Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 18

В это время в комнате Марии Адольфовны шел совсем иной разговор.

На тахте, в кресле, на туалетном столике и спинках стульев лежали вещи. Здесь были яркие заграничные отрезы, нейлоновые кофточки, причудливых расцветок вязаные свитеры, чулки, белье.

Мария. Адольфовна, наслаждаясь впечатлением, которое произвели ее вещи на гостью, говорила без умолку. И в категоричном тоне ее слышались интонации сына.

— Я вам должна сказать, дорогая: не терплю наших вещей. Как видите, здесь все заграница.

— Но такие прелестные вещи не легко купить, — досадливо ответила Люся. — Воображаю, как приходится гоняться за ними!

Мария Адольфовна сделала рукой отстраняющий жест.

— Никаких «гоняться»! И какие тут могут быть магазины, что вы! Только через знакомых.

— Тогда это стоит безумных денег.

— Во-первых, если уж покупать, то такое, чего вы не рискуете встретить на каждой. Во-вторых, надо, чтобы вещь вам шла. Тут уж слушайте меня, я вам плохо не посоветую. Ну, и в-третьих, такой, молодой, очаровательной женщине, как вы, просто необходимо быть одетой по самой последней и именно европейской моде. И если ваш муж… — Мария Адольфовна сделала рассчитанную паузу.

— Ах, мой муж!.. — досадливо махнула рукой Люся.

— Что именно?

Люся, спохватившись, неопределенно ответила:

— Просто он другого мнения. Только и всего.

Но от Марии Адольфовны, если ей хотелось что-то узнать, не так-то просто было отделаться общими словами. Она со скорбным лицом приблизилась к Люсе и нежно прижала ее голову к своей пышной груди.

— Дитя мое, я же все вижу. Если ваш муж не понимает ваших запросов, не понимает, какое ему досталось сокровище…

Тут Мария Адольфовна чуть-чуть переборщила, и растрогавшейся было Люсе вдруг стало скучно от тягучих и неискренних слов. Люся неожиданно уловила за ними только одно чувство — жгучее любопытство.

— Спасибо вам, спасибо, — пробормотала она, высвобождаясь из объятий Марии Адольфовны, и, решив переменить разговор, спросила: — Так вы мне рекомендуете кого-нибудь из ваших знакомых?

— Каких знакомых?

— Которые вам достают эти изумительные вещи.

— Ах, это! Непременно. Самая приятная из них — это Полина Борисовна. Я просто попрошу ее зайти к вам. Лучше, чтобы не было дома мужа. В этих случаях мужчины только мешают. Сына, например, я просто не ввожу в курс дела. Так когда ей прийти?

— Ну, хоть завтра утром, часов в одиннадцать.

— Чудесно. Я ей сейчас же позвоню по телефону. Значит, запомните — Полина Борисовна. Это форменная чародейка. Вы будете в восторге.

Мария Адольфовна легко примирилась с неудачей. В конце концов она все равно все узнает, в этом она не сомневалась. И чем больше они сдружатся, тем скорее это произойдет.

И еще один расчет был у Марии Адольфовны, когда она решила сблизиться с Люсей. Через молодую женщину, вероятно, можно будет повлиять и на ее мужа, который пока, как видно, не очень склонен был стать союзником Филина.

Остаток вечера все провели за чайным столом, расхваливая ореховый торт, испеченный Марией Адольфовной, и мирно беседуя.

Когда гости ушли, Мария Адольфовна, убирая со стола, сказала:

— Она — прелесть. Но я бы не хотела, Мика, чтобы у тебя была такая жена.

— С твоими взглядами, — раздраженно ответил из своей комнаты Филин, — я не знаю, будет ли у меня вообще когда-нибудь жена.

Мария Адольфовна обиженно поджала губы.

— Конечно, тебе не терпится меня закабалить.

— Ах, оставь, пожалуйста!

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказала Мария Адольфовна, — я знаю, что ты меня ценишь. А Люся все-таки прелесть.

— Чего нельзя сказать о ее муже. С этим человеком мне еще придется столкнуться.

— Значит, надо быть к этому готовым. Между прочим, у него здесь была одна интрижка.

— Вот как? С кем же?

— Это не имеет пока значения. Ты же знаешь, я не компрометирую женщин.

— Ода!

В возгласе Филина прозвучала нескрываемая ирония.

— Это не все, — многозначительно заметила Мария Адольфовна, унося на кухню стопку грязной посуды.

Заинтересованный Филин в майке и пижамных брюках последовал за ней.

— Что же еще?

— А то, что человека, которого он на днях задержал с контрабандой, сегодня видели вместе с той самой женщиной.

— Кто видел?

— Это тоже пока не имеет значения. Мария Адольфовна ужасно любила всякую таинственность, а в данном случае она к тому же считала полезным лишний раз дать понять сыну, как он беспомощен и непрактичен по сравнению с ней. Филин, усмехнувшись, подошел к матери и нежно поцеловал ее в жирную, напудренную щеку.

— Ты, как всегда, гениальна, — весело сказал он. — Аида Шмелева! Тут действительно есть над чем подумать.

Письмо пришло утром, когда Андрей еще брился в ванной. В зеркале он увидел, как распахнулась дверь за его спиной, увидел пылающее лицо Люси, ее дрожащие губы. В руках она держала распечатанное письмо.

— Любуйся! — крикнула она. — Вот мама пишет. Володя Федоров взял и отказался ехать в какую-то дыру, вроде этой! И вот добился, уехал в Англию! С женой! А ты? Ничтожество, вот кто ты!

— Что ты от меня хочешь? — еле сдерживаясь, чтобы не закричать в ответ, спросил Андрей. — Я не желаю поступать, как Володька Федоров. Пойми ты наконец! Я не хочу обивать пороги, ссылаться на болезни и на свою особую одаренность, не могу всюду искать блат. Не могу! Не буду!

— И прекрасно. И не надо, — почти шепотом сказала Люся, поспешно входя в ванную и закрывая за собой дверь. — Больше я вообще от тебя ничего не хочу! Тебе здесь нравится? Ну и оставайся. На здоровье. А мне здесь не нравится. Такая уж я, извиняюсь, несознательная! — У Люси вдруг задрожал подбородок. — Мне здесь все отвратительно: и эта работа и эти люди. И я не хочу, чтобы ты окончательно искалечил мне жизнь, мне и… — в этот момент за дверью послышался топот детских ног, и Люся докончила: — моему сыну!

— Это, между прочим, и мой сын.

— Мама, это я! — раздался из-за двери Вовкин голосок. — А чего мне делать? А я больше каши не хочу!

— Сейчас, сынок, сейчас! — крикнула Люся и, снова понизив голос, зло сказала Андрею: — Я не хочу больше здесь жить и здесь работать. И мы с Вовкой отсюда уедем. Так и знай.

Не давая Андрею ответить, Люся выскочила из ванной. В дверях мелькнул ее пестрый халат, золотистые, небрежно сколотые волосы, и Андрей остался один.

«Что ж, чем хуже, тем лучше, — стиснув зубы, подумал он. — По крайней мере все становится на свои места. Пусть едет. И пусть не думает, что я буду умолять ее остаться. Нет! Просто я знаю теперь ей настоящую цену».

Андрею казалось, что он рассуждает сейчас по-мужски — трудно, беспощадно и справедливо. Но в глубине души у него теплилась надежда, что Люся не может так поступить, что она, при всем своем эгоизме и злой вздорности, все же одумается. Ведь она же любит его.

Андрей повернулся к зеркалу и стал торопливо добриваться. Он уже опаздывал.

Завтрак прошел в молчании. Только перед самым уходом Андрей уже в дверях холодно сказал:

— Люся, прошу тебя, ты все-таки подумай еще раз.

В ответ Люся запальчиво воскликнула:

— Все, что мне надо, я уже продумала!

Когда за Андреем захлопнулась дверь, она усталой походкой возвратилась в спальню и остановилась посреди комнаты.

В этот момент у входной двери раздался звонок. Люся побежала открывать.

На пороге стояла худая, сутулая старуха с остреньким личиком и черными бусинками-глазами. В руках она держала потертую черную сумку и еще одну, клеенчатую, на «молнии».

— К вам я, — сказала старуха, окинув Люсю быстрым, оценивающим взглядом. — Мария Адольфовна прислала. Клепикова я…

Люся всплеснула руками.

— Ну, конечно! А я-то чуть не забыла! Проходите, пожалуйста. Вас, кажется, Полиной Борисовной зовут?

— Именно.

Клепикова тщательно вытерла в прихожей ноги, сняла пальто, шляпку и, захватив обе сумки, прошла в комнату. «Не больно-то богато живут, — сказала она себе, оглядевшись. — Заработай тут. Ну и времена наступили, господи! Чтобы таможенным чиновникам контрабанду приносить! Да у них у самих ее должно быть вот так», — и она мысленно провела себя ладонью по горлу.