Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 42

Жгутин тепло поглядел на Андрея.

— Я вижу, расчувствовался ты, милый, перед отъездом. Ну, да надеюсь, хоть не зря съездишь.

— Не знаю, Федор Александрович, — чистосердечно признался Андрей, — дело-то непривычное. Его и в самом деле беспокоила эта поездка.

А Ржавин вчера, вместо того чтобы все толком рассказать, лишь назначил свидание в Москве. «Если все будет, как задумали, — многозначительно сказал он на прощанье. И добавил: — Остальное потом, чтобы сразу не перегружать твою больную голову». После этого расспрашивать его уже было бесполезно. — Вечером-то зайдешь? — спросил Жгутин. Андрей, подумав о том, что ему предстоит этим вечером, только огорченно вздохнул в ответ.

А вечером Андрею надо было идти к Наде Огородниковой. Так велел Ржавин. Как всегда с шуточками, он вчера сказал: «Ты теперь человек одинокий. Посети. Думаю, она какой-то секретик тебе сообщить хочет. Ведь приглашала. А главное, насчет поездки в Москву обязательно вверни. Увязываешь?» Андрей вынужден был согласиться. Еще днем он позвонил Наде по телефону в магазин. Долго ждал, пока ее позовут, борясь с искушением положить трубку, потом заставил себя беззаботным тоном сговориться о встрече.

…Было уже часов восемь вечера, когда Андрей пересек темный, но уже немного знакомый двор и без особого труда нашел нужную дверь.

Надя открыла ему сразу, она точно ждала его у двери. Раскрасневшаяся, в каком-то очень пестром и, как всегда, открытом платье, крупная и ладная, под стать Андрею, она вдруг обняла его за шею и, властно притянув к себе, поцеловала в губы. Андрей опешил от неожиданности. Надя как бы сразу, с порога, решила определить их отношения на будущее или по крайней мере на этот вечер.

В комнате был накрыт стол. На кушетке валялась гитара с пышным бантом на грифе. В углу светился зеленый глазок приемника. Стены были увешаны фотографиями. Над кушеткой висел зеленый немецкий коврик: около стада овечек целовались пастух и пастушка.

Андрей опустился на кушетку, от смущения повертел в руках гитару. Разговор не клеился.

Надя уловила отчужденность гостя и, задетая, подумала про себя: «Зачем же он пришел? А я-то, дура, сразу на шею бросилась». Но в конце концов она решила, что Андрей просто стесняется.

Разговор медленно вползал в нормальную колею.

Потом они сели за стол. Андрей заставлял себя пить, но скованность все еще не оставляла его. Это начинало уже его злить. И после очередной рюмки он вдруг дерзко поцеловал Надю в губы, И этот невольный его порыв сделал больше, чем любые самые продуманные слова. Сразу возникла та непринужденность, то веселое и бесшабашное настроение, при котором уже был невозможен разговор о любви, разговор, к которому вела Надя и которого всеми силами хотел избежать Андрей.

Надя пела, но необычные свои «душещипательные» романсы, а какие-то разудалые, звонкие песни — такое вдруг настроение почему-то охватило ее. Потом они пели вместе, и Надя не могла удержаться от смеха.

— Ты же совершенно не умеешь петь! Тебе слон наступил на ухо!

Андрей окончательно освоился и, улучив момент, как бы между прочим, сказал, что завтра едет в Москву.

Он тут же заметил, как подействовали на Надю его слова.

Она задумалась, резкая складка неожиданно пересекла лоб, и глаза потухли, отяжелевший взгляд их словно ушел куда-то внутрь, освещая какие-то притаившиеся там мысли. Надя как будто сразу постарела.

Андрей сделал вид, что не замечает этой перемены. Он даже принялся рассматривать пухлый альбом с какими-то фотографиями.

А Надя думала… Андрей едет в Москву. Туда же уехал вчера Артур Филиппович, уехал к своему «шефу» и там расскажет о ней, о Наде. Он, конечно, будет ругать ее, он свалит на нее все свои неудачи, все просчеты. Да, да, уж она-то его знает. А что потом? Они все равно не обойдутся без нее. Она — это Юзек, это путь контрабанды, это квартира, где можно спрятать что угодно, можно встретиться с любым человеком и самому прожить сколько надо, прожить незаметно, тайно. Нет, без нее они не обойдутся. А она без них, без Засохо?..

Впервые пришла Наде эта мысль в тот момент, когда ночью захлопнулась дверь за разъяренным Артуром Филипповичем, а она в бессильной злости залилась слезами и упала на кушетку. Вот тогда, вдоволь наплакавшись, Надя и подумала: неужели же она так неразрывно связана с этим страшным человеком? Неужели он так крепко зацепил ее этим проклятым «раменским делом»? Она даже не знает, что именно он может рассказать про нее, но… страшно. Все равно страшно.

А что делает Засохо сейчас? Ведь не он достает товар, это Надя знала твердо. Не он его здесь прячет и увозит туда, на Запад. Это делают она с Полиной Борисовной и Юзек. Что же делает он? Доставляет товар из Москвы в Брест? И командует ими?.. И, между прочим, на руках всегда, как прикрытие, командировочное удостоверение. Где он их только каждый раз берет?.. Надя размышляла, а в мозгу билась злая, неугомонная мысль: «Его надо убрать, его надо утопить, его надо раздавить!..» Но как?

Вдруг Надя вспомнила: ведь она знает «шефа», этого тихого, молчаливого Евгения Ивановича. Правда, они виделись всего один раз, но он оставил ей московский телефон. А что Наде делать с ним? Как что? Ведь Андрей едет в Москву, он может позвонить. Тем более что Евгений Иванович сам приглашал его. Да, да, она тогда назвала его своим дядей, и он пригласил Андрея заходить, если тот будет в Москве. Так, значит, связь есть, связь отдельная от Засохо, в обход его!

Надя почувствовала легкий озноб и невольно повела обнаженными плечами. Впервые идет она против Артура Филипповича, он ей уже не кажется таким всесильным, как раньше, но все же…

Она украдкой бросила взгляд на Андрея. Он продолжал рассматривать фотографии. И Надя невольно отметила про себя: красивый парень, с таким приятно крутить любовь. Он понравился даже Артуру Филипповичу, хоть он в тот раз и был зол, как черт: ведь у него конфисковали тогда контрабанду. Ничего себе, проехался к сестрице…

И тут Надя даже замерла на секунду от радости. Вот чего она искала! Вот что она напишет Евгению Ивановичу. И Засохо уже не посмеет угрожать ей. Она освободится от него совсем, совсем! А тогда… Как знать, не надоест ли ей вообще эта жизнь? Как знать?

Только надо все сейчас до конца выяснить у Андрея.

Надя негромко окликнула его:

— Андрей!

— А? — он сконфуженно улыбнулся. — Извини. Увлекся открытками. Есть любопытные. Вот это твои родители, да?

Да, да, это ее родители. Мать и сейчас жива, она у брата, в Новосибирске, а отец погиб в войну, в страшном сражении под Курском.

Андрей пристально посмотрел на Надю. Ему вдруг стало ее почему-то жалко, захотелось схватить ее за плечи и вытрясти всю гадость, всю подлость, всю дурь из ее головы, крикнуть ей, чтоб не смела… «Она же дочь воина, погибшего в боях, и она захлебнется и утонет в этом болоте». И еще одна горячая мысль пронеслась в голове: «Ее надо спасти, нельзя, чтобы она утонула, нельзя!»

А Надя еще что-то рассказывала о своих родителях, потом неожиданно сказала:

— Знаешь, я вдруг вспомнила, как ты был у меня, прошлый раз. Еще Артур Филиппович тебя выпить уговаривал.

— Помню, помню.

— Он тебе понравился?

— Нет, — решительно мотнул головой Андрей. — Неужели он нравится тебе?

— Теперь нет, теперь… я его ненавижу, — это вырвалось у нее помимо ее воли, и Надя с испугом посмотрела на Андрея.

Но он лишь с досадой спросил:

— Только теперь?

— Людей узнаешь не сразу, — и, помедлив, Надя осторожно добавила: — У него в тот день конфисковали контрабанду. Ты помнишь?

— Еще бы! Он валюту вез.

— Валюту?! — обрадованно воскликнула Надя и, спохватившись, уже другим тоном добавила: — Так ему и надо.

«Валюту! Валюту!..» — ликуя, думала она. Значит, Надя угадала: он все-таки обманул ее в тот раз! Ведь он сказал, что вез какие-то ткани. И, конечно, то же самое он сказал своему «шефу». Вот о чем она напишет Евгению Ивановичу. Пусть знает, какие делишки обделывает Засохо за его спиной. И еще она напишет…