Седина в бороду - Фарнол Джеффери - Страница 23

– Я купил ужин! – сухо произнес сэр Мармадьюк.

– Ах вот как! И за сколько же?

– Цена хорошая, Том, очень хорошая.

– Семь шиллингов, – обронил сэр Мармадьюк.

– Семь… Черт возьми! А ну, Джимми, раскошеливайся!

– Осторожней, Том, – вскричал мистер Вэмпер, вырываясь из крепких рук своего товарища. – Я всегда рад с тобой поделиться. Давай отойдем, и я тебе все объясню.

– Объяснишь? Ха, черт тебя побери, ты всегда что-нибудь объясняешь! – проворчал Том, но все-таки последовал за приятелем в угол комнаты.

Усевшись у очага, сэр Мармадьюк внимательно наблюдал за ними. Суматошная жестикуляция маленького человечка, неторопливые кивки верзилы; временами, когда порывы ветра стихали, до слуха джентльмена доносились обрывки разговора. Сэр Мармадьюк прислушивался, но мало что мог разобрать.

– Гиден, Том, и много… и отолоз, говорю тебе… даю слово… ты же знаешь Джимми.

Сэр Мармадьюк взял крепкое полено и начал задумчиво тыкать им в огонь; через какое-то время он заметил, что держит в руках вовсе не полено, а спицу от тележного колеса. Прошло еще несколько минут. Внезапно он осознал, что верзила неотрывно смотрит на него сквозь пламя очага. Сэр Мармадьюк продолжал беззаботно помешивать угли, пока, наконец, Том не заговорил. И хотя слова и голос его были грубы, но сэр Мармадьюк понял, что человек этот когда-то получил хорошее воспитание.

– Что скажешь, приятель?

– Ничего.

– Ты, конечно же, совсем не то, что мы?

– Безусловно, – спокойно ответил сэр Мармадьюк, не поднимая головы, – слава Богу!

– Полегче, если не хочешь иметь неприятностей. Понятно?

– Это зависит от обстоятельств.

– К черту обстоятельства! Что за игру ты ведешь? Ну, давай, выкладывай!

– Выражайтесь яснее.

– Кто ты и откуда?

– Путник.

– Куда направляешься?

– Куда-нибудь.

Том презрительно рассмеялся.

– Ты всегда так неразговорчив?

– Обычно да.

– Ну со мной это не пройдет, придется поработать языком. Давай…

Сэр Мармадьюк зевнул, прикрыв рот рукой.

– Спать хотите, господин хороший? – проревел Том.

– Да.

– Так вот, послушай, приятель, сегодня я расположен поболтать с тобой. Тут, как я понял, присутствует леди, почему бы ей не присоединиться к нам?

Сэр Мармадьюк поднял голову и взглянул на бродягу. Глаза под тяжелыми веками возбужденно блестят, брови нахмурены. Лоб перерезает неровный белый шрам, наполовину скрытый темными прядями тусклых волос. Какое-то время они не сводили друг с друга глаз, не произнося ни слова. В сарае повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь заунывными всхлипами ветра.

– Помоги нам Господь, что за ночь! – суетливо воскликнул мистер Вэмпер, переводя встревоженный взгляд с одного на другого.

Двое не пошевелились и не произнесли ни слова, все так же глядя глаза в глаза. Беснующийся ветер рвал и метал, стены скрипели и жалобно стонали, эти тоскливые звуки не мог заглушить даже громкий шум дождя. Затем неожиданно и громко Том спросил, казалось, против собственной воли:

– Какого черта вы на меня так уставились?

– У вас шрам над правой бровью.

Тяжелые веки сузились, глаза превратились в сверкающие щелочки, лохматая голова подалась вперед.

– И что с того?

Сэр Мармадьюк перевел взгляд на рваный выцветший платок, обмотанный вокруг волосатой шеи.

– Я удивлен, – коротко ответил он.

И в третий раз вопрос, казалось, слетел с языка Тома помимо воли:

– Чему вы удивлены?

Сэр Мармадьюк зевнул и поднялся.

– Невероятным вещам! – он небрежно кивнул и медленно направился в дальний угол, покачивая в руке спицу от колеса. Некоторое время он неподвижно стоял, глядя на едва различимую фигуру Евы, почти целиком скрытую душистым сеном. Тонкие брови джентльмена были нахмурены, казалось, он о чем-то мучительно размышляет.

– Невероятно! – пробормотал он. – Невозможно, это было бы слишком уж поэтично.

Памятуя о своем обещании, он лег так, чтобы Ева могла дотянуться до него рукой. Брови его, по-прежнему, оставались нахмурены. Он смотрел на потрескавшиеся стропила, едва различимые в мерцающем свете очага. Казалось, тяжелые балки шевелятся, словно какое-то фантастическое существо.

«Я не должен спать, – приказал он себе, борясь с усталостью. – Я не должен спать!» Но сено было таким мягким, его аромат успокаивал, баюкал, и глаза сэра Мармадьюка сами собой закрылись.

– Джон, Джон, проснись! Проснись же! Тсс, слушай!

В сарае царила тишина. Ветер, судя по всему, стих, дождь прекратился. Было темно, лишь в очаге тускло мерцали тлеющие угли. И вдруг тишину нарушил неясный звук. Сэр Мармадьюк приподнялся на локте. Он напряг все органы чувств, ибо Этот странный, зловещий, повторяющийся звук не предвещал ничего хорошего.

– Кто-то крадется к нам… чья-то рука шарит по стене, – почти беззвучно прошептала Ева.

Сэр Мармадьюк справился с дрожью и начал отчаянно шарить по сену, пока пальцы не нащупали крепкую тележную спицу. Тогда он медленно и осторожно поднялся, сначала на колени, затем на ноги. Сидя на корточках, широко раскрыв глаза, он вглядывался в темноту, готовый к безжалостной схватке. Благородный джентльмен уступил место первобытному дикарю, спокойному и беспощадному.

Осторожный шорох приближался. Сэр Мармадьюк не отрывал взгляда от слабого мерцания очага. Теперь он отчетливо различал мягкий звук шагов. Внезапно какая-то неясная тень закрыла свет очага. Сэр Мармадьюк напряг зрение – на него надвигалась человеческая фигура: голова, плечи, руки. Он прыгнул и нанес стремительный удар, споткнулся, вскочил и снова ударил. Раздался блеющий крик, полный ужаса и боли; длинные руки взметнулись вверх, но сэр Мармадьюк, используя спицу, как шпагу, сделал быстрый выпад. Раздался стон, тело с шумом рухнуло на пол, и на какое-то мгновение воцарилась абсолютная тишина, которую в следующий миг разорвал пронзительно-дрожащий крик.

– Том! Том… О, Том!

Сэр Мармадьюк, вглядываясь в темную неподвижную массу у своих ног, услышал быстрый топот, скрип двери. Затем раздался голос девушки:

– Джон, милый Джон, с тобой все в порядке?

– Да, дитя мое.

– Что… что это было, Джон?

– Подлость и низость.

С этими словами сэр Мармадьюк склонился над распростертым телом и подтащил его к почти совсем погасшему очагу. Он бросил в угли вязанку хвороста, и вскоре разгоревшееся пламя осветило лицо Тома. Из рваной раны, наполовину скрытой грязными волосами, сочилась кровь. Но взгляд джентльмена был прикован к старому шраму на лбу. Сэр Мармадьюк не побрезговал даже убрать грязные пряди, чтобы получше разглядеть рубец. Помедлив минуту, он развязал грязный шейный платок раненого и разорвал ворот рубашки. Обнажилась поросшая щетиной шея, и сэр Мармадьюк увидел то, что искал.

В следующее мгновение он резко отпрянул, поднялся на ноги и вгляделся в лицо поверженного противника. Глаза у того были закрыты, ноздри со свистом втягивали воздух. Сэр Мармадьюк перевел взгляд на тяжелую спицу.

– Джон, он умер?

– Живехонек! – сквозь зубы ответил сэр Мармадьюк. Нагнувшись и подхватив Тома под мышки, он подтащил его к распахнутой настежь двери.

– Зачем ты это делаешь, Джон?

– Его место на дороге, Ева-Энн. На дороге.

– Но дождь все еще льет. Он ведь может простудиться и умереть.

– Не думаю, – мрачно ответил сэр Мармадьюк, – Но если это произойдет, то лучше ему умереть на улице.

С этими словами он вытащил тело все еще находящегося без сознания человека из сарая, захлопнул дверь и поспешно запер на засов. Ева с ужасом наблюдала за его действиями. Джентльмен подошел к огню и мрачно уставился на пламя, его красивое лицо совершенно утратило свою привычную невозмутимость.

Ева робко приблизилась и коснулась его руки.

– Джон? Джон, что случилась? Почему ты так мрачен?

Сэр Мармадьюк опустил голову и спрятал лицо в ладонях. Когда он вновь посмотрел на девушку, губы его улыбались.