Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич - Страница 59

- Судя по всему племянница покойного Нильссона. – Догадался монах. Чуть пошатываясь, она спустилась по прогнившим ступеням крыльца и направилась куда-то вправо, зашла в маленькую пристройку без двери, но пробыла там совсем недолго и вышла обратно, поправляя на ходу свою юбку. Только сейчас, подняв голову, она заметила отца Мартина. Но появление монаха не вызвало у нее никакого удивления. Также неторопливо она подошла к нему, скользнув взглядом холодных голубых глаз, в которых было одно лишь безразличие.

- С чем пожаловали, святой отец? – Голос ее был сух и не выражал никакого интереса к гостю. Смотрела она куда-то в сторону.

- Я отец Мартин, один из судей святого трибунала, изучающего сейчас дело вдовы вашего дяди Свена Нильссона, обвиняемой в его отравлении через колдовство. – Представился доминиканец.

- Ну и что с того? – Лицо женщины не выразило никаких эмоций. Однако, теперь она смотрела прямо на него. Взгляд ее стал просто ледяным. Она пожала плечами. – Вы – суд, вы и разбирайтесь!

- Обвинение строиться на доносе вашей матери и ваших с ней показаниях, а также показаниях вашего отца Калле Ханссона…

- Он мне не отец! – Илва перебила его.

- А кто?

- Один из отчимов! Я думаю, даже моя мать толком не вспомнит, кто был моим настоящим отцом.

- Понятно. – Склонил голову отец Мартин. – Но Олле Перссон ваш муж?

- Этот мой! – Кивнула Илва. – Что с того?

- Я могу поговорить с вами о подробностях… - Начал было монах, но женщина его снова перебила:

- О чем говорить-то? Мы уже все сказали, а преподобный Хемминг все записал, или его секретарь Йоран, не помню уже… - Она нахмурила лоб. Было видно, что ее мучает сильное похмелье. Тонкие губы пересохли, язык с трудом ворочался во рту. – Не о чем говорить, я уже все сказала. Слова кончились. Дело теперь за вами, святые отцы. Это по вашей части! Отправьте ведьму поскорее на костер и не докучайте тем, кто истинно верует в Господа нашего и Пресвятую Богородицу!

Доминиканец покачал головой:

- А я могу видеть вашу мать?

- Нет! Ей не встать! Это я выползла, мне всегда плохо спиться с похмелья. Поминали мы, святой отец, невинно загубленную душу моего дяди. Или это запрещено канонами нашей церкви, помянуть христианина? – Ее глаза смотрели жестко.

- Нет! Не воспрещается. А о своей душе вы подумали, дочь моя?

- А что мне о ней думать? – Зло спросила женщина. – Это она ведьма, а не я! Мы здесь все на виду, каждый знает нас. За нами колдовства отродясь не водилось! Мы и в церковь ходим, как все. И в Бога веруем, и в Пресвятую Богородицу. – Однако, отметил отец Мартин, сказав это, ее рука даже не дернулась совершить крестное знамение. - И молимся исправно. Спросите преподобного Хемминга! Мой сын, Андерс, у него в лучших учениках.

- Насчет вашей благонравности могу сказать лишь одно: у меня глубокие сомнения, что вы относитесь к наиболее благочестивым жителям Моры. Но речь сейчас не об этом… Что вы думаете по поводу клеветы?

- Какой еще клеветы? – Илва прищурилась и впилась в священника острым краем ледяного взгляда.

- О том, что придется, возможно, обвинить вас в клевете, которая целью имела осуждение на казнь невинного человека, что приравнено к убийству, а также в попытке завладеть чужим имуществом. Я понимаю, что это в юрисдикции не церковного суда, а светского, но могу сказать, что подобные деяния караются виселицей.

- А вы докажите, святой отец! – Усмехнулась женщина. – Я не писала никаких доносов!

- Не вы, так ваша мать! – Пожал плечами отец Мартин, и повернулся поскорее уйти прочь с этого двора.

- Давайте, давайте! Еще ни одна ведьма не уходила от справедливой кары! – Раздалось ему вслед. Илва хотела было сплюнуть, но рту все пересохло. Она махнула рукой и побрела в дом. Из-за дальней постройки, что была в глубине двора, выглянула светловолосая голова мальчика. Он внимательно проследил за женщиной, потом выскользнул и побежал догонять священника. Это был Андерс.

Мальчик крадучись проследовал за священником до самой церкви, не решаясь его остановить. Лишь у самых дверей, понимая, что промедление невозможно, он тихо окликнул его:

- Святой отец!

Доминиканец оглянулся:

- Что тебе, сын мой? Прости, но я сейчас очень занят одним важным делом, и мне некогда говорить с тобой. Давай позднее…

- Я Андерс – сын Илвы! – Мальчик потупил виновато голову. Это меняло дело. Отец Мартин быстро присел, стараясь сравнятся с мальчишкой ростом, схватил его за плечи:

- Говори, только умоляю тебя, сын мой, как можно быстрее.

- Я видел и слышал, как они сочиняли донос. Эта старуха, моя бабка Барбро и секретарь преподобного Хемминга. Я предупредил эту женщину, что нынче судят, чтоб она уезжала, но она или не успела или не смогла.

- Ты сможешь это подтвердить под присягой?

- Да, святой отец… но… - Мальчик замялся.

- Что, сын мой? Что тебя смущает? То, что ты скажешь правду?

- Нет! – Мальчик помотал головой. – Старуху повесят?

- Скорее всего, да! – Кивнул монах.

- А мою мать? – Андерс посмотрел в глаза отцу Мартину.

- Нет! Не она же писала донос. Хотя, безусловно, она косвенно тоже виновата, но ее не накажут. Ей, один Господь – судья!

Мальчик заметно повеселел:

- Тогда, я все подтвержу! И еще, у меня есть одна просьба… - Его взгляд стал умоляющим.

- Говори! – Поторопил его монах. Он очень боялся опоздать.

- Я слышал, что вы из Стокгольма… Вы не могли бы забрать меня отсюда… Я очень хочу учиться дальше… и прошу вас мне в этом помочь… я знаю уже…

Но отец Мартин перебил его:

- Я все понял, сын мой. Давай поговорим об этом серьезно и обстоятельно, когда завершим все дела. Дела, которые, как ты понимаешь, не терпят никакого отлагательства. Согласен?

Мальчик кивнул головой.

- Тогда пойдем со мной! Поспешим. – Отец Мартин увлек Андерса за собой в церковь.

Опасения доминиканца полностью подтвердились. Теперь к имеющимся доносу и показаниям против Уллы, добавилось обвинение в исчезновении трупа покойного мужа, совершенное неизменно колдовским путем.

- Maleficia! Crimen exeptum. Это очевидно. – убежденно заявил францисканец преподобному Хеммингу, когда они шагали с кладбища. – С нее и начнем! Изгнание бесов может немного обождать. Попытка нашего брата-доминиканца обвинить меня в недостаточном милосердии неубедительна. Теперь мы имеем более чем основательные причины начать допрос с пристрастием.

- Это ничего, что отец Мартин явно против? – Спросил осторожный Хемминг.

- Из трех членов святого трибунала нас двое, то есть большинство. Или вы так не считаете?

- Нет, нет… - заспешил с ответом священник из Моры, - что вы, брат мой, я целиком вас поддерживаю, и мое мнение полностью совпадает с вашим.

- Тогда сразу и приступим к делу. Надеюсь, палач вами предупрежден?

- Да, да! – Закивал преподобный Хемминг. – Он наготове еще со вчерашнего дня.

- Тем лучше! Заминок больше не будет! Пока отец Мартин пытается собрать какие-то доказательства ее невиновности, мы уже получим ее признание, которое будет внесено в протоколы суда. Этого более чем достаточно! Никакие доказательства не перевесят собственного признания ведьмы!

Ничего не понимающую Уллу стражники грубо выволокли из камеры, и она вновь предстала перед судом. Однако теперь ее привели не зал, а в какое-то мрачное плохо освещенное продолговатое помещение, с единственным окошком где-то под потолком. Дышалось тяжело - воздух здесь был спертый и душный. Пахло чем-то неприятным, как будто отбросами. В глубине мерцал огонь жаровни, и его отблески, казалось, облизывали с жадностью темные стены, выхватывая из мрака какие-то странные предметы и приспособления.

У входа ее ожидали двое – тот самый монах, буравивший ее пронзительными взглядами вчера и второй – тоже священник, что председательствовал на суде. Третьего, с которым был молодой человек, что приглянулся Улле, их не было. Она в страхе озиралась по сторонам в ожидании чего-то ужасного.