Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 79

- Она больше не рабыня! Я хочу сделать ее кадын-эфенди! – приказал Абдул Гамид.

- Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель.

- А сейчас иди! Я хочу спать. И прикажи, чтоб завтра же, Зейра, так ее зовут?

- Так, повелитель.

- Предстала днем передо мной.

- Слушаюсь, повелитель.

- Я думаю, что теперь она долго еще будет делить со мною ложе, и даже подарит мне еще одного наследника. – пробормотал изможденный Абдул Гамид, переворачиваясь на бок и утыкаясь в мягчайшие подушки. Сладкий сон сковывал утомленное тело падишаха.

Юсуф-Коджи мог праздновать победу. Повелителю Османской империи было точно не до войны с русскими.

Глава 4. Заботы Екатерины.

«Усердие и охота народная против сего неприятеля велика».

Екатерина II

Теперь рабочий день Екатерины не имел никаких перерывов. Она принимала всех без остановки. Весь заведенный ритуал полетел к черту. Посетители шли к ней нескончаемым потоком - за завтраком, за волосочесанием, за обедом, за ужином. Отменены были все развлечения и пышные приемы. Вернее сказать, приемы сохранились, но они были сугубо рабочими. Екатерина надевала чрезвычайно простое, открытое и свободное платье с двойными рукавами и широкие башмаки на низком каблуке. Ей непрерывно подносили лед и она протирала им лицо и виски – стояла нестерпимая жара. Она жаловалась окружающим:

- В такое-то пекло вынудил меня этот фуфлыга сидеть в Петербурге! Ну ужо ему будет.

Она забыла про внуков, с которыми раньше старалась провести как можно больше свободного времени. Скучая, болтался без дела и фаворит Мамонов – его литературные таланты и обходительность сейчас не интересовали императрицу.

- Пойди, Саша, займись чем-нибудь, - извиняющимся голосом говорила ему Екатерина. С обиженным лицом Мамонов удалялся к себе или слонялся по дворцу, разглядывая хорошеньких фрейлин.

- Почитай, бумаги от Сиверса . – протягивала их Безбородко. – Я подчеркнула то, что мне важным кажется. Подготовь сразу указы.

- Матушка! – ужом вползал, несмотря на всю свою тучную фигуру перебежчик – Магнус Спренгпортен. – Диверсию хочу учинить.

- Какую? Где? – Екатерина сразу пододвигала к себе карту, как заправский штабной офицер.

- Вот отсюда! – толстый палец генерала втыкался в бумагу. – От Олонца!

- Ну-ка, ну-ка поясни, Егор Максимович.

- Отсюда, с севера, ну никак шведы не ожидают удара! Все их войска располагаются южнее, чтоб на Петербург наступать сподручнее. Сформируем три батальона пехоты, казаков и ударим. А там, на шведской-то стороне границы карел много проживает православных. Уж они-то всегда готовы под твою власть милостливую отдаться. – Спренгпортен даже руку положил на карту, направление показывая. – Я сам, лично, готов возглавить сию партию. Это будет хороший сюрприз нашему Густаву.

- Хитро умыслил – задумалась Екатерина.

- Да еще одно, матушка…

- Валяй! Что там у тебя, генерал? – видела, что мнется Спренгпортен, не договаривает.

- Денег, матушка, надобно! – и пояснял торопливо, - на подкупы, на возмущение в шведских пределах. Помнишь, бригадиру Гастферу, что в осаде Нейшлот держит пообещали.

- Выдать! А по батальонам олонецким, да казакам, сама отпишу Тутолмину . Отказа ни в чем не будет. Хитро, хитро придумал, генерал. Ступай с Богом. – Спренгпортен кланяясь, задом вылез из покоев.

- Храповицкий!

- Здесь я, матушка!

- Отпиши Архарову - набрать один-два эскадрона из праздношатающихся иноземцев. Всех церковников заштатных собрать тако же и по полкам отправить. Да, и цыган пущай всех соберет, кои к службе годны!

- А этих то куда? – изумился Храповицкий.

- В гусары, ибо лошадники они знатные, а чернявостью своей с сербами да черногорцами схожи, что мы с Балкан у себя принимаем. Тутолмину отписывай – диктовала без остановки, - пущай наберет ямщиков, тыщи две, не менее. Писать их всех казаками, а Военной коллегии прислать старшину казацкую с юга, из армии, от светлейшего князя Потемкина, для обучения.

- Готово, матушка! – возникал вновь Безбородко.

- Что у тебя? Указы? Показывай!

- Об усилении флота нашего до 48 кораблей и 100 галер.

- Давай. «Быть по сему!»

- О постройке маяков от Систербека до Выборга…

- «Быть по сему!»

- О доставлении лекарств из казенных аптек ко всем полкам…

- «Быть по сему!»

- Об открытии свободной подписке на рекрутов от 18 до 50 лет… с особыми правами…

- Подожди, дай гляну сама… Так…кто пойдет служить добровольно, будет на двадцать лет освобожден от двадцати последующих наборов… по окончании охотников распустить и освободить в дальнейшем от службы… Коли помещик дает рекрутов добровольно, то и он в дальнейшем от повинности оной освобождается. Правильно все. Добавь только: лоб охотникам забривать никто не будет!

- Сей миг, матушка. Уже дописал!

- Тогда: «Быть по сему».

- Вот еще одно, матушка, но… - замялся Безбородко.

- Что мнешься?

- О колодниках и каторжниках…для употребления их по войску и флоту Часть, ну тех, что по морской службе числились мы на усмотрение Адмиралтейств-коллегии на эскадру Грейга выпустили. А остальных, я бы на совести обер-полицмейстера оставил? А?

Задумалась на секунду, головой тряхнула решительно:

- Быть по сему! Да, - вспомнила вдруг, - а как там наш посланник, граф Разумовский?

- Да покамесь в Стокгольме… - развел руками вице-канцлер, - все из объятий красавицы Вреде не вырвется.

- Что сообщает сей дамский искуситель?

- Густав приказал везде служить молебны в честь побед шведов. Пасторы на проповедях повторяют слова короля о возрождении шведской империи. Простолюдины рукоплещут Густаву, а среди дворянства против войны ропот.

Екатерина усмехнулась:

- Ну-ну, все в Цезаря играет братец, о конце-то оного помнит? Тоже мне император выискался! – фыркнула, - Куда конь с копытом, туда и рак с клешней!

- Да, чуть про гвардию нашу не забыла! Отпиши приказ мой премьер-майору Татищеву . От каждого полка гвардейского по батальону, от Конной гвардии – три эскадрона. Пускай с ними и великий князь отправиться, давно проситься у меня. В конвой ему лейб-казачий эскадрон определи. Пусть присмотрят, а то горяч уж больно, Павел Петрович – хмыкнула. – Да, главенствовать над всем гвардейским отрядом Татищеву. Александр Васильевич, - Храповицкому, - ты прикинь-ка, что там из войск у нас набирается. Опосля доложишь.

И в который раз повторила:

- Эх, и в правду сказать, близко царь Петр столицу-то заложил…

На что Храповицкий заметил вскользь:

- Основал то он ее еще до взятия Выборга, знамо на себя-то рассчитывал.

- Оно, конечно, - соглашалась Екатерина, - только все вспоминаю про светлейшего князя Потемкина. Был бы рядом, в пять минут все обрешили б, как со шведом разобраться наилучшим образом.. А так все самой, все самой приходиться.

Но и про Европу не забывала Екатерина. Общественное мнение штука важная.

В Берлин писала Циммерману : «Петербург теперь иметь будет вид сражения, да и я сама живу как на главной квартире. Надобно будет, с гвардией отойду к Осиновой Роще. Европа отдаст мне справедливость. Правосудие, рассудок и истина на моей стороне. Смело отдам свое дело на решение всем университетам на свете!»

В Париж - Гримму: «Мной многоуважаемый брат, сосед и тупица затеял таки войну. И на что рассчитывают шведы? Да их каменьями заметут с мостовых Петербурга!»

Мнение послов иностранных выслушала. Австрийский Кобенцель раскланялся весь:

- Мы поражены скорости, с какой ваше императорское величество встретили Густава!

А французский посланник Сегюр добавил:

- Великая империя и великие ее ресурсы! Одно непонятно…

- Что ж вам граф не понятно? – усмехнулась Екатерина.

- Отчего Густав так медлителен?

- Воевать, граф, не пьески писать. Это не театр! Вон он – на газеты разбросанные кивнула, - по всей Европе расшумелся, о вероломстве нашем, о победах своих. Бумага все стерпит. А мы тем временем лупить будем автора сих пасквилей. Даст Бог время, сама сяду, ответ сему сочинителю состряпаю. А суть ответа и делами подтвердим.