Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 39

Андрей и сам так думал. Его уже охватил азарт поиска, и чувства все обострились до предела. Он был уверен, что сейчас не пропустит ни одной, пусть самой мимолетной детали в поведении этого прохвоста Юзека и его девчонки-буфетчицы — детали, которая указала бы ему на направление нового поиска. Ведь вот же угадал он, что Юзек не боится за кухню.

Как же ведут себя эти двое сейчас? Девчонка, та не находит себе места, крутится и злится. Еще бы! Ведь за чулки в буфете отвечать ей! Юзек сидит в кресле, как прикованный, с невозмутимым лицом. Ну да, у него же еще болит нога. Он только подошел посмотреть на выдвинутое дно шкафа, потом снова вернулся на свое место. Прошел, хромая, мимо всех кресел и уселся на то, дальнее. И опять вытащил свои накладные. Так, так…

Андрей ощущал такое ликование в душе, так четко работала мысль, связывая воедино какие-то будто сами собой всплывающие детали, что он даже улыбнулся. «Что делает первый успех с человеком!»

Подчиняясь какому-то внезапно возникшему убеждению, он подошел к Юзеку.

— Будьте добры, пересядьте.

— Я вам мешаю? Мне трудно.

— Хотелось бы осмотреть кресло.

В этот момент Андрей уловил все сразу: и тревожную искорку в сумрачных глазах Юзека, и откровенный интерес в глазах Ржавина, и даже мимолетную гримаску испуга на кукольном Мусином личике.

Андрей вынул из кармана отвертку и с подчеркнутой неторопливостью стал вывертывать винтики из боковых стенок кресла. Извлеченная из кресла гора целлофановых пакетиков даже как-то не очень удивила Андрея.

— Что и требовалось доказать, — насмешливо сказал он, глянув на стоявшего у окна спиной к нему Юзека.

Тот остервенело задернул шторки на окне и, повернувшись, сказал:

— Вы еще ничего не доказали. Я, например, все эти чулки в первый раз вижу. Вот так.

И Андрей еще раз подивился его наглой выдержке.

Но тут неожиданно раздался строгий и какой-то напряженный голос Ржавина:

— Сейчас же раздвиньте шторки на окне! Быстро!

Юзек поднял на него глаза.

— А в чем дело?

— Это я вам объясню потом. Раздвиньте шторки! Ну!

Ржавин говорил зло и с таким напором, что Андрей даже удивился. Потом неизвестно почему его вдруг охватила тревога, и он с угрозой сказал Юзеку:

— Прошу подчиниться.

Юзек, пожав плечами, неохотно раздвинул шторки.

— Если вам так больше нравится… При этом он бросил внимательный взгляд на перрон. Ржавин усмехнулся.

— Что? Никто вашего маячка не заметил?

— Я вас не понимаю, — хмуро бросил Юзек, отходя от окна.

— Зато мы вас отлично поняли.

А Юзек вдруг подумал о том, что такой вот обыск с «психологией», с непонятно откуда взявшимися догадками не мог бы произвести таможенник еще десять лет назад. «Образованные очень стали, — решил он наконец, — и где их только натаскивают».

Вот уже лет тридцать, как работает Юзек на транспорте, он начал службу в панской Польше, работал и потом, когда Западная Белоруссия вошла в состав СССР. Работал он даже при гитлеровцах. Много повидал он границ и таможен и нигде не брезговал контрабандой. Крепко прилипла к нему эта привычка, хотя советская граница в отличие от других оказалась самой «глухой» и таможенники здесь от года к году становились все опытнее.

И ведь общий режим на границе стал мягче: меньше придирок, подозрительности, мелочности. Но в то же время — вот поди ж ты! — работать стало труднее. Просто сказать — невозможно стало работать «по-крупному», и только!

Юзек вздохнул и усталой походкой, чуть прихрамывая, вернулся к своему столику, где остались лежать его бумаги. На таможенников он старался не глядеть.

Закончив все таможенные формальности, Андрей и Ржавин вышли на перрон и остановились невдалеке, наблюдая за окнами вагона-ресторана. Ни одна шторка на них не дрогнула. Юзек, конечно, сообразил, что за ним наблюдают. Он понимал, что по возвращении из рейса его ждут крупные неприятности.

Когда экспресс отошел от платформы, Ржавин взял Андрея под руку.

— Ну, старик, ты бесподобен. Это, я тебе доложу, был спектакль.

— Вдохновение, — со скромной гордостью ответил Андрей и подмигнул Ржавину.

Они вошли в здание вокзала, пересекли огромный, полный народа зал ожидания и очутились в другом, поменьше, где размещались кассы. Небольшая очередь выстроилась к одной из них, со светящейся надписью «Предварительная продажа билетов».

Не успели друзья войти в этот зал, как Андрей вдруг резко увлек Ржавина назад и, только когда за ними закрылась высокая дверь, возбужденно произнес:

— Там, в очереди, стоит Засохо.

— Кто?! — не веря своим ушам, переспросил Ржавин.

— Засохо, я тебе говорю.

Действительно, в очереди к кассе стоял, величественно возвышаясь над другими пассажирами, в черном с бобровой шалью пальто и в бобровой шапке-«боярке» Артур Филиппович Засохо собственной персоной. Ржавин узнал его сразу, хотя никогда до этого не видел. Он торопливо сказал Андрею:

— Когда он уйдет, подойди к кассиру, узнай, какой билет он взял. Встречаемся вечером у тебя.

В это время Засохо наклонился к окошечку кассы и через минуту, положив в бумажник билет и сдачу, направился к выходу из вокзала.

За ним последовал Ржавин.

Его ждало удивительное открытие: оказывается, Засохо спокойно жил все эти дни в гостинице «Буг», правда под другой фамилией. Администратору он сдал паспорт на имя Пономарева. Так просто! И Ржавин вспомнил: ведь гостиница «Буг» вертелась у него в голове, он уже «примерялся» к ней, но что-то помешало ему додумать эту мысль до конца.

Не дожидаясь вечера, он зашел к Андрею.

Оказалось, что Засохо взял билет до Москвы на завтра, на вечер. На все другие поезда билетов в первый класс уже не было.

— Когда он мне попадется — расцелую! — радостно объявил Ржавин. — Такие барские замашки! Старик, ведь он подарил нам целый день! Ты понимаешь, что это значит?

— Не совсем. А главное, я его не понимаю, Я бы, например, удрал отсюда как можно быстрее.

— Так он же спокоен. Он же не увидел сигнала тревоги — задернутых занавесок! — Вот в чем дело…

— Именно. Ах, Засохо, Засохо! А я-то думал, кому это Юзек маячок дает.

От Андрея, несмотря на поздний час, Ржавин отправился к себе в горотдел. Митрохин еще не ушел.

Сидели долго, придумывали, спорили, гадали…

Наконец Митрохин, отдуваясь, сказал:

— Фу-у! Теперь я, кажется, чуть-чуть спокоен. Хотя операция получается деликатная. Черт знает, какая деликатная! И как только две наши башки ее сварили, удивляюсь.

— Теперь надо, чтобы там доварили, — и Ржавин указал пальцем на потолок.

— За этим дело не станет… И вот еще, пожалуй, какой ход стоит проделать…

Светлые глаза Митрохина снова сузились и заблестели. Он придумал действительно ловкий, необычайно ловкий ход. Сперва вспомнил пустяковую деталь, а уж из нее вытянул и этот ход.

— Сам говоришь: приглашал твоего друга тот дядя к себе в гости, если он в Москве окажется. Ведь приглашал?

— Приглашал.

— Ну, как же это не использовать. Почему бы твоему другу и не оказаться в Москве?

— Не все тут от нас зависит.

— А мы попробуем! Зато, если клюнет, ты понимаешь, что откроется?

И они снова заспорили.

Но вот Митрохин потянулся, откинувшись на спинку стула, потом встал, не спеша, молча прошелся по кабинету и, словно убедившись, что больше нечего спорить и нечего придумывать, сказал:

— Действуй, Ржавин. Ты тут главный будешь. Подбирайся, подкрадывайся, тихо только, осторожно. Они враги наши, до конца враги. Это я тебе, как старый коммунист молодому, говорю. Я их побольше тебя повидал. И еще запомни. С каждым твоим шагом в этом деле враги будут появляться все опаснее. До сих пор плотва шла. Щуки впереди.

Андрей сидел на диване возле маленькой красной лампочки-грибка и думал. Тихо в квартире, пусто, темно. Четко, как маленькая кузница, тикает будильник. За окном проехала машина. И опять тихо, тоскливо и холодно, словно в склепе каком-то.