Повелитель теней. Том 3 (СИ) - Романов Вик - Страница 30

Я потратил два часа на сортировку книг, когда наткнулся на кое-что действительно интересное — просто не смог это отложить на потом, чтение меня буквально затянуло. «Мифы, легенды и сказки. Великие подвиги Перуна и двух его Пантеонов». Казалось бы, обычный сборник преданий, прославляющий Перуна, только вот в нём я нашёл несколько очень интересных рассказов. По отдельности они бы не привлекли моего внимания, а вот все вместе…

Легенда о том, как у людей судьба появилась

Жил-был мужик, пусть будет Пётр, — да больно уж прозорливый был, слава о его проницательности разлетелась по всей деревне. Некоторые сельчане его боялись, некоторые — приходили за советом. Оно и неудивительно — ни разу мужик не ошибался. Но Пётр тот был скромным, и жизнь ему нравилась спокойная, деревенская.

Так бы он и прожил её тихонько, вполголоса, через десяток лет о нём бы все и забыли. Да только выдался в той деревни тяжёлый год. Бывало, что от Богов дождя не допросишься, а тут — как зашпарил, так не остановишь! Шёл дождь и шёл, уже посевы начали гнить. Испугались сельчане голода, стали молиться Перуну, да вот беда — не отвечал он на молитвы. И тогда сельчане пришли к Петру, спрашивать, что им делать, как умилостивить Перуна?

— Специально он дождь наслал, — ответил Пётр. — Рассердился, подношения ему не понравились. Мало мы даров на алтарь положили, вот и расхлёбываем.

— Но как нам это исправить⁈ — вскричали сельчане. — Помоги нам, сделай хоть что-нибудь!

Десять дней и одиннадцать ночей размышлял Пётр. Не хотелось ему идти против Богов, но больно уж любил он свою родную деревню и её жителей. Это была его родина, не мог он её бросить. Поэтому он заглянул в будущее, а потом пошёл к Богу. Да только не к Перуну, а к Ярилу. И попросил он у него солнечных дней, обещал ему богатые дары, если урожай хороший удастся. И Ярило откликнулся на молитву, разогнал тучи и спас пшеницу. Не укрылось это от взгляда Перуна, и тогда он проклял урожай.

— Первый человек, который попробует хлеб, испечённый из этой пшеницы, умрёт! — прогремел он на всю деревню. Но так это громко было, что сельчана показалось — на весь мир.

Испугались сельчане, ночей не спали — даже думали жребий кидать, кто первым съест хлеб из проклятой пшеницы. Только Пётр ходил спокойным и загадочно улыбался, а как только пшеница созрела, он намолол из неё муки и дал жене, чтобы напекла лепёшек. Та сделала, как он просил. Пётр забрал горячий хлеб и поехал в город, на рынок. Сельчане его отговаривали — не дело убивать невинного человека! Но Пётр не послушался. Занял место на рынке и начал торговать.

Первым его покупателем оказался мужчина — не старый и не молодой, не красивый и не уродливый, не высокий и не низкий. Подошёл он к Петру, придирчиво осмотрел все лепёшки, да и купил одну — позажаристее. Откусил мужчина большой кусок, а тот кусок сразу встал ему поперёк горла. Задыхается мужчина, синеет уже — на землю упал, бьётся в судорогах и горло себе царапает. Люди вокруг бегают, кричат, лекаря зовут, а Пётр стоит и улыбается.

— Чего ты улыбаешь? — кричат ему.

— Да вот чего, — отвечает он и показывает на мужчину.

А тот уже перестал задыхаться, проклятый кусок выплюнул, тяжело дышит и буравит Петра взглядом. Обычный мужик вроде бы, да только и глазом моргнуть никто не успел, а на его месте стоит грозный Перун.

— Ты знал? — спрашивает он Петра.

— Знал, — говорит Пётр. Он и правда знал, что Перун иногда принимает человеческий облик и ходит по земле, смотрит, как живёт его паства. Знал он также, что сегодня Перун явится именно на этот рынок, подойдёт именно к этому прилавку и захочет купить хлеб. Пётр улыбнулся и спросил: — Вкусная лепёшка?

— Вкусная, — скривился Перун. Хотел он сначала убить Петра за наглость, но потом решил пощадить — за ум и смелость. Но чтобы в будущем его вокруг пальца не обводили, Перун создал судьбу и велел Мокоши ею управлять — чтобы у каждого человека был свой предопределённый путь, который он изменить не сможет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я сфотографировал эту и две следующие легенды и поторопился в столовую — всё-таки обещал Егору попасть на ужин. По дороге обдумывал прочитанную сказочку. Если считать, что в ней есть хотя бы доля правды, то она вполне объясняет, почему в Российской Империи оракулов превращают в бездушных кукол, которые тупо выполняют приказы. Вероятно, это не только и не столько государственная инициатива. Возможно, приказ спустился сверху, и я не Императора имею в виду. Пустые домыслы? Ну, следующие легенды повествуют о том, как Перун столкнулся с магом крови и властителем времени. И проиграл. Марена — Богиня, управляющая кровью. У Ломоносовых, судя по всему, дар времени. Все мои догадки были эфемерными, но… я чётко ощущал, что нащупал важную ниточку.

В столовую я зашёл в хорошем настроении — помахал ребятам, которые уже заняли столик, и потопал к раздаче. Но неожиданно из кухни вырулили две девушки в полицейской форме и целеустремлённо направились ко мне.

— Марк Ломоносов? — спросила одна из них и, когда я кивнул, вытащила наручники и сказала: — Нам нужно поговорить.

Глава 16

— Марк Ломоносов? — спросила одна из девушек в полицейской форме и, когда я кивнул, вытащила наручники и сказала: — Нам нужно поговорить.

Если честно, я слегка растерялся, не понимая, как реагировать — потому что наручники были розовыми и пушистыми! Вся столовая замерла, почуяв что-то интересное. На мне скрестилось больше сотни взглядов. Боковым зрением я заметил, как порог столовой переступил директор Академии. Виктор Викторович застыл как громом поражённый, на его лице отразилась странная смесь злости и обречённости. Тем временем полицейские не теряли времени зря — подтащили стул и толкнули меня на него. Я поддался и сел — происходящее начинало меня веселить, мне уже стало любопытно, что произойдёт дальше. Заиграла ритмичная задорная музыка. Егор стоял со счастливой физиономией и хлопал ей в такт.

Одна из полицейских начала танцевать передо мной, а вторая — скользнула назад, нагнулась и провела ладонями у меня по груди. Они плавно извивались и раздевались. Видимо, оплаченное время было небольшим, потому что они этот процесс особо не растягивали. Во все стороны полетела одежда — форменные фуражки, пиджаки, галстуки, а потом девушки резким движением содрали с себя штаны. Чей-то галстук повис на голове директора. И вот в этот момент Виктор Викторович опомнился и вышел из ступора. Он дёрнулся и, повернувшись к раздаче, закричал:

— Выключите музыку! Немедленно! — стриптизёрши тёрлись об меня и расстёгивали пуговички на рубашке, явно собираясь избавиться и от них. Но поварихи успели раньше — вырубили проигрыватель. В столовой воцарилась мёртвая тишина. У многих студентов буквально поотвисали челюсти. Директор же продолжал орать на поварих: — Да как вы додумались участвовать в этом цирке⁈ Вы что здесь устроили⁈

— Да ладно вам, — отмахнулась главная повариха. — Мальчика, что ли, поздравить нельзя? Ничего страшного не случилось. А на красивый танец чего бы и не посмотреть? Да и вообще, чего вы представление испортили? Мы ещё торт не вынесли, — она оглянулась через плечо и гаркнула: Выключайте свет!

Где-то щёлкнуло, и все лампочки моментально вырубились. А я закатил глаза — надо же было забыть, что у Марка Ломоносова сегодня день рождения! В первом мире я никогда не отмечал этот праздник: в детстве не было возможности, а во взрослом возрасте — времени.

— С днём рожденья, тебя! С днём рожденья, Марк! С днём рожденья тебя! — запел Егор, а поварихи и липовые полицейские подхватили. Ладно стриптизёрши — они отрабатывали свой оклад. А Егор… Ну, это просто Егор. Очевидно, его ничто не смущало, он же это, походу, и устроил. Додумался же. А вот поварихи… Они бессмертные или да? Против директора-то идти? Виктор Викторович едва от бешенства не лопается, вон как по его рукам молнии бегают, даже в воздухе запахло озоном. Кристина наблюдала за развернувшимся представлением со сложным лицом — судя по всему, ей одновременно хотелось и хлопнуть себя по лбу из-за испанского стыда, и присоединиться к развлечению. В конце концов, победило второе — она озорно улыбнулась и запела. Как и Гена Познанский. И ещё несколько студентов, которых я даже не знал.