"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Васильев Сергей Александрович - Страница 31

— Тридцать пять, кажется…

— А, все понятно. Тридцать пять. Да тут до двадцати лишь каждый третий, а ему тридцать пять! Старикан совсем. Таким надо в трубах потихонечку сидеть, да с дитятями нянчиться, а он в поход! Дурак твой Гомер, и все в этом вашем Рыбинске дураки. А про Предел Зла это он вам специально плел — чтобы мозги загрузить. Чтобы вы его слушались и жратву ему таскали. Ведь таскали, наверное?

Я промолчал.

— Таскали, значит… — довольно улыбнулась Алиса. — Вот он — ваш Рыбинск. Все там каким-то типам непонятным жрачку таскаете. Они вам сказки — вы им жрачку. А еще над нами смеетесь, наверное, думаете, что одни вы правильно живете. А у нас свобода тут!

Когда надо мной смеются — мне все равно, я терпеливый. А вот Гомер в это верил. А когда над Гомером начинают смеяться…

Я решил, что не буду больше Алисе ничего рассказывать, пусть думает, что хочет. Пусть смеется. Наверное, так надо. Она ведь жива до сих пор, а значит, тоже греха на ней немного.

Продолжил рыхлить землю.

— Может, ты и права. Не про Гомера, конечно, про то, что еще До Предела далеко. Но он уже начался. Отделение уже происходит, на падших уже возложены знаки…

— Конечно, я права, — Алиса достала бутылку, стала пить. — Права. Никакое это не отделение, надо понимать. Вот знаешь, есть фасоль. Слыхал?

— Нет.

— Фасоль — это такой горох. Горох у вас в Рыбинске растет?

Горох у нас рос. Дикий, в диком поле. Мелкий такой, черный.

Но если очень голоден, то жрать вполне можно.

— Фасоль — это тоже горох, только разноцветный. Один красный, другой белый. Так вот, внизу, вокруг Нижнего Метро, склады есть, так там один склад весь этой фасолью засыпан. И не сгнила, как новенькая. Есть фасоль красная, а есть белая, по размеру они очень похожи. Вместе их варить нельзя — красная быстрее варится. И прежде чем сварить — ее выбирают. Красную в одно блюдо — белую в другое. Понимаешь?

— Понимаю, и что?

— И то.

— Мрецам, големам и слизням совершенно нет никакой разницы — грешники или праведники. На вкус все одинаковые. Они всех жрут с равным удовольствием. А знаешь, зачем они их жрут?

— Зачем? — спросил я.

— Потому что жрать хотят. Я же говорю, геноцид, вот и все. Если во всем этом…

Алиса обвела рукой дома, деревья и вообще все вокруг, солнце даже.

— Если во всем этом и есть хоть какой-то смысл — то он прост. Чтобы нас не осталось. Все.

Земля достаточно взрыхлилась, на нужную глубину, и я стал ее утрамбовывать. Подпрыгивал и утрамбовывал — это нужно для того, чтобы сверху холмика не возникло, чтобы все ровно получилось, аккуратно.

— И все жрут только нас, людей, — продолжала Алиса. — Давно ведь уже заметили. Вот кабаны. Ты думаешь, почему кабанов столько тут развелось? Не потому, что они быстро бегают, совсем не поэтому. Потому, что на них не охотятся. Конечно, свиноты сами иногда попадаются, но охотятся только за нами. И это неспроста.

Хотел сказать ей, что это как раз правильно, так и есть, что Дракон как раз только и охотится за теми, у кого душа есть, но не стал. Было уже почти темно совсем, пора укладываться.

Я расправил коврик, разложил его по дну колыбели. Сел и принялся распределять землю, собранную в ногах. Засыпал себя почти по грудь. Лег. Под голову поместил рюкзак

— Ну, у вас в Рыбинске и жизнь, — хихикнула Алиса. — Сами себя в землю закапываете, сами себе могильщики. А говоришь еще, там хорошо… Нет уж, Калич, ничего хорошего в вашем Рыбинске нет. Ладно, спокойной ночи, малыши.

— Добрых снов, — пожелал я Алисе.

После чего натянул противогаз, привернул шнорхель. Шнорхель у меня знатный — трубка замаскирована под камень, а на другой стороне шланг, так что можно даже головой немного ворочать. Подышал. Воздух проходил нормально. Теперь надо было Папу подсоединить.

Сунул клетку с Папой в полиэтиленовый мешок, горловину собрал резинкой, вставил шланг, подцепил его к шнорхелю. Папа заворочался, не любит Папа под землей ночевать, балует иногда. Но ничего не поделаешь.

Устроился поудобнее, особой грабалкой распределил землю по телу. Звезды. Сквозь очки увидел. Медленно, стараясь быть предельно осторожным, потянул за крюк Дерн расправился надо мной толстым надежным ковриком.

Темно.

Осталось последнее и очень важное. Дернул за леску. Там, наверху, опрокинулась плошка со скунсом. Теперь мой ночлег не учуять.

Темно. Папа мурчит. Я полежал, с удовольствием ощущая покой, тепло и безопасность. Успокоился.

Разбудила меня Алиса. Мерзким довольно способом — стала прыгать у меня на груди, чуть ребра не поломала.

Я ничуть не сомневался, что это Алиса — никто бы такого не придумал. Хорошо хоть водой не полила, с нее бы пришлось. Перевернулся, уперся руками, оттолкнулся.

Мне всегда нравилось наблюдать за пробуждением со стороны. Земля, трава, цветочек, грибы, может быть, даже. И вдруг все это разваливается, и наружу появляется Гомер. А из-под бузины Сим, а из-под кочки Ной…

— Подъем! — крикнула Алиса жизнерадостно. — Подъем, Калич, людям жрать охота! А ты все спишь. Или кошака там своего зажевал?

Я вылез из колыбели и стал сворачивать спальные принадлежности.

— Жрать охота, — повторила Алиса. — Не знаю, как ты, рыбец, а я уже пять дней ничего нормального не ела.

— А ириски? Мы же…

— Ириски — это чтобы в животе не урчало. Для того, чтобы жить, нужно жрать много мяса.

Я от мяса не отказался бы, но где тут его возьмешь?

— Еще чуть-чуть и тебя сожру, — Алиса щелкнула зубами. — Или этого твоего Филимошу.

Алиса протянула палец, Папа предупреждающе зашипел, выставил лапу для обороноспособности.

— Ох ты! — улыбнулась Алиса. — Жрать любит, а чтобы его сожрали, нет. Какой…

Папа фыркнул.

— Значит, охотиться будем. Тут очень хорошие угодья. Надо взять к востоку, километра три. Туда. Там кабаны, я тебе говорила. Давай, сворачивайся скорее.

Я свернулся.

Мы направились на восток Пробирались зигзагами, то влево, то вправо, то назад возвращались, как и раньше. Странно она все-таки передвигается, думал я. Топчется на месте, туда-сюда кругами. Следы, что ли, путает? Я запутался давно уже, помню, что выход на востоке.

А может, и правильно путает. Не знаю, чувство постороннего присутствия меня не покидало, и понять я никак не мог — это на самом деле, или только мне кажется?

Алиса шагала, само собой, первой, я за ней. Рассказывала про какие-то чудесные таблетки, которые появляются ближе к центру, съешь — и невидим, одно плохо, приходится голым ходить. А есть Вечный Переулок. В нем особый дождь пролился, вечный. Раньше умели разное делать. Вот чтобы предметы долго не портились — их специальным лаком покрывали. И они как новенькие хоть сто лет. А потом придумали дожди из лака, они и до сих пор иногда идут, если попадешь под такой — всегда будешь новеньким. А есть еще Белое Здание. Но его никто не видел. Вернее, его видели, но только перед самой смертью. Это как знак Человек идет по городу, никого не трогает и вдруг видит Белое Здание. Такой небольшой домик, один уровень, с зеленой крышей. Стоит себе и стоит. И после этого с человеком обязательно что-нибудь нехорошее случается. Умирает человек Причем всегда страшно так, нехорошо. Этот дом, он появляется и исчезает…

— С чего это вдруг? — перебил я. — С чего это дома ходят?

— А с чего не волк, а волкер? — вопросом на вопрос ответила Алиса.

— Ну, волкер — погань, это понятно. Но у него ноги есть. А у дома ног нет. Разве поганство и на предметы распространяется?

— Кто знает… Все может распространяться, все это ползет из Центра. Ты Белое Здание не видел случайно?

Я помотал головой.

— И то хорошо. Белое Здание — это да… А За Третьим Кольцом еще и не такое…

— Почему у вас тут все так устроено? — перебил я. — По кольцам? Все в кольцах. Большое кольцо, маленькие кольца, под землей кольца…

— Дубина ты рыбинская, — как всегда, нагло ответила Алиса. — Ты что, совсем ничего не знаешь?