Оазисы (СИ) - Цзи Александр - Страница 27

— Освободить? Как? Уничтожить границы и отдать людей на растерзание Тварям?

— У Осаму был план. Но я не слушать его. Я ведь тоже умею ходить по Дебри, и чудовища не видят меня.

Алан не поверил ушам.

— Вы — Пилигрим?

Ему вспомнилось удивление Матиаса, когда Рафу рассказала, что целые сутки гуляла по Дебрям.

— Н-но… П-почему? — Он начал заикаться от потрясения. — Почему вы отказались от странствий по Дебрям? Почему не захотели посмотреть на весь мир?

— Для меня Зэн Секай и есть весь мир, — с усмешкой сказала Рафу. — Человек сам выбирает путь. Иногда он выбирает клетка. И очень часто.

— Да вы просто не знаете, от чего отказались! — вскричал Алан. — Вас надо насильно отправить в Дебри, показать другие Оазисы, тогда вы поймете…

Рафу глянула на Алана, и тот умолк, не договорив. Заставить дзёнина что-либо сделать против его воли — интересно, как это провернуть…

— Так говорил и мой Осаму, — спокойно сказала старушка. — Насильно. Насильно выгнать из клетка. Насильно даровать свобода.

— Простите… — пробормотал смущенный Алан. Перед глазами встали дымящиеся руины Хоу Вердена. Все его жители и впрямь стали свободными.

Рафу снова усмехнулась, но на сей раз по-доброму, чуть ли не материнской улыбкой.

— Эту ночь я буду учить тебя, и ты будешь мой новый ученик. Одна ночь — мало, чтобы стать даже самый плохой гэнин, но достаточно, чтобы выучить один-единственный прием. Он может спасти твоя жизнь, когда ты встретишься с Осаму снова.

Глава 9. Снова в Дебрях

С первыми лучами солнца Пилигримы покинули не совсем гостеприимный Оазис Зэн Секай. Синоби вернули лошадей, сытых и отдохнувших, наполнили седельные сумки едой и небольшим количеством золота — за причиненные неудобства. Исиро на прощание чуть ли не извинился за нарушение закона гостеприимства, ссылаясь на летнее солнцестояние, когда по правилам Зэн Секай дзёнин может использовать любые способы победы над врагом. При этом выражение морщинистого лица старикашки как бы говорило, что он не страшится мести Пилигримов, потому что ему плевать на саму смерть. Как бы то ни было, Алан подозревал, что, несмотря на бесстрашие, Исиро не желал бы смерти всего Оазиса — а именно таков итог мести Пилигримов, которые вправе внести Оазис в черный список.

Исиро не предложил взять невест; видно, решил не испытывать терпение Пилигримов. Скорее всего, хитрый старик дождется другого каравана для торговли. Благо, что летнее солнцестояние позади, и воевать ни с кем не надо.

Пока ехали по Дебрям, а позади еще не растворились в рассветной дымке рисовые поля, Димитрий и Тэн в шутку болтали о возможности занести Зэн Секай в черный список. Уж слишком опасные там живут люди, да и учат своему искусству кого ни попадя.

Алан помалкивал. Он никому не рассказал, чем занимался с Рафу, хотя Матиас то и дело поглядывал на него вопросительно. В то время как старушка учила его единственному приему, остальные Пилигримы не спеша поели, а потом долго отмокали в бочках с горячей водой прямо под открытым небом в саду. Алану, вернувшемуся под утро, пришлось наспех перекусить и помыться с помощью ведра и жесткого полотенца.

Покачиваясь в седле, Алан проигрывал в уме события ночи, когда Рафу раз за разом заставляла его наносить удар по деревянному истукану — макиваре. Удар был вроде бы вполне обычный — кулаком в живот, или в танден, по терминологии синоби, но при этом требовалось дышать особенным образом. Удар наносился на “солнечном” выдохе “Х-ха!”, который должен был сдерживаться напряжением гортани. Всё это казалось Алану глупостями, ненужными сложностями, но он не сомневался в таинственных способностях жителей Зэн Секай.

Вроде бы простой удар долго не давался Алану, и недовольное причмокивание Рафу преследовало его до утра, пока, наконец, Западный дзёнин не признала, что некоторый прогресс есть. Если Алан будет тренировать этот удар и дальше самостоятельно, сказала она, то техника улучшится. Можно будет в будущем бить не кулаком, а напряженными пальцами, потом — пальцами расслабленными, а еще позже — и вовсе одним расслабленным пальцем. Главное — дыхание, о чем Алан не должен забывать ни на минуту.

Алан намеревался прилежно выполнять домашнее задание Рафу в Дебрях. Чтобы не вызывать лишних вопросов со стороны спутников, Алан планировал тренироваться во время ночных дежурств.

Беседу Димитрия и Тэна прервал Матиас, сказав, что Оазисов, где живут опасные люди, полным-полно, и заносить все их в черные списки — дурость в высшей степени. Есть и такие Оазисы, где люди владеют магическими — альтернативными — технологиями, а они пострашнее, чем ниндзюцу. При этих словах Алан погладил рукой эфес шпаги: она была сделана в одном из таких “магических” Оазисов.

— Кстати, Тэн, — поменял тему Димитрий. Теперь, когда они наконец покинули Оазис, настроение у бородатого Пилигрима несравненно улучшилось. — Ты был подозрительно молчалив в этом Оазисе! Тише воды, ниже травы. Непохоже на тебя, старина! Обычно ты либо занудствуешь, либо напеваешь эти свои песни обо всем на свете.

— Это потому что я говори с акцент, — сообщил Тэн, жмурясь на восходящее солнце. — И эти проклятый синоби говори с акцент на общий язык. Будет смешно и глупо! Будто мы дразни друг друга, как малолетний дурак!

Димитрий разразился своим обычным гоготом.

К Алану подскакала Кассия. Утро выдалось прохладным, она куталась в плащ, но капюшон откинула, и волосы цвета мёда окутывали голову, словно нимб. Алан не в первый раз подивился, насколько изменчив облик Кассии. В зависимости от освещения ее волосы меняют цвет от темного, почти черного, до каштанового, почти русого. То же самое и с глазами: то они бывают темны, будто ночь, то, как сейчас, к примеру, насыщенного цвета индиго. Прямые брови подчас придают лицу трагическое выражение, а иногда создают впечатление, словно их обладательница лишь притворяется серьезной, а сама едва сдерживается от смеха.

— Как дела? — с невинным видом спросила она.

— Я… рад, что мы снова куда-то двигаемся.

— Я тоже… Значит, мы едем в Либеру?

— Вроде все проголосовали за этот Оазис, — проворчал Алан. Ему не нравилось начало разговора. Неужели Кассия, как и Матиас, будет отговаривать от преследования Рыцарей?

Но Кассия не стала развивать тему. Несколько минут она молча ехала рядом. Жеребец Вихрь под Аланом ровной трусцой двигался по едва заметной тропинке. Димитрий и Тэн без умолку болтали позади, то и дело разражаясь хохотом. Невест с ними нет, они живы и даже при золоте — почему бы не порадоваться? Матиас ехал чуть в стороне, закрыв глаза; его широкие ноздри, проколотые кольцами, раздувались.

По мере того как разгорался день, поднимался ветер. Над северо-западным окоёмом небосвода скапливались темные облака. Посверкивали молнии. Ближе к обеду начнется гроза, отметил про себя Алан.

— Тебя не было всю ночь, — нарушила молчание Кассия.

— Да. Я разговаривал с Рафу.

— Об Осаму?

— Да, — неохотно ответил Алан.

— И что ты узнал?

— Что он не просто маньяк. У него есть идея. Он хочет освободить всех Оседлых и перемешать народы. Он хочет подарить всем свободу, вот только не все разделяют его желание, даже Оседлые.

— Странно он это делает, — сказала Кассия. — Я имею в виду, как дарит свободу.

Алан кивнул. Снова повисла пауза, и он подумал, не рассказать ли ей о приеме, которому его обучила Рафу. Он представил себе недоверчиво-удивленное лицо Кассии и передумал.

Молчание снова прервала Кассия:

— Ты говорил о каких-то легендах. О Разрушенных Оазисах. Что это?

— О! — с облегчением сказал Алан, довольный, что Кассия не принялась его пытать в попытках дознаться, чем еще он занимался ночью. — Это очень древние легенды. Говорят, что первые Пилигримы произошли из Разрушенных Оазисов, тех, чьи Черные границы были разорваны. Они разошлись по всему свету, и, глядя на них, мальчишки и девчонки разных Оазисов стали пересекать Черные границы, чтобы выяснить, кто еще из них способен гулять по Дебрям.