Анти-Горбачев 2 (СИ) - Тамбовский Сергей - Страница 28

— Предлагаете перейти к методам, осужденным партией и народом? — с усмешкой спросил Романов. — Репрессии, конечно, исключать нельзя, но и упирать только на них будет неправильно. Товарищ Демирчян — ваша точка зрения, — передал он слово армянскому руководителю.

Тот собрался с мыслями и высказался:

— Я считаю, что ситуация близка к критической, страсти накалились и охладить их с помощью посадок главных лиц вряд ли удастся.

— И что вы предлагаете? — спросил Романов.

— Нужен какой-нибудь поворот, который отвлечёт внимание масс от этого конфликта… что-то очень серьёзное и затрагивающее интересы абсолютно всех. Тогда страсти поутихнут на какой-то период… а тем временем хорошо бы расположить в НКАО одну какую-нибудь часть советской армии, желательно на границе с Азербайджаном — это тоже остудит горячие головы.

— Про армию мысль хорошая, надо обдумать, — ответил Романов, а затем продолжил с большим интересом, — а что это за поворот, вы придумали?

Глава 21

— Здравую мысль высказал Джигарханян сегодня за обедом, — осторожно начал Демирчян, — чтобы временно поменять юрисдикцию Карабаха на российскую…

— И вместо того, чтобы ругаться друг с другом, армяне и азербайджанцы сплотятся и начнут ненавидеть оккупантов-москалей? — весело спросил Романов.

— Москали это украинский термин, — поправил его Багиров, а у нас ругательное наименование русских немного другое — гяуры.

— Ну это не так важно, а что по сути предложения скажете, Камрян Мамедович? — спросил его Романов.

— Так сразу ничего определенного, — начал тот, — требует обдумывания… хотя как временная мера вполне может себя оправдать.

— Можно ведь ещё поделить Карабах на две части, — это предложил секретарь карабахского обкома, — в одной пусть соберутся армяне, а в другой азербайджанцы… раз уж они вместе уживаются плохо, пусть забором будут разграничены.

— Сложно это, Борис Саркисович, — поморщился Романов, — тут же всплывет вопрос, как делить, в каких пропорциях, какие населенные пункты куда относить… хотя тоже можно обсудить.

— По итогам Первой мировой войны, — неожиданно вступил в дискуссию Цинёв, — я как раз недавно прочитал пару книг по этому вопросу, провели референдумы на спорных территориях. В основном на границах Польши и Германии. Под контролем наблюдателей из других стран. И эти спорные земли отошли к той стране, за которую подали больше голосов.

— Это какие, например? — спросил Романов.

— Верхняя Силезия, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся Цинёв, — а ещё Мазурия, это на границе Восточной Пруссии и Повиселья.

— И каковы же получились итоги референдумов?

— Они назывались плебесцитами, — уточнил Цинев, — но смысл тот же. И там, и тут население проголосовало за Германию. Но Лига наций, которая управляла этими процессами, поступила хитро — были рассмотрены итоги по каждому району, повяту по-польски. В итоге распилили примерно пополам и Силезию, и Мазурию.

— Предлагаете ООН привлечь к делу? — нахмурился Романов.

— А почему бы и нет? — оживился Демирчян, — там сейчас руководит Перес де Куэльяр, он очень неплохо к нашей стране относится.

— Это как-то совсем неожиданно, — растерянно проговорил Романов, — а что, и вы, и Багиров согласитесь с итогами голосования, каким бы оно не было?

— Я за, Григорий Васильевич, — быстро отреагировал Багиров, — народ Азербайджана, думаю, меня поддержит… кстати в голосование можно было бы включить не только Карабах, а и другие территории, которые, скажем так, вызывают межнациональные споры…

— Это какие территории? — довольно резко спросил Демирчян.

— Загнезур, Казах и Нахичевань, — тут же вылетело из Багирова.

— Так, минутку, — затормозил обсуждение Романов, — точнее пять минут на перекур, это надо обдумать.

Он встал, распахнул окно и закурил сигарету, остальные последовали его примеру, кроме Багирова — тот видимо не курил, поэтому налил себе полный стакан минералки и выпил до дна. Цинев подошел к Романову и они у окна о чем-то начали тихо беседовать, а Демичян вышел в приемную и набрал какой-то номер на местном телефоне. Пять минут плавно растянулись до десяти, после чего Романов пригласил всех обратно к столу.

— Георгий Карпович подал очень интересную мысль насчет этих плебисцитов… слово это, правда, имеет не очень хорошие коннотации, если вспомнить приход Гитлера к власти, поэтому пусть будет референдум. Есть предложение запустить подготовку к таким вот референдумам на всех спорных территориях нашей страны.

— Каких именно территорий? — уточнил Багиров.

— Кроме армяно-азербайджанской границы имеет смысл расставить все точки над и например в Молдавии — ни для кого не секрет, что левый берег Днестра там имеет довольно серьезные проблемы в общении в правым берегом.

— А ещё? — попросил Демирчян.

— Ферганская долина, — продолжил Романов, — там целый клубок территориально-национальных противоречий, надо бы этот узел разрубить, пока не полыхнуло. А еще Грузия с включенными в ее состав по непонятному принципу Абхазией и Южной Осетией… с это последней вообще анекдот, зачем было осетин делить на два лагеря, вряд ли кто-то объяснит.

— И на этом всё? — не унимался Демирчян.

— Если уж вы так настаиваете, то граница Украины с Россией проведена самым странным образом — ну какие украинцы из одесситов и харьковчан? Про Крым я уж и не вспоминаю, волюнтаристские заскоки Никиты Сергеевича мы исправили почти все, а передача Крыма Украине так и висит с 54 года тяжёлым грузом. Если там провести референдум, то могу с большой точностью сказать — абсолютное большинство будет за Россию. А для крымских татар можно выделить автономию. И вообще, если уж говорить все до конца… хотите узнать все до конца? — осведомился он у собрания.

Собрание с разной интенсивностью покивало головами и сказало «да» и «конечно хотим».

— Давно настала пора покончить с национальным унижением русских, вот что…

— А что вы понимаете под унижением? — спросил Багиров.

— То, что написал Владимир Ильич в работе «О национальной гордости великороссов», — любезно сообщил ему Романов, помните? У меня память хорошая, процитирую

Вот что говорил Ильич в этой своей работе:

«Не может быть свободен народ, который угнетает чужие народы», так говорили величайшие представители последовательной демократии XIX века, Маркс и Энгельс, ставшие учителями революционного пролетариата. И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий.

А это в ответе Сталину в 1922 году, когда шли дебаты по поводу формата Союза:

Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений, — стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируют инородцев, как поляка не называют иначе как «полячишкой», как татарина не высмеивают иначе как «князь», украинца иначе как «хохол», грузина и других кавказских инородцев — как «капказский человек».

Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой «великой», нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически.