Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 9

- Так может, бросим их здесь – хитро улыбнувшись, сказал капитан. – Сбежали, дескать, из-под стражи… Драгуны подтвердят коли что…

- Не можем мы так, Измайлов – грустно покачал головой Веселовский.

- Почему? Они могут, а мы…хуже? – не сдавался капитан.

- Нет. – Веселовский был тверд. – Мы-то лучше. Потому, что преступники они, а мы – слуги государевы, и не смеем без законов судить. Охраняй их, капитан. – Замолчал Веселовский, понять дал, что разговор окончен.

Ночевал Алексей Иванович у Сафонова. Долго сидели со стариком. Сперва снова Петьку на руках убаюкивал Веселовский. А тот и рад ласке. Спал себе мирно. После, как на лавку укладывать стали, ручонки расцеплять не хотел. Расплакался даже сильно. Но сон сморил. Успокоился, лишь всхлипывал еще долго. Так и сидели два маеора. Сафонов все бои да походы вспоминал, Веселовского расспрашивал про последнюю войну шведскую. Тот отвечал рассеянно, о своем думал, на Петьку сопящего посматривал. Все спросить Сафонова хотел, да не решался сразу. Наконец, не вытерпел, выдал сокровенное:

- Вот что, Андрей Дмитриевич, просьбу к тебе одну имею.

- Говори, говори, все для тебя, соколик, исполню. – Взволнованно старик посмотрел на маеора. Искренне услужить хотелось.

- Жена у меня с дочкой Машенькой… - нерешительно начал Веселовский, - далеко от меня живут. В Швеции.

- Эх, ты горемычный. – Подивился искренне Сафонов, - и что так вдруг?

- Да жену свою я там встретил, покуда год почти стояли, с генералом Кейтом. После войны в Риге жили, а как нас на Украину отправили, службу кордонную, да полицейскую нести, не смог я их с собой взять. Побоялся. Жизнь-то наша кочевая. Я и так, жену первую-то потерял. На линии Оренбургской служили вместе, еще до войны шведской, а там башкирцы бунтовали, вот и нашла ее стрела проклятая басурманская.

Сафонов лишь головой качал изумленный. Слушал внимательно, не перебивал.

- Отправил я их, к родителям. В Швецию. От греха подале. А сердце-то истосковалось.

- Да-а, соколик, досталось же на твою долю… - лишь молвить смог маеор отставной.

- Позволь, Андрей Дмитриевич, Петьку мне с собой взять. А? – с мольбой в глаза посмотрел Веселовский. – Все едино сирота он. А я заместо отца ему буду. А коли война случиться, так сразу к матушке, в Хийтолу отправлю. Старушке то ж радость. Внучку-то и не видела, да и увидит ли, а тут внук будет. Что скажешь, Андрей Дмитриевич?

Старик восхищенно смотрел на Веселовского. Даже головой седой закрутил от удовольствия. Молвил, наконец:

- Ну ты меня старика и порадовал. Счастье-то мальчонке привалило. Сиротства избежать. Я-то старый, сколь еще протяну. Ну год, ну два, а там и на погост, к Аннушке своей. А ты человек сразу видно добрый, Алексей Иванович, не обидишь сироту, знаю. И Петька-то к тебе вишь, как тянется. Я-то сразу заприметил. Бери, бери, мальчонку, дорогой ты мой. Дай-ка расцелую тебя. – Обнялись, старик даже прослезился. – Не сомневайся, бумаги, какие надо, справлю самолично. Эк, счастье-то какое, судьбу сиротскую устроили.

Так и попал Петька в полк драгунский. И всем радость токмо от этого. Со всех рот драгуны повадились ходить, мальчонку проведать. Каждый гостинец норовил принести. Денщик маеровский грозно всех выпроваживал, он-то главной нянькой был. А Веселовский души не чаял в Петьке. Как вечер свободный выпадет, с ним возился. А мальчонка рос смышленый, говорить научился быстро, и текла его жизнь среди будней военных. Фамилию ему по отцу приемному справили – Веселов, а отчество и подавно – Алексеевич. С дворянством сложнее, но и тут, Веселовский не унывал, головку вихрастую поглаживал, приговаривал:

- Ничего, ничего, не крепостной, а вольный человечек, вырастешь, на службу государеву определим, а там и чин офицерский во дворянство выведет.

В 1756 году войну объявили с Пруссией. Но полки драгунские лишь к осени следующего года в поход собрались. Выхлопотал Веселовский у командира полка подорожную, да и отправил пятилетнего мальчугана с денщиком верным к матушке, в Хийтолу.

Глава 5. Солдатское детство.

Не делай ничего без цели и причины.

Марк Аврелий.

- Тебе, Курт, уже шестнадцать. – напутствовал барон фон Стединк, глядя на сына поблекшими голубыми глазами. – Пора начинать делать настоящую карьеру. Для этого ты отправишься в Стокгольм.

Молодой фенрик стоял навытяжку и внимательно слушал отца. Кристофер Адам тяжело, по-стариковски кряхтя и сутулясь, поднялся из-за стола и, прихрамывая, подошел к окну. Помолчал, разглядывая унылый осенний пейзаж. Холодный ветер срывал с деревьев последнюю листву. Затем продолжил, оставаясь стоять спиной к сыну:

- Ты отлично проявил себя при обороне Штральзунда, но… в нынешнее время офицеру недостаточно быть только храбрым. Нужны покровители и деньги. Прежде всего, деньги. Имения фон Стединков разорены войной, пруссаки безжалостно прошлись по нашим владениям и посевам, в отместку за мой отказ служить в их армии.

Курт согласно кивнул, рассматривая потертый на спине камзол отца. Семья переживала не лучшие времена. Бедность так и лезла на глаза изо всех щелей их родового имения. Питались скудно, экономя на всем. Отцовские мундиры давно уже перешили и подогнали под фигуры сыновей. Сам барон довольствовался старым, не раз штопаным камзолом. Убогость существования согнула некогда стройную фигуру отца. Сутулиться стал барон. При ходьбе прихрамывал, оттого по улице ходил с тростью.

Курт прекрасно помнил, как с началом войны отец вывез всю семью в Штральзунд, а сыновей переправил в Вольгаст, откуда они могли бы легко добраться до Швеции. Здесь и состоялась первая встреча молодого Стединка с пруссаками, ворвавшимися в шведскую Померанию. Вместе с Виктором патруль схватил их прямо на улице.

- Не смей прикасаться ко мне и моему брату, тупая скотина! – Курт смело отбросил грязную лапу прусского капрала, хотевшего было сгрести мальчишку за шиворот.

- Ха-ха-ха, мальчишка-то с гонором – пруссаки с хохотом обступили братьев Стединк. Ружья скинули. Штыки блеснули зловеще. К стене мальчишек прижали. Морды красные, пропитые. Духом пивным тяжелым и кислым несло.

- Мой дед фельдмаршал Пруссии! – выкрикнул Курт, отворачиваясь от зловония перегара.

- А может сам король? – солдаты откровенно глумились, зубы гнилые скалили.

- Хальт! – послышалась резкая команда. Пруссаки замолчали и вытянулись в струнку, но оружие наперевес держали. К патрулю приближался офицер.

- В чем дело, капрал? Что за мальчишки? – взгляд презрительный и острый.

- Пытались скрыться. Сопротивлялись. Не иначе лазутчики. – Капрал подобострастно смотрел на офицера.

- Кто тут упоминал нашего славного и великого короля Фридриха? – офицер не слушал объяснений.

- Господин офицер! Это я сказал, что мой дед фельдмаршал Пруссии фон Шверин. – отчаявшись, Курт шагнул вперед, штык отведя рукой.

- Забавно. – Офицер посмотрел на мальчишек с удивлением. Потом бросит кратко:

- Капрал. Доставить в штаб. Там разберутся.

Незнакомый генерал, потом беседовавший с юным Куртом, был удивлен не меньше офицера, что спас внука знаменитого фельдмаршала фон Шверина. Однако, по его мнению, это не служило оправданием его отцу - барону фон Стединку, отказавшемуся перейти на сторону Пруссии:

- Твой отец предатель отечества и подлежит наказанию.

- Он не предатель! – гневно воскликнул десятилетний мальчишка. – Род Стединков всегда служил верно тому, кому присягал.

С началом Семилетней войны стараниями деда-фельдмаршала отцу, как и было обещано, поступило личное приглашение от самого Фридриха Великого перейти на службу в его армию. Но Кристофер отклонил предложение, сообщив в письме, что он, (осторожничал, барон!) – хотя и против своей воли – считает вынужденным остаться служить в шведской армии.

Прусский генерал отпустил братьев Стединк, бросив кратко: «Убирайтесь с глаз моих!» Но если до этой встречи Курт и испытывал какие-либо симпатии к Пруссии, то теперь он был твердо намерен сражаться на стороне Швеции. Тем более, что вскоре его знаменитый дед пал в бою при штурме Праги.