Птицы, звери и родственники - Даррелл Джеральд - Страница 33

– СМЕРТЬ!!! – внезапно заорал он, да так, что я чуть не выронил коробку. Он опять развалился в кресле и вновь уставился на меня прозрачными голубыми глазами. – Запомни, юноша, сигареты – это смерть! – изрек он, пошарил в кармане белых парусиновых брюк и извлек оттуда видавшую виды трубку, шишковатую и почерневшую, словно кусок древесного угля. Когда он зажал ее меж зубов, его челюсть перекосилась еще больше. – Не забудь, – сказал он. – Лучший друг мужчины – его трубка!

Он загоготал над своей собственной шуткой, и я из чувства долга засмеялся тоже. Он встал, снова смачно сплюнул за перила веранды и опять развалился в кресле.

Я задумался, какую бы предложить тему для разговора. Но ничто не шло в голову. Вряд ли его заинтересует, что сегодня я впервые услышал цикаду или что курица тетушки Агати отложила шесть яиц, каждое размером с лесной орех. А если взять что-нибудь из морской тематики – может, поведать ему потрясающую новость, что Таки, который не мог позволить себе приобрести лодку, отправился на ночную рыбалку, держа в одной руке фонарь, а в другой – острогу, и успешно пронзил себе острогой ногу, вообразив, что это рыбина какой-то экзотической формы? Но капитан Крич, глядя на меня в упор сквозь маслянистый трубочный дымок, начал разговор сам.

– Интересуешься, отчего у меня такое лицо, юноша? – осуждающе сказал он, и я заметил, что при этих словах его щеки стали еще пунцовее и заблестели, как сатин. Прежде чем я смог что-либо отрицать, он пустился в рассуждения:

– Коварство ветра. Всё от него. Мы огибали мыс Горн. Ветер жуткий, словно из самых пропастей земли. Я упал, понимаешь? Паруса хлопали и ревели, что твоя гроза. Веревка выскользнула из рук, словно змея, намазанная маслом. Я рухнул прямо на палубу. Врача на борту, конечно, не было. Как могли, так и починили. – Тут он сделал паузу и повел челюстью. Я, потрясенный, сидел как вкопанный. – К тому времени, когда мы обогнули мыс Чили, все затвердело, будто портландский цемент, – продолжал он, поглаживая челюсть. – Мне было тогда шестнадцать лет.

Я колебался, сочувствовать ему или нет, но он погрузился в мечтания, закатив голубые глаза. Вернувшись к нам на веранду, мама удивилась нашей неподвижности.

– Чили, – сказал капитан с наслаждением. – Чили! Там я впервые подхватил триппер! Вот, вот – плывет клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер.

Мать вздрогнула и громко прокашлялась.

– Джерри, помоги принести чай, – сказала она. Мы вдвоем принесли чайник, молочник, чашки и блюда с испеченными мамой золотистыми ячменными лепешками и поджаренным хлебом.

– Харчи, – сказал капитан Крич, набивая рот лепешкой. – От них перестает бурчать в животе.

– И надолго вы сюда? – спросила мама, очевидно надеясь на отрицательный ответ.

– Да уж думаю, не поселиться ли тут, – промямлил капитан Крич, отряхивая с усов крошки. – Притянулось мне это место, хочу бросить здесь якорь.

Из-за свихнутой челюсти он прихлебывал чай со страшным шумом. Я заметил все возрастающую тревогу в глазах мамы.

– Так у вас… мм… есть корабль? – спросила она.

– Да не бойтесь, – сказал капитан Крич и схватил очередную лепешку. – Здесь желаю бросить якорь только я. А чего? Я теперь в отставке, есть времечко и приударить за девушками.

Говоря это, он пристально разглядывал маму и жадно жевал лепешку.

– Постель без женщины – что корабль без трюма, – заметил он.

К счастью, само провидение спасло маму от необходимости давать ответ – к дому подкатил автомобиль, в котором приехали остальные члены семьи, Дональд и Макс.

– Муттер, вот мы, – объявил Макс, ласково взглянул на маму и нежно ее обнял. – Вижу, мы прямо к чаю! Со шлюшками – вот здорово! Дональд, к чаю будут шлюшки!

– Не шлюшки, а плюшки, – поправил Дональд.

– Да не плюшки это вовсе! – сказала мама. – Простые ячменные лепешки.

– Кстати, о шлюшках, – вставил слово капитан Крич, – помню одну такую в Монтевидео – ох уж это была стерва! Весь корабль два дня ублажала! Жаль, теперь таких днем с огнем не сыщешь! Не выращивают, и все тут!

– Кто этот отвратительный старик? – спросила мама, как только ей удалось оттеснить Ларри подальше от пирушки, которая была в самом разгаре.

– Его фамилия Крич, – сказал Ларри.

– Это мне уже известно, – заметила мама, – но зачем ты привел его сюда?

– Да он занятный дед, – сказал Ларри, – и потом, не думаю, чтобы у него денег куры не клевали. Он приехал дожить здесь свой век в отставке на скромную пенсию. Я так думаю.

– Прекрасно, но он не будет доживать у нас, – сурово молвила мама. – Больше его не приглашай.

– А я-то думал, что он тебе понравится, – сказал Ларри. – Он странствовал по всему свету, побывал даже в Индии! А сколько он знает самых удивительных историй!

– Вот пусть он и дальше странствует по свету, – сказала мама. – Что-то я не в восторге от тех историй, которые мне довелось услышать.

Капитану Кричу, очевидно, приглянулось наше тихое пристанище, ибо с тех пор он стал у нас частым гостем. Мы заметили, что является он непременно к обеду, всякий раз возвещая о своем прибытии возгласом: «Эй, на палубе! Могу я подняться на борт и чего-нибудь ням-ням?» Поскольку он явно прошагал две с половиной мили по оливковым рощам, чтобы добраться до нас, в этой привилегии ему невозможно было отказать, так что мама, сердито ворча, отправлялась на кухню, доливала воды в суп и мельче крошила сосиски, чтобы капитан Крич мог присоединиться к нам. Зато он вознаграждал нас забавными историями из своей моряцкой жизни, а уж названия мест, где он побывал и которые я знал только по карте, так и лились потоком из его перекошенного рта. Тринидад и Тобаго, Дарвин и Дурбан, Буэнос-Айрес, Веллингтон и Калькутта, Галапагосские и Сейшельские острова, и даже Острова Дружбы, они же Тонга… Казалось, не осталось уголка на земном шаре, куда бы он не проник. Рассказы о своих морских похождениях капитан непременно чередовал с наидлиннейшими и наипошлейшими матросскими песнями, равно как и с похабнейшими куплетами о таких подробностях биологических отношений, что, к счастью, они были абсолютно недоступны пониманию мамы.

Наконец настал тот незабываемый день, когда капитан Крич явился без приглашения на чаепитие именно в тот момент, когда у нас в гостях были местный английский священник с женой, – они зашли не из религиозных побуждений, а просто из чувства долга. К нашему изумлению, капитан Крич вел себя на редкость пристойно: сперва он обменивался со священником мнениями относительно морских змей и высоты приливных волн, потом объяснял дражайшей половине, чем широта отличается от долготы, – словом, держал себя как образцово-показательный пай-мальчик, так что мы были даже горды за него. Но в конце чаепития произошло непредвиденное: каким-то непостижимым образом жена священника перевела разговор на тему о своем потомстве. Слушая ее, можно было подумать, что она не только единственная в мире рожавшая женщина, но еще и зачинала своих чад методом непорочного зачатия! Битых десять минут она не закрывала рта, рассказывая, какие у нее смышленые детки, пока наконец не умолкла на мгновение, чтобы допить чай.

– Ну, я-то уж староват, чтобы иметь детей, – сказал капитан Крич.

Супруга священника была шокирована.

– Зато, – с удовлетворением продолжал он, – сколько испытываешь наслаждения, когда пробуешь!

Финал чаепития был скомкан.

Вскоре после этого в один прекрасный день на вилле объявились Дональд и Макс.

– Муттер, – сказал Макс, – хотим везти тебя отсюда.

– Прогулка на яхте, – уточнил Дональд. – Прекрасная идея! Это все Макс, он выдумщик.

– Куда на яхте? – полюбопытствовала мама.

– Вокруг острова, – изрек Макс, вытянув свои длинные руки, как будто хотел обнять весь мир.

– Но ведь, насколько я знаю, ты не умеешь управлять яхтой, – сказал Лесли.

– Нет-нет. Не мы управлять. Ларри управлять, – с триумфом заявил Макс.

– Ларри?! – недоверчиво произнес Лесли. – Да он хоть что-нибудь смыслит в лодках?!