Дело по обвинению. Остров Медвежий - Маклин Алистер - Страница 25

Дэнни. Ладно. Ну так брось, Башня.

Башня. Мне это не нравится и я говорю, что их надо выгнать.

Дэнни. Ну так и выгоняй. Я-то тут при чем? Я же разговаривал с девчонкой...

Башня. Аяи не знал, что ты трус!

Дэнни. При чем тут трусость? Они хотят купаться, ну и пусть купаются.

Башня. Этот бассейн на нашей территории.

Дэнни. Но они же всегда здесь купаются! Послушай: у меня тут девушка и...

Башня. Иди, иди к своей девушке, трус.

Дэнни. Нет, подожди...

Башня. Вот уж не думал, что у тебя дрожат поджилки. Думал, что ты свой парень.

Дэнни. Но это ведь так и есть! Просто я не вижу никакого смысла...

Башня. Ладно, ты уже все сказал. Раз ты хочешь, чтобы я пошел к ним один, придется так и сделать. Мы с Бэтмэном сами справимся.

Дэнни. Но послушай! Ведь их же шестеро! А ты хочешь...

Башня. Ничего! Незачем мне знать человека, который даже не член клуба.

Дэнни. Да при чем тут клуб? Я просто не вижу...

Башня. Ладно! Идем, Бэтмэн.

Дэнни. Если ты с ними свяжешься – будет драка. Прямо тут. Могу дать гарантию.

Башня. А я не боюсь драки.

Дэнни. Ну и я не боюсь.

Башня. Так ты что? Идешь или остаешься?

Дэнни. Я не боюсь. И ты это знаешь.

Башня (саркастически). Ну конечно, я ведь вижу, как ты не боишься.

Дэнни. Хватит! Просто я разговаривал с девчонкой. Ну идем посмотрим, в чем там дело.

Они идут по краю бассейна к «всадникам», которые только что вылезли из воды. К ним молча присоединяются другие ребята, словно горнист протрубил сбор, и «альбатросы» становятся в строй. В том, как они идут, есть что-то жуткое – это безжалостная целеустремленность линчевателей. Впереди идут Башня, Бэтмэн и Дэнни. Дежурный смотрит на ребят со своей вышки. Но он не полицейский, и ему не хочется связываться с бандой хулиганов. Шум вокруг начинает стихать, а потом и вовсе замирает. Но эта тишина громче прежнего гула голосов. Пятеро пуэрториканцев отошли напиться к фонтанчику и только один из них, Альфредо, остался сидеть у бассейна, болтая ногами в воде. «Альбатросов» он не замечает до тех пор, пока они не оказываются совсем рядом. Он вскакивает и в страхе оглядывается по сторонам, но его окружают, прежде чем он успевает окликнуть своих приятелей.

Башня. Ты что, девчонка?

Альфредо. Не понимаю.

Башня. А бусы? До сих пор я думал, что бусы носят только девчонки.

Альфредо. Бусы... (Он касается рукой цепочки и крестика). Это не бусы. Это Иисус Христос. Вы разве неверующие?

Башня. Ах, так ты верующий!

Альфредо. Чего вам от меня нужно?

Башня. Посмотреть, как ты молишься, чумазый.

Альфредо. Эй! Не обзывай меня...

Башня. И посмотреть, чумазый, умеешь ли ты ходить по воде...

Альфредо. Ходить по...

Бэтмэн сильно толкает его, и он падает в воду спиной вперед. «Альбатросы» прыгают вслед за ним и, когда Альфредо всплывает, оказывается, что он окружен. Альфредо страшно испуган. Он никогда не был хорошим пловцом и пришел сюда только потому, что не хотел отставать от товарищей. А теперь товарищи бросили его на произвол судьбы и...

Башня. Хватай его! Топи!

Бэтмэн нажимает на плечи Альфредо и топит его. Альфредо удается снова подняться на поверхность, он задыхается, но тут его ударяет другой «альбатрос», а Бэтмэн хватает его за волосы и изо всей силы тянет вниз. Бэтмэну помогает его сосед. На поверхности воды лопается пузырек. Вокруг стоит мертвая тишина. Дежурный обдумывает положение и решает, что вмешиваться он не обязан. Все же он спускается со своей вышки, проталкивается через толпу и отправляется на поиски полицейского.

Дэнни. Ну ладно, хватит. Отпусти его.

Башня. Держи его крепче!

Дэнни. Отпусти его! Он же захлебнулся, ты что, не видишь?

Башня. Притворяется! Просто задержал дыхание!

Дэнни. Ты что, убить его хочешь? Отпусти его, Башня!

Башня. Заткнись!

Под водой Альфредо уже не шевелился. У фонтанчика Фрэнки, наконец замечает неожиданную тишину вокруг. Он оборачивается, смотрит, кричит «Mira!» [10] и все пуэрториканцы бросаются к воде. Во главе с Фрэнки они сразу ныряют в воду и вырывают Альфредо из рук Бэтмэна и его помощника. Альфредо цепляется за край бассейна еле дыша. В воде продолжается драка, раздается ругань. Девушки у бассейна визжат. К месту происшествия бегут дежурный с полицейским. Воздух прорезает пронзительный свисток.

– Так значит зачинщиком был Башня? – спросил Хэнк.

– А то кто же? Ведь мы ничего такого не делали. Просто купались. И нас из-за него потащили в участок. Только потому, что он решил разыграть большого человека.

– Вы хорошо сделаете, если отправите их на электрический стул, мистер Белл, – сказал Гаргантюа.

– Да, – согласился Фрэнки, – это правильно. – Он повернулся к Хэнку и посмотрел ему прямо в лицо. – Так и сделайте, мистер Белл! – Его голос стал угрожающим.

– Будет скверно, если на этот раз они вывернутся, – вставил Гаргантюа.

– Да, – сказал Фрэнки. – Это очень многим может не понравиться.

Мать Рафаэля Морреза вернулась домой с работы только в шесть часов вечера. Работала она в швейной мастерской, как и у себя на родине, в пуэрториканском городе Вега Баха. Правда, в Нью-Йорке ее рабочий день был короче, а заработная плата выше, но зато на Пуэрто-Рико после работы она возвращалась домой к своему сыну Рафаэлю. В Нью-Йорке же она больше этого делать не могла. Ее Рафаэля убили.

В Нью-Йорк она приехала к мужу, который мыл посуду в ресторане на 142-й улице. Он приехал сюда на год раньше ее, поселился у родственников и скопил достаточно денег для того, чтобы снять квартиру и выписать жену и сына. Ехала она неохотно, потому что любила Пуэрто-Рико. Ей было страшно покидать знакомые места, хоть Нью-Йорк и сулил всяческие блага. Через полгода после того как она приехала сюда, ее муж связался с другой женщиной, предоставив ей и сыну самим перебиваться в этом городе.

В тридцать семь лет (она была на два года старше Карин) Виолетта Моррез выглядела шестидесятилетней старухой. Худое тело, изможденное лицо – только глаза и рот хранили остатки былой красоты.

Они сидели в «гостиной» ее крохотной квартирки на четвертом этаже и молча смотрели друг на друга. Ее большие карие глаза смотрели на Хэнка с откровенностью, от которой ему становилось не по себе. Как будто он смотрел в глаза неизбывному горю, слишком огромному для выражения чувств, – горю, которое искало одиночества и отвергало сочувствие.

– Что вы можете сделать? – спросила она. – Ну что вы можете сделать?

– Я могу проследить за тем, чтобы свершилось правосудие, миссис Моррез, – сказал Хэнк.

– Правосудие? В этом городе? Не смешите меня! Правосудие здесь существует только для тех, кто здесь родился. А для всех остальных – ничего, кроме ненависти. Это город ненависти, сеньор. Само его сердце полно ненависти и это страшно чувствовать. Ведь меня учили любви. Меня ведь учили, что любовь превыше всего. Меня учили этому на Пуэрто-Рико, где я родилась. Там легко любить. Там очень тепло, люди никуда не торопятся и здороваются друг с другом на улицах. Там все знают друг друга, знают, что меня зовут Виолетта Моррез и спрашивают: «Как живешь, Виолетта? Хуан пишет? А твой сын здоров?» Ведь это очень важно быть кем-то, знать, что ты Виолетта Моррез, и все тебя знают. А в этом городе холодно, все куда-то спешат. Здесь никто с тобой не поздоровается и не спросит, как ты чувствуешь себя. Времени для любви в этом городе нет. Здесь осталась одна только ненависть. И эта ненависть отняла у меня сына.

– Убийцы вашего сына понесут справедливое наказание, миссис Моррез. Я для этого к вам и пришел.

– Справедливое, сеньор? Оно будет справедливым только, если убийц убьют так, как они убили моего сына. Справедливо было бы вырвать у них глаза, а потом наброситься на них с ножами, как они набросились на моего Рафаэля в его тьме. Другой справедливости для диких зверей нет. А они звери, сеньор, поверьте мне. И если вы не отправите этих убийц на электрический стул, то никто уже не сможет быть спокоен за свою жизнь. Останутся только страх и ненависть. Они вместе будут править этим городом, а порядочные люди попрячутся по домам и будут молить бога о спасении. Мой Рафаэль был хороший мальчик. За всю свою жизнь он не сделал ничего плохого. Глаза его были мертвы, сеньор, но его сердце было полно жизни. Иногда легкомысленно относятся к тому, что слепой нуждается в присмотре. Это ошибка. Я и сама раньше так же ошибалась. Я следила за ним, ухаживала, всегда, всегда. Пока мы не приехали сюда. А потом его отец ушел от нас, и мне пришлось работать. Ведь надо есть. И вот пока я работала, Рафаэль выходил на улицу. На улице его и убили.