Записка самоубийцы - Шарапов Валерий - Страница 9

– Не друг он мне, а как есть падаль и гнида.

– Та-а-ак, – Остапчук сплел толстые пальцы, покрутил большими. – А причины?

Молчание.

– То есть мы имеем на сегодняшний день ничем не обоснованное избиение. Ты соображаешь, что это статья уголовная?

– Плевать, – заявил малец и отвернулся.

«Попробуем с другого боку», – решил сержант.

– Ну а ты, Маслов?

– Я Маслов, – не стал спорить хитроумный и опытный Витька, не раз загоравший в кутузке. – С этим я не спорю. А что до этого вот…

– Но-но! – Анчутка отбросил грязный перст, указывающий на него.

– …то он, Иван Саныч, не падаль и гнида, а скорее потаскун и пакостник, – обстоятельно и даже вежливо закончил Маслов.

– Да ладно, – недоверчиво протянул Иван Саныч. – Неужели из-за юбки?

В коридоре послышалась возня, невнятное бормотание, в дверь поскреблись, и в кабинет наполовину проникла Ольга.

– Добрый день, Иван Саныч.

Оказывается, и молодые красавицы отдуваться умеют. Или это из-за того, что пришлось кого-то тащить на аркане?

– Иди же ты, овца упрямая!

И Оля втолкнула-таки в кабинет Светку Приходько, причем та, точь-в-точь строптивая ярка, копытами скребла по полу.

– Вот. Говори.

Та трусливо, но уверенно вякнула:

– Не стану.

– Так я сама расскажу, – пригрозила Гладкова, – со стыда сгоришь.

– Ну ладно, ладно. Но ничего не было, – решительно, хотя и глядя в пол, заявила мелкая.

«Хотя, черт возьми, не такая уж и мелкая, – с удивлением отметил Остапчук. – Когда эти девчонки подрастать успевают? Еще чуть откормить – и вполне себе, лет через пять… так, ближе к делу».

– Ну так что? – строго напомнил он.

– Сижу себе, присматриваю за младшими. Подошел… этот вот, – Светка указала на Яшку, – предложил поговорить и хлебца. Ну а там и драка началась.

– Какого такого хлебца?

– Этого вот, – она извлекла из кармана порядком покусанную буханку.

– Не бывает такого, чтобы просто так, ни с того ни с сего драка получилась, – заметил Остапчук.

И снова тишина.

– Ты, собственно говоря, почему не на работе?

– Приболел, – соврал Яшка.

– Начальство в курсе твоей хвори?

– Н-не успел сообщить…

– …торопился люлей получать, понимаю. Ну а ты, товарищ поднадзорный Пожарский?

– Я ничего, – спокойно, чувствуя себя в полной безопасности и в своем праве, отозвался Николай. – Я после учебы, мастер отпустил пораньше, зашел Ольге с полками-шкафами помочь – вижу: драка. Принялся разнимать, и вот.

– Не знаешь из-за чего?

– Не-а, – открестился Колька.

– Та-а-ак. Стало быть, имеет место злостное, то есть на ровном месте, хулиганство со стороны товарища Маслова и такого же Приходько: навалились на ни в чем не повинного товарища… как там тебя по фамилии, вечно забываю.

– Канунников я.

– Пусть так. Товарища Канунникова, который… а вот, кстати, ты-то что в школьном дворе делаешь, болезный? Все возраста и сроки тебе тут быть прошли.

Оля, глянув на часы, потеряла терпение и встряла:

– Да мириться он пришел! Иван Саныч, этот, который Яшка, Светке сказал…

– Ну! – взвизгнула та.

– …гадость, – продолжила Оля, опустив некую подробность. – Дурочка в слезы, нажаловалась этим двум, – она указала на Саньку и Витьку, – они пришли разбираться. Получилась драка.

– Все? – строго спросил Иван Саныч.

– Да, все. И вот еще что… Отпустите хотя бы Николая, нам еще полки в библиотеке доделывать.

– Вы, чета Пожарских, идите, свободны, – разрешил сержант Остапчук и указал на Светку. – И эту вот с глаз долой, проку от нее ноль, один вред только.

Во дворе Светка, которая все это время дулась и крепилась, разревелась белугой.

– Прекрати немедленно. Что ты как маленькая! Детей перепугаешь – кто тебе потом хотя бы захудалого пупса доверит? – увещевал Колька, доставая платок и заставляя девчонку высморкаться.

– Хорошо, – прогнусавила Светка, вздохнула, распрямила костлявые плечи и прямая, как палка, двинулась исполнять свой долг. За ней вереницей потянулись Сашка с Алешкой, чуть ли не принюхиваясь к ящичку у нее под мышкой, и Наташка, которая согласилась идти домой, но только не за ручку.

Колька вернулся в библиотеку. Укреплять стеллажи и прочее закончил уже к приходу уборщицы тети Паши, которая, постучавшись в дверь библиотеки, прошамкала, что пора бы и честь знать.

– А мы успели, – заверила Оля.

– Уходим, – подтвердил Колька.

В кино, правда, за всеми этими событиями было уже поздно идти, поэтому отправились бродить под сказочным, уже почти майским небом. Стемнело, но народу на улицах было немало, поэтому Колька, умело маневрируя, направлял их путь в более уединенные места – и в конце концов вышли на их с Ольгой секретное любимое место, потаенный берег озера.

– Зажрут ведь, – заметила девушка не без опаски.

Комарья было – хоть руками разводи.

– Учел, – солидным тоном успокоил Николай, извлекая из кармана одеколон. – Окропись покамест, а я сейчас костерок разведу.

И вот уже пляшет веселое пламя, и ребята, пристроившись так, чтобы и от дыма не перхать, и чтобы кровопийцы подлететь не смели, сидели в обнимку, глядя на нарождающиеся угли.

– Ну а мне-то можно узнать, за что Яшку колотили? – мимоходом спросил Колька, целуя Олю в висок.

Она вздохнула, неохотно пояснила:

– Да просто дурак этот пообещал Светке пойти в кино, а сам перед тем натрескался винища из погреба. В кино тепло, прикорнул, и что уж этому греховоднику приснилось – кто знает, только он помянул какую-то постороннюю девицу и грабли потянул, куда не следует.

– Сюда, что ли? – попытался уточнить Колька и тотчас получил по шее. – Да, это он не подумавши сделал.

– Не то слово. У меня хлебушек остался, хочешь поджарим?

– Спрашиваешь!

7

– Значит так, молодые люди, – начал Иван Саныч, когда в кабинете остались только они четверо. – Массовая драка в детском учебном заведении – это по-хорошему чепэ, требующее моего… ну, в том числе и моего серьезного вмешательства. Поэтому скажу прямо: если я тебя, товарищ Яков Канунников, еще раз около школы или Светки увижу – пеняй на себя. Тебе же, как не без удивления я выяснил, аж за восемнадцать, так?

– Ну типа того, – буркнул Анчутка.

– Вот и огребешь по-взрослому, – посулил сержант. – Вы же, товарищи малолетние урки, не вздумайте охоту на него устраивать. А то знаю я вас. Увлечетесь, и не только кулаки – ножики в ход пойдут, а это мне ни к чему. Да, промежду прочим! Ну-ка, что у нас в карманчиках? Идите сюда, не стесняйтесь.

Санька, дернувши плечами, демонстративно поднял руки – мол, вам надо, вы и шмонайте. Маслов проделал то же самое, но чуть смутившись – во швах карманов у него предательски похрустывал табачок.

– Все матери скажу, – пригрозил Остапчук, и Витька тотчас сник. Он боялся не матери, а того, что она начнет плакать, и это страшное оружие она пускала в ход по любому поводу.

Анчутка же, отойдя в сторонку, делал вид, что все происходящее его не касается. Он как раз рассматривал групповой фотопортрет сорок второго года выпуска, как сержант позвал:

– Поди-ка сюда. Тебя с нарочным, что ли, приглашать трэба?

– А… чего я-то сразу?

– Для порядку. Давай выворачивай карманы.

Яшка сделал такое движение, будто собирался бежать, но Маслов решительно перекрыл путь к двери, а Санька потянул к нему радостно трясущиеся руки.

– Ну-ну, – урезонил сержант, – давайте без самосудов и анархии. Ты чего стесняешься?

– Ничего я не…

– Тогда карманы показывай. Ты, дружок, дрался и на школьный двор завалился, где тебе делать нечего, а теперь стесняешься. Как-то подозрительно.

Анчутка, вздохнув, шагнул к столу, начал опустошать карманы. Пачка «Казбека», спички, две зажученные в рукав карты – валеты треф и пик, – которые он позабыл сбросить в притоне, два куска сахару…

– Все.

– Врет, зараза, – с отвращением заявил Санька. – Под мышкой у него еще карман нашит. И топорщится.