыха, а сколько в квартирах, вообще только Господу ведомо.

Естественно, у меня доступ ко всем. Еще не наловчился просматривать их разом, пока что кластерами, сейчас вот внимание прицепилось к двум полицейским, где молодой что-то горячо доказывает старшему то ли напарнику, то ли просто коллеге, размахивает руками, чуть не подпрыгивает, а тот прислонился к стене и наблюдает со снисходительной усмешечкой все повидавшего и всему знающего цену человека.

Я включил звук, услышал голос этого бывалого и все повидавшего, просто Гильгамеш в натуре, говорит примиряющим тоном:

– Стихни. Начальство не любит слишком… самостоятельных. Чуть что, это же с них спросят! А тебя сперва в регулировщики на самый сраный перекресток, потом вообще уволят.

Молодой с жаром огрызнулся:

– Но что-то делать надо? Видим, кто где ворует, кто подличает, кто сидит только для того, чтоб по папиной протекции хапнуть звание вне очереди?

– Справимся, – сказал бывалый. – Постепенно. Сам знаешь, цифра на марше, видеокамер на улице больше, чем ворон, каждый шаг пишется, анализируется, кол им в задницу! Скоро скрыть совсем ничего и никак. Зато преступности каюк, и наш бардак рассосется.

Молодой сказал с безнадежностью:

– Когда это еще! А живем здесь и сейчас.

– Скоро, – заверил бывалый. – Даже я дождусь, а ты уж точно!

Молодой посмотрел на него с заметной злостью на лице.

– Не дождемся, если будем только ждать!.. Надо участвовать.

– Чины у нас не те, – напомнил бывалый. – Мы исполнители. И то ме-е-е-елкие!

– Вот и надо исполнять закон, – отрубил молодой. – Как хочешь, а я… Выгонят так выгонят.

Я посмотрел на него с понятным сочувствием. Бывалый тоже мог быть таким же кристально честным и правильным, спасибо родителям, но жизнь согнула, заставила считаться с реалиями. А этот молодой, скорее всего, погибнет, сражаясь с несправедливостью, но именно благодаря таким человечество и продвигается, пусть медленно и с трудом, по ступенькам прогресса и очеловечивания.

Помочь бы тебе, парень, мелькнула мысль. Но как? Разве что поставить на тебе метку, чтобы в трудный момент явиться и… но что могу? Мир огромен. Если говорить начистоту, лучше помогать генералам, чем рядовым, пользы будет больше.

Но и рядовых оставить вот так, если могу помочь, нехорошо. Люди даже собак и кошек спасают, волков из капканов, лосей из проруби тащат…

С другой стороны, животному помочь легко, человеку куда труднее. К тому же житейская мудрость твердит, человек сам кузнец своего щастя, а утопающий должен двигать руками, а не ждать катер со спасателями.

Но все-таки помогу, мы должны помогать друг другу. Даже муравьи помогают, потому и стали властелинами мира.

Мелькнула соблазнительная мысль, чего это я с такой мощью хочу помочь простому полицейскому исполнять свой долг, это же песчинка! Я могу двигать глыбы, а то и горы, но… я только выгляжу молодым атлетом, на самом деле я старый, мудрый и настолько много повидавший, что уже вообще готов опустить руки, как тот бывалый полицейский, и ждать, когда оно само собой рассосется.

Франсуа де Ларошфуко сказал в свое время, что никакие войны не длились бы так долго и с таким ожесточением, если бы была права только одна сторона. В молодости я всегда был только «за наших», в старости начал считать нашими все человечество, а не нашими тех, кто мешает карабкаться по крутой лестнице к светлому будущему.

Но к своему ужасу понял, что наших в таком случае на планете наберется от силы полпроцента, а то и сотая часть, а остальное человечество живет сегодняшним днем и готово удавить тебя, если попробуешь урвать хоть копейку на более быстрое построение счастья для всех.

Духовный мир культивировался в человеке в Средние века, тогда в моде были великие аскеты, но пришла эпоха Просвещения с ее культом поесть и посрать, бестселлером стал срамной роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», где с упоением втаптывалось в грязь все великое и одухотворенное, а о том, как Гаргантюа срал и как подтирал жопу, сразу три большие главы во всех подробностях.