Коллекционер - Фаулз Джон Роберт - Страница 65

Я сказала, пожалуйста, пусть это будет не очень надолго.

Он только головой покачал. Не знаю, что он хотел сказать. «Нет, не надолго» – или – «не нужно надеяться, что это не надолго». Может быть, он и сам этого не знал. Но выглядел очень печальным. Таким печальным.

Разумеется, я тоже выглядела печальной. Но на самом деле печали я не чувствовала. Во всяком случае, это была не та печаль, от которой болит душа, не та, которая овладевает тобой целиком. Пожалуй, мне даже было приятно. Свинство, но так оно и было. Я даже напевала по дороге домой. Было так романтично, так таинственно. Так хорошо жить.

Мне казалось: я уверена, что не люблю Ч.В. Я победила в этой игре.

Что же произошло потом?

Первые дня два я все думала, он позвонит, что у него это просто мимолетная прихоть. Потом испугалась, что не увижу его долго – месяцы, может, и годы. Это казалось до смешного нелепым. Ненужным. Невероятно глупым. Меня злила его слабость. Я решила, раз он такой, пусть катится.

Этого настроения хватило ненадолго. Я решила: решу, что все это к лучшему. Он прав. Лучше всего порвать окончательно. Сосредоточиться на работе. Быть практичной, деловой, серьезной, то есть совершенно на себя непохожей.

И все это время меня занимала мысль – а не люблю ли я его? Но ведь если столько сомнений, то вряд ли?

А теперь я должна написать, что чувствую сейчас. Потому что я снова изменилась. Я знаю. Чувствую.

Внешность. Я понимаю – идиотство иметь раз и навсегда определенные понятия о внешности. Испытывать волнение, когда целуешься с Пирсом. Быть не в силах отвести от него взгляд (конечно, когда он этого не видит, не то зазнается). Постоянно осознавать, до чего он красив. Словно прекрасно выполненный рисунок с уродливой натуры. Забываешь об уродстве. Я ведь знаю, этически и психологически Пирс уродлив, просто туп, скучен, фальшив.

Но даже в этом я очень изменилась.

Вспоминаю, как Ч.В. обнял меня за плечи.

Во мне живет какое-то гадкое любопытство. Я хочу сказать, Ч.В. знал столько женщин и он, наверное, очень опытен в постели.

Представляю себя с ним, и мне не противно. Как он обнимает меня. Нежно и уверенно. Интересно: все могу себе представить, кроме главного. И что это нужно делать всю жизнь.

Потом, это его несчастное пристрастие. Чувствую, из-за этого он может меня когда-нибудь предать. А я всегда представляла себе брак как увлекательную авантюру: двое юных ровесников отправляются в путь, вместе совершая открытия, вместе становясь все более зрелыми, взрослыми. А ему – что я ему могу рассказать, чем помочь? Помогать и рассказывать тут мог бы только он.

Я так мало видела и знаю. Понимаю, Ч.В. во многом представляет идеал человека. С его умением распознать, что поистине важно, независимостью, нежеланием быть и поступать как все. С его исключительностью. Мне нужен человек, обладающий именно этими качествами. Но их нет ни у кого, кроме Ч.В. Из тех, кого я знаю. В училище есть ребята, которые – на первый взгляд – отличаются теми же свойствами. Но ведь они все – мои ровесники. А в нашем возрасте не так уж трудно быть откровенными друг с другом и посылать условности куда подальше.

Как-то раз мне пришло в голову, а не уловка ли это? Как жертва фигуры в шахматах. А вдруг бы – уже на лестнице – я обернулась и сказала, поступайте со мной как хотите, только не прогоняйте?

Нет. Такое о нем даже подумать невозможно.

Что значит – время. Года два назад я и предположить не могла бы, что способна влюбиться в человека настолько старше меня. В Ледимонте я всегда ратовала за возрастное равенство. Помню, что чуть ли не больше всех возмущалась, когда Сюзан Гриллет вышла замуж за Безобразного Баронета, чуть не втрое старше нее. Мы с Минни (глядя на М. и П.) часто рассуждали о том, что нельзя влюбляться в мужчин, способных «по-отечески» относиться к своим женам (отношения между П. и М.), тем более выходить замуж за тех, кто тебе в отцы годится. Теперь я настроена совершенно иначе. Я думаю, мне нужен человек много старше, потому что своих ровесников я просто вижу насквозь. Кроме того, я не думаю, что Ч.В. способен относиться к своей жене по-отечески.

Все это бессмысленно. Могу всю ночь приводить доводы «за» и «против».

Я – Эмма. Не такая уж неопытная девочка, но еще не взрослая женщина. И та же проблема: кто тот единственный «он»? Калибан – мистер Элтон. Пирс – Фрэнк Черчилль. Нет сомнения, Ч.В. вовсе не мистер Вестон (еще одно несоответствие имен!), но можно ли считать, что он – мистер Найтли?

Разумеется, и образ жизни Ч.В., и его взгляды заставили бы мистера Найтли в гробу перевернуться. Но мистер Найтли ни в чем не мог бы сфальшивить. Потому что не был снобом и ненавидел претенциозность и эгоцентризм.

Кроме того, каждый из них носит имя, которое я терпеть не могу. Один – Джордж, другой – Чарлз. Нет ли здесь потаенного смысла?

Не ем целых пять дней. Только немного воды. Он приносит еду, но я не взяла в рот ни крошки.

Завтра снова начну есть.

Полчаса назад поднялась со стула и вдруг почувствовала, что теряю сознание. Пришлось снова сесть. До этого момента я чувствовала себя не так уж плохо. Только немножко болел живот и слабость во всем теле. Но эта дурнота – совсем другое дело.

Не желаю умирать из-за этого подонка.

Совершенно не чувствовала голода – до того полна была ненависти к нему.

Отвратительная жестокость.

Злобная трусость.

Эгоизм.

Калибанство.

Все это время не хотела ничего писать. Иногда возникало желание взяться за дневник. Потом казалось – это слабость. Согласие принять все, что происходит. Ведь я чувствую: как только запишу что-то, сразу перекипаю, успокаиваюсь. Но сейчас мне кажется, необходимо все записать. Как протокол.

Потому что он это сделал.

Гадость.

Если и существовали между нами отношения, хоть в чем-то напоминающие дружеские, какая-то человечность, доброе расположение – от всего этого не осталось и следа.

Отныне мы – враги. Я и он. Он наговорил такого, что ясно – ом тоже меня ненавидит.

Ему ненавистно само мое существование. В этом все дело.

Может быть, он и сам еще не полностью осознал это, потому что сейчас он со мной – воплощенная любезность. Но это время не за горами. Однажды утром он проснется и скажет себе: «Я ее ненавижу».