Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Адамович Надежда - Страница 22

Согласно распространенному (по крайней мере, в XV–XVI веках) мнению, сексуальность расценивалась как искажение образа и подобия Божия, как нечто низкое, «скотоподобное» или даже связанное с дьяволом. Женственность и сексуальность вошли в мир, после того как Ева поддалась искушению, после грехопадения. Философы доказывали, что образ и подобие Божие — это мужчина. Да и сама женщина первоначально имела мужское обличье, а появление всех женских особенностей и размножение только посредством «скотоподобного совокупления» мужского и женского пола — это результат грехопадения[156].

Сотворение Евы. Фрагмент миниатюры из псалтыря. Ок. 1320.

De la Twyere Psalter / The New York Public Library Digital Collection

Писатель, ученый и богослов Максим Грек (1475–1556) считал, что в день Страшного суда, когда все люди воскреснут, они «воссоздадутся нетленными», а поскольку размножаться будет уже не нужно, «воскресшие вернутся к равноангельскому достоинству», то есть женщины обретут мужской облик. Однако он отмечал и другую точку зрения: что люди воскреснут каждый в своем теле, но «только тогда не будет похоти блудной, которая служит причиною стыда, ибо и до грехопадения своего они были наги и не стыдились». В результате «похоть блудная будет отнята от воскресших тел, образ же мужской и женский они сохранят»[157].

Ну а пока, до всеобщего воскресения, в этой жизни, женщина оставалась сосудом блудной похоти.

Мужчине, как сохранившему образ Божий, следовало регулировать сексуальность женщины, сдерживать ее «скотоподобие». Ну и, конечно, самому стараться избегать похоти и блуда. Следить за соблюдением моральных устоев должна была церковь.

Глава 11. Тело женочье

Знаменитый постулат русского Средневековья о трех матерях человека прямо связывает женщину (мать, которая родила) с Божьей Матерью и матерью сырой землей и тем самым наделяет ее сакральными качествами. Кстати, по воззрениям древних славян, мать сыра земля не нуждалась в том, чтобы ее оплодотворяло мужское божество. Представления о божественной паре земли и неба появились позднее[158]. В одной из «заветных» сказок Александра Афанасьева земля сопоставляется с женским телом: грудь («титьки») — «сионские горы», пуп — «пуп земли», вагина — «ад кромешный», «геенна»[159]. Каждая часть тела так или иначе фигурирует в поверьях и обрядах, которые пришли к нам из глубины веков. Конечно, чтобы осветить все русские поверья, связанные с этой темой, потребовалась бы целая энциклопедия, поэтому ограничимся несколькими частями тела.

У всех восточноевропейских народов до последнего времени сохранялась вера в магическую силу волос. С глубокой древности замужние русские женщины тщательно скрывали их под головными уборами. Старейшей прической следует считать распущенные волосы: во всяком случае, на миниатюрах Радзивиловской летописи женщины изображены именно так. Равно как и Ева на древнерусских фресках и миниатюрах. К XVII веку распущенные волосы стали обрядовой, ритуальной прической: «В особо торжественных случаях восточнославянские девушки не заплетают волосы в косу, а распускают их по плечам. Так делают во время венчания, при причастии, по случаю траура по умершему родственнику и так далее»[160].

По представлению наших пращуров, волосы — «вечноживущие», то есть не подвержены смерти. Вплоть до нашего времени многие верили, что они продолжают расти и у мертвых. Выпавший или вырванный волос как бы становился самостоятельным живым существом, сохраняя между тем энергетическую связь с человеком.

Рязанское население рассказывало, что волосы — это нити из пряжи Божьей Матери, которыми Бог украсил людей, поэтому в старину отрезанные и выпавшие волосы хранили, а затем клали в гроб: на том свете необходимо давать отчет за каждый волосок и возвращать их все Божьей Матери. Местная сказка объясняет появление различий в мужских и женских прическах тем, что однажды черт пытался утянуть женщину в ад, а мужик, схватив ее за волосы, вытащил ее на этот свет.

Возведение строений и распашка земель женщинами из племени гилиев. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. Библиотека РАН

Также на Рязанщине первое яйцо, снесенное молодой курицей, катали трижды по голове старшего ребенка, приговаривая: «Курочка, курочка, снеси столько яичек, сколько у ребенка волосков!»; знающие торговки первой вырученной от продажи монетой расчесывали волосы, приговаривая: «Сколько волос, столько пусть денег»; изготавливая пояса, женщины с соответствующими заговорами вплетали в них свои волосы — для защиты от нечистой силы[161]. В некоторых регионах волосы прятали под камни, закапывали на перекрестках, реже сжигали[162].

Василий Корень. Грехопадение. Гравюра на дереве. 1695. Российская национальная библиотека

Волосы матери были для ребенка сильным оберегом. Мещерские повитухи перевязывали пуповину нитью, спряденной из конопли (реже льна) и волос матери. Ребенку, к которому постоянно цеплялся сглаз, повязывали на запястье материнский волос[163].

Чтобы приворожить парня к девушке, брали его и ее волос и с соответствующим заговором связывали их[164].

Так же поступали, если хотели сжить кого-то со свету: в таком случае волос живого связывали с волосом мертвеца[165]. Особенно ценился волос умершего насильственной смертью: с его помощью наводили порчу на семью. Такой волос незаметно подкладывали на печь или в красный угол — и в результате муж с женой жили плохо, скандалили, а иногда дело доходило до смертоубийства.

Использовались волосы и для гадания. Во время обряда крещения волосы младенца закатывали в воск и бросали в купель. Примечали: если плавает — ребенок будет жить, пойдет ко дну — не будет[166]. В конце XIX — начале ХХ века в некоторых рязанских селениях мужья, отправляясь на заработки или на войну, оставляли женам пару-тройку своих волосков. Время от времени женщина опускала волосок в стакан с «непитой», то есть взятой в полночь, водой. Если утром вода оставалась чистой и волос плавал на поверхности — с мужем все хорошо. Если вода мутнела, но волос плавал — он жив, но с ним случилась какая-то неприятность. Если же вода мутнела и волос тонул — это был знак, что человека нет в живых[167].

Со времен Древней Руси до нас дошли секреты «чтоб власы долгие и хорошие были»[167]. Волосы считались гордостью девушки и женщины («Моя русая коса всей волости краса»[167] — пелось в одной песне, распространенной на рязанской земле), и потому, например, рязанские девушки на Вознесение расчесывались в ржаном поле, «чтобы иметь волосы густые, как рожь, и быть здоровыми»[167]. В ночь перед Рождеством следовало набрать снег, растопить его и вымыть этой водой голову с приговором: «Как матерь Ева в раю во власы одевалась, так бы и у меня, рабы Божьей [имя], власы были такие»[167]. Мыли голову и золой: разбавляли горсти две свежей золы водой до сметанообразной консистенции. Полученное «зелье» наносили на влажные волосы и смывали теплой водой. Также рекомендовалось «в штофе воды навести меду и мыть оным волосы»[167]. Очень действенными средствами для улучшения роста волос считались конопляное и льняное масла. Их добавляли в пищу и втирали в волосы.