Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни - Страница 36

Будь добра, позаботься о том, чтобы она вернулась домой как можно скорее. Прилагаю денежный перевод для покупки билетов. Я считаю, вам обеим пора возвращаться. Вы пробыли там достаточно, чтобы считать свой долг исполненным, и пришла пора исполнять его здесь. Возможно, твой брат скоро снова приедет в отпуск, и ты должна быть дома, чтобы позаботиться о нем после всего, что ему пришлось пережить на передовой.

Твой любящий отец

Сара ошеломленно смотрела на письмо. Неужели Молли и правда сбежала из дома, не сказав родителям? Сара не могла в это поверить. Она сунула письмо в карман юбки и вернулась в свою палату. Она увидит Молли только поздно вечером, когда обе рухнут в изнеможении на кровати — вот тогда и придется с ней об этом поговорить. Как ни странно, она уже так привыкла считать Молли подругой, что почти перестала думать о ней как о горничной. Сара почти ничего не знала о семье Молли, и она ни разу ни словом не обмолвилась о своих родителях. Сейчас, задним числом, Саре казалось удивительным, что Молли ни разу не упоминала о них даже мимоходом.

Когда они обе благополучно вернулись в свое убежище, Сара протянула Молли письмо.

— Это пришло сегодня по почте, — сухо сказала она. — Тебе лучше прочитать самой.

— Но это же от твоего отца, — сказала Молли, узнав почерк сэра Джорджа. — Зачем мне…

— Читай, — сказала Сара, и что-то в ее тоне заставило Молли развернуть письмо и пробежать его глазами. Выражение ее лица изменилось, и она перечитала еще раз, теперь уже внимательнее. Затем снова сложила листок и вернула Саре.

— И? — сказала Сара.

— Что «и»?

— Почему ты не сказала им, что едешь во Францию? Почему не сказала мне, что они не знают?

— Это их не касается, — буркнула Молли и улеглась в кровать.

— Молли! Будь благоразумной. Они твои родители. Они беспокоятся о тебе.

— О моем жалованье они беспокоятся.

— О твоем жалованье?

— Они забирают у меня половину заработка. Ну, это еще пускай, но вот указывать мне, где и как зарабатывать — это уж дудки.

Сара какое-то время молчала: она не знала, что сказать, и лишь краешком сознания отметила, что старательно перенятая правильная речь Молли под влиянием гнева сменилась более привычным деревенским говором. Молли заговорила снова:

— Он хотел, чтобы я ушла от сквайра и пошла работать на оружейный завод в Белмуте. Ну, а я нипочем не согласна — тогда не пошла и сейчас не пойду.

— Но почему же ты не сказала ему, что едешь со мной?

— Если бы я сказала, то он сказал бы твоему отцу, что не давал мне разрешения, и твой отец меня бы не пустил. Вот почему! — яростно выпалила Молли и добавила еще яростнее: — И я к ним не вернусь, пусть что хотят говорят. Даже если сами за мной явятся — не поеду с ними никуда.

Сара задумчиво смотрела на нее.

— Знаешь, что он сделает? Я имею в виду моего отца. Он напишет матери-настоятельнице и попросит отослать тебя обратно.

— Пускай пишет. Я тогда сама с матерью-настоятельницей поговорю. Она не отправит меня домой.

Молли заявила это таким уверенным тоном, что Сара удивленно уставилась на нее.

— Откуда ты знаешь?

— Не отправит, и все, — только и сказала Молли.

— Так что же, по-твоему, я должна написать отцу? — спросила Сара. — Мне ведь нужно ответить на его письмо.

— Верни ему деньги. Поблагодари его за то, что помнит обо мне, и скажи, что я останусь там, где я нужнее. Скажи, что в монастыре меня обучают сестринскому делу и что я буду работать здесь, пока не кончится война.

Сара была потрясена.

— Не знаю, смогу ли я написать ему такое письмо, — призналась она. — Он будет в ярости.

— Тогда я сама напишу, — просто сказала Молли. И написала.

Вернуть деньги Сара ей не позволила.

— Они могут нам еще на что-нибудь пригодиться, — сказала она. — Я тоже напишу ему и объясню, что оставила деньги при себе на случай каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств.

При всем своем нежелании быть кому-то обязанной, Молли не могла не признать, что резервный фонд может оказаться полезным, и не стала возражать.

Когда мать-настоятельница получила ожидаемое письмо от сэра Джорджа, за Молли немедленно послали. Ее вызвали прямо в кабинет матери-настоятельницы, и как только она закрыла за собой дверь, настоятельница сказала:

— Я получила письмо от Сариного отца. Он очень зол и требует, чтобы я немедленно отправила вас домой. — Она говорила на своем старательном английском, с сильным акцентом, но Молли легко ее понимала. Однако она ничего не ответила — просто стояла перед маленькой монахиней и пристально смотрела на нее.

— Что вы на это скажете, Молли? Вы не должны были сюда приезжать. Ваш отец не отпускал вас. Вам надо ехать домой.

— Я не поеду домой, матушка, — ответила на это Молли. — Если вы настаиваете, чтобы я ушла из монастыря, я, конечно, уйду. Но домой не поеду. Предложу свои услуги какому-нибудь другому французскому госпиталю. И тогда уже никто не будет знать, где я, и никто меня домой не отправит.

— Сестра Элоиза говорит, что из вас вышла хорошая сестра милосердия. По ее словам, у вас природный дар. Твердая рука и ясный ум. Она не захочет с вами расставаться. Так назовите же мне причину, почему я не должна отправлять вас домой.

Молли ожидала этого вопроса и заранее обдумала ответ, но теперь, под пронзительным взглядом голубых глаз матери-настоятельницы, сидящей за столом напротив, все приготовленные слова вылетели из головы. Она чувствовала, как горячий румянец расползается по шее и по щекам: совершенно невозможно было сказать этой почти незнакомой женщине, к тому же монахине, почему она не хочет возвращаться домой.

Видя ее смущение, мать-настоятельница указала на единственный, помимо ее собственного, стул в комнате и сказала:

— Сядьте, Молли.

Молли все так же молча присела на краешек стула, напряженно выпрямив спину и сложив руки на коленях: она пыталась подыскать нужные слова.

— Вы настроены очень решительно, — заметила мать-настоятельница, давая ей время собраться. — Я уверена, что у вас есть веские причины не ехать домой, но, пока вы не объясните их мне, я ничем не смогу вам помочь. — Она вдруг улыбнулась. — Какой-нибудь молодой человек? Я ведь тоже не всегда была монахиней, hein? Вы меня не шокируете.

Молли все молчала, и мать-настоятельница добавила:

— Так значит, дела сердечные, да?

— Нет, — отозвалась Молли почти шепотом.

— Тогда расскажите мне, в чем дело. Назовите причину.

Голос у нее был мягкий, но настойчивый, и Молли наконец выложила ей все. Мать-настоятельница внимательно выслушала ее, а когда она закончила говорить, только кивнула. Она сцепила пальцы в замок и посмотрела на Молли.

— Ясно, — сказала она. — И это все правда?

— Да. Вы мне не верите?

Мать-настоятельница посмотрела ей прямо в глаза, и Молли твердо выдержала ее взгляд.

— Я вам верю. Такое случается, malheureusement[10].

Мать-настоятельница на мгновение задумалась, глядя вдаль и рассеянно барабаня пальцами по столу. Затем вновь перевела взгляд на Молли.

— Вы рассказывали обо всем этом Саре?

Молли покачала головой:

— Нет.

— И не расскажете?

— Нет. Это семейные дела.

— Но она ваша подруга.

— Она мне не то чтобы подруга, — медленно выговорила Молли. — Обстоятельства сложились так, что мы стали подругами, но ей-то, может, и легко со мной дружить, а вот мне не очень. Она… была моей хозяйкой. В Англии мы жили в разных мирах. Она госпожа, я горничная. И это до сих пор так, даже здесь. Она не взяла бы меня с собой, если бы отец отпустил ее одну. Ей бы это и в голову не пришло.

— Вас это обижает? — спросила мать-настоятельница.

— Нет, просто это так, вот и все.

Мать-настоятельница, очевидно, удовлетворилась этим ответом. Она кивнула и сказала:

— Лично у меня нет возражений против того, чтобы вы остались здесь. Я не могу отослать девушку к такому отцу. Я скажу, что вы нужны здесь, и это правда: вы работаете добросовестно, и у вас есть все задатки отличной сестры милосердия. Нет никакой необходимости посвящать сэра Джорджа в какие-то другие причины. Он ведь не ваш опекун, hein? — Она снова помолчала и добавила: — Однако я думаю, что вам следует написать родителям, может быть, лучше матери — рассказать ей, где вы, и объяснить, какую важную работу выполняете. Думаю, это ваш долг перед ней. Если вы напишете это письмо, то я напишу сэру Джорджу. Согласны?