Графиня Де Шарни - Дюма Александр - Страница 86

– Можно подумать, что эти ты получишь по наследству. Кажется, у тебя был дядюшка, который умер то ли в Америке, то ли в Индии… Это он завещал тебе десять луидоров?

– Эти десять луидоров, мадмуазель Николь Леге, – с некоторым превосходством проговорил Босир, – эти десять луидоров – вы слышите? – будут заработаны не только честно, но и в определенном смысле благородно! Речь идет о деле, в котором заинтересован не только я, но и вся французская знать.

– А вы – знатного происхождения, господин Босир? – насмешливо молвила Никель.

– Скажите лучше: «де Босир», мадмуазель Леге. «Де Босир»! – подчеркнул он, – так записано в свидетельстве о рождении вашего сына, составленном в ризнице церкви Апостола Павла и подписанном Вашим покорным слугой, Жаном-Батистом-Туссеном де Босиром, в тот самый день, когда я дал ему cbqc имя…

– Подумаешь: осчастливил!.. – прошептала Николь.

–..И состояние! – с гордостью прибавил Босир.

– Если Господь не смилостивится и не пошлет ему ничего другого, – покачав головой, возразила Николь, – бедному мальчику придется жить подаянием, а умереть в приюте.

– По правде говоря, мадмуазель Николь, – с раздосадованным видом промолвил Босир, – это нестерпимо: вы всегда всем недовольны!

– Да не терпите! – вскричала Николь, давая волю долго сдерживаемой злобе. – Никто вас не просит терпеть! Я, слава Богу, никому не навязываюсь и ребенка своего не навязываю. Да я хоть нынче же вечером уйду и попытаю счастья в другом месте!

Николь встала и пошла к двери.

Босир бросился ей наперерез и, раскинув руки в стороны, преградил ей путь.

– Да говорю же тебе, злючка, – промолвил он, – что это счастье…

– Что? – перебила его Николь.

–..наступит сегодня вечером. Я же тебе говорю, что даже если мои расчеты ошибочны, – а это совершенно невероятно, – я проиграю пять луидоров, только и всего.

– Бывают минуты, когда пять луидоров – целое состояние, слышите, господин мот?! Впрочем, вам этого не понять, ведь вы уже проиграли золотой слиток размером с этот дом.

– Это лишний раз доказывает мои достоинства, Николь: если я проиграл это золото, значит, мне было что проигрывать, а раз я мог заработать деньги раньше, стало быть, я и еще могу заработать; Бог всегда на стороне., ловких людей.

– Ну да, надейся, как же!..

– Мадмуазель Николь, уж не безбожница ли вы случайно?

Николь пожала плечами.

– Может, вы последовательница учения господина де Вольтера, отрицающего роль Провидения?..

– Босир! Вы – дурак! – отрезала Николь.

–..Что было бы неудивительно, ведь вы низкого происхождения. Должен вас предупредить, что эти идеи не пользуются популярностью в моем кругу и не имеют ничего общего с моими политическими воззрениями.

– Господин де Босир, вы – наглец! – прошипела Николь.

– У меня есть вера, слышите? И если кто-нибудь сказал бы мне: «Твой сын, Жан-Батист-Туссен де Босир, спустившийся, чтобы купить двухгрошовый леденец, поднимается сейчас, неся в руке кошелек, набитый золотыми», – я бы ему ответил: «Вполне возможно, на все воля Божья».

И Босир с благодушным видом поднял к небу глаза.

– Босир, вы – глупец! – заметила Николь. Не успела она договорить, как с лестницы донесся голосок Туссена-младшего:

– Папа! Мама!

Босир и Николь насторожились.

– Папа! Мама! – повторял малыш; голос его раздавался все ближе.

– Что случилось? – вскричала Николь, открывая дверь. – Иди сюда, детка, иди! – заботливо прибавила мать.

– Папа! Мама! – не унимался мальчик; его голос по-прежнему приближался, становясь все громче.

– Я не удивлюсь, – прошептал Босир, уловив в криках мальчика радостные нотки, – если чудо в самом деле свершилось и малыш нашел кошелек, о котором я только что говорил.

В эту минуту ребенок появился наконец на последней ступеньке лестницы. Он бросился в комнату, держа во рту леденец, а левой рукой прижимая к груди пакет со сладостями. Когда он разжал правый кулачок, у него на ладошке засняла, словно звезда Альдебаран, золотая монета.

– Боже мой! Боже мой! – вскричала Николь, забыв про дверь. – Что с тобой приключилось, мальчик мой любимый?

И она стала осыпать липкие щеки юного Туссена поцелуями, которые, казалось, способны были победить любую грязь, так велика была материнская любовь.

– Что случилось? – вскричал Босир, ловко завладев монетой и разглядывая ее при свете свечи. – А то случилось, что это настоящий луидор достоинством в двадцать четыре ливра.

Он снова подошел к мальчику и спросил:

– Где ты его нашел, мальчуган? Я бы с удовольствием туда отправился и поискал бы других луидоров.

– Я его не нашел, папа, – отвечал мальчик, – мне его дали.

– Как это дали? – воскликнула мать.

– Да, мама, какой-то господин! Николь едва не спросила, где этот господин. Однако наученная опытом, она из осторожности промолчала, потому что звала, как ревнив бывает Босир. И потому она лишь переспросила:

– Какой-то господин?

– Да, мамуля, – отвечал малыш, грызя леденец, – какой-то господин!

– Господин? – в свою очередь повторил Босир.

– Да, папочка. Какой-то господин вошел вслед за мной в лавку и спросил у лавочника: «Скажите, юного дворянина, которого вы сейчас обслуживаете, зовут де Босир, не так ли?» Босир с важностью выпятил грудь; Николь пожала плечами.

– Он сказал тек: «Не знаю, точно ли он дворянин, а зовут его в самом деле Босиром. – Он проживает где-то совсем рядом? – спросил этот господин. – Да, в доме налево отсюда, на четвертом этаже, под самой крышей. – Дайте этому мальчику самых вкусных сладостей, я заплачу», – сказал господин. Потом он повернулся ко мне и прибавил: «Держи, малыш, луидор. Это тебе на конфеты, когда съешь вот эти». И он вложил мне в руку луидор. Лавочник сунул мне пакет под мышку, и я пошел… Ой, а где же мой луидор?

Не заметив, как Босир утащил у него монетку, мальчик стал повсюду искать свой луидор.

– Растяпа! – проговорил Босир. – Должно быть, ты его потерял!

– Да нет же, нет! Нет! – повторял мальчик. Спор этот мог бы обернуться скандалом, если бы не последовавшее за тем событие, положившее ему конец.