Юлианна, или Опасные игры. - Вознесенская Юлия Николаевна - Страница 8

– Вот эти сестрички, отец Георгий, – сказал он, подводя его к девочкам.

– Благословите, батюшка, – сказала Аннушка и склонилась перед священником, держа перед собой ладони крест-накрест. Отец Георгий благословил ее и вопросительно поглядел на Юльку.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Юлька и протянула руку. – Меня зовут Юлия Мишина.

– Очень приятно познакомиться, благочестивая паломница Юлия, – сказал отец Георгий, пожимая ей руку. – Пришла поклониться святому покровителю нашего города?

– Я с сестрой пришла, – честно уточнила Юлька.

– Что ж, благое начало, – ласково сказал батюшка и погладил Юльку по голове. – Ты побывала в гостях у святого благоверного князя Александра Невского, а теперь я поеду к вам в гости, и мы освятим ваш дом.

– Ой, как хорошо! – просияла Аннушка. – Я уже давно хотела папу об этом попросить. Спасибо вам, дядя Акоп!

– Надо было давно ко мне обратиться, я бы все устроил, – сказал Акоп Спартакович.

– Угу, только надо было еще правильное время выбрать, когда к тебе можно обращаться: в Недокопкин день ты бы нам такое освящение устроил, что святых выноси! – заметил Ангел Акопус.

– Ну что, Акоп, едем? Времени у меня немного, – сказал отец Георгий.

За скромным худеньким священником ступал высокий статный Ангел; он был на целую голову выше других Ангелов Хранителей и намного шире их в плечах.

– Куда едем? – спросил он Хранителей из дома Мишиных.

– На Крестовский остров, в дом, который еще никогда не освящался.

– Понятно, – сказал Ангел Георгиус и поправил рукоять меча.

Сказать, что в доме Мишиных в этот день произошел скандал, все равно что назвать извержение вулкана праздничным фейерверком.

Машина со священником и святой водой еще только въехала на остров, а Крестовские бесы уже переполошились, как стая ворон перед грозой: они слетались со всех сторон, облепили деревья вдоль Петроградской улицы и Морского проспекта; с дикими воплями они кружились над машиной, пикируя на капот и пытаясь залепить крыльями ветровое стекло. Их отгоняли Хранители, летевшие низко над крышей автомобиля; Ангелы защищали своих людей и зорко следили за дорогой, чтобы не дать бесам подстроить какую-нибудь дорожную аварию – на такие пакости бесы большие мастера! Вот, кстати сказать, почему в автомобиле обязательно надо иметь иконку, и хорошо, что у Акопа Спартаковича к приборной лоске были прикреплены пять образочков. Правда, на зеркале у него висел маленький зеленый чертик – но ведь это же Акоп Спартакович!

Наконец машина въехала в ворота, и тут-то началось самое главное! С молитвой кропя святой водой все вокруг, по дорожке к дому двинулся отец Георгий; за ним шли Акоп Спартакович и девочки, все трое сияющие и мокрые – молодой священник то и дело оборачивался и кропил их «святым душем».

Над ними, распевая молитвы, летели торжествующие Ангелы Хранители, а впереди, сверкая обнаженным мечом, победно выступал грозный Ангел Георгиус.

Услыхав, что дом собираются освящать, бесы-минотавры, прижившиеся при охране, один за другим перескочили через высокий забор и попрятались в кустах на другой стороне улицы.

Вбежав на крыльцо, Акоп Спартакович гостеприимно распахнул дверь дома перед отцом Георгием. Вслед за ним вошли и девочки.

– Жанна! Ты дома? Иди скорей сюда! Мы сейчас дом будем освящать! – закричала Юлька.

Ей никто не ответил.

– Уехала куда-нибудь? – предположила Аннушка.

– Ей же хуже, – пожала плечами Юлька. – Самое интересное пропустит, потом сама жалеть будет.

А Жанна вовсе никуда не уезжала: предупрежденная бесами, она забаррикадировалась в своих новых апартаментах и лежала на кровати, накрывшись черным покрывалом и засунув голову под подушку.

Бес Жан, надо отдать ему должное, хозяйку в деле не покинул, хотя при первых же звуках молитвенных песнопений все его бородавки вспухли и стали оранжевого цвета, будто их смазали свежим соком чистотела: черный бес-яшер стал похож на гигантскую саламандру. Он лежал под кроватью Жанны, цепенея от страха и не осмеливаясь даже почесаться.

– Уж-ж-жас! Ненавиж-ж-жу! Уничтож-ж-ж-у! – слышалось из-под черной подушки.

Жан осторожно высунул голову из-под кровати.– Да не жужжи ты как оса – услышат! Они уже рядом, в спальне Мишина…

– Ой! – Жанна кувырком слетела с кровати и поползла под нее, шипя:

– Подвинься, ты, земноводное!

– Земноадное, смею заметить, – поправил ее Жан.

– Тс-с-с, саламандра!

– Сама тс-с-с, лахудра!

Они лежали рядом под кроватью, толкаясь, лягаясь, переругиваясь, и от бессильной ярости скребли когтями по паркету.

А больше всех в этот день не повезло домовому Михрютке. С утра у него было лирическое настроение. Он качался на люстре в гостиной и вспоминал незабвенные былые годы, проведенные в запушенном Исаакиевском соборе, превращенном в музей. В храме тогда не шли службы, не звучали молитвы, а он Михрютка, находясь в должности музейного домового, качался, сколько хотел, на маятнике Фуко. Злонаучный этот маятник демонстрировал суточное вращение Земли и, по заверениям экскурсоводов, будто бы тем самым одновременно доказывал отсутствие Бога. Бес-то знал, что вращением Земли, как и движением всех других светил во Вселенной, сам Бог и заведовал, но пустословие гидов ему очень даже нравилось. Эх, золотое было времечко, хорошо жилось бесам при коммунистах-атеистах! Вот бы снова храмы закрыли, священников разогнали, а людям запретили в Бога верить! И пусть бы даже они при этом и в бесов не верили – наплевать! «Оно даже и лучше, когда в тебя не верят,– размышлял Михрютка, – тут-то самая волюшка и начинается: делай что хочешь – никто тебя не заподозрит».

Когда послышалось пение священника и Ангелов, размечтавшийся домовой не успел удрать и как следует спрятаться. Услышав шаги у дверей гостиной, он прямо с люстры сиганул в камин. А отец Георгий взял да и брызнул в жерло камина святой водой! Несчастный Михрютка, ломая крылья, теряя когти, с истошным криком нырнул в дымоход, там врезался головой в закрытую заслонку и только после этого вылетел в трубу. А возле дома на него еще и быки-минотавры с рогами наперевес набросились: «Почему-му-у попы со святой водой ходят по всему-му-у на-шему-му-у дому-му-у? За что платим до-мовому-му-у?». И с каждым «му-му» рогами по Михрютке – бум-бум! И так они его отмумукали и отбумбумкали, что он еле живой от них вырвался.