Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей - Страница 29

Мы разбираем груз. Только две целых коробки. Остальные дроны или полностью разбиты или повреждены.

На Лизе нет лица. Она чудом выжила, но горюет о разбитой технике:

— Я не справилась. Не довезла. Как я перед людьми отчитаюсь?

Мне хочется помочь доброй женщине, и в просветленную голову приходит понимание — тут тоже все просто.

— Мы покажем правду, — решаю я.

Беру телефон у расстроенной Лизы и включаю видеозапись. Снимаю обломки вражеского дрона-камикадзе, показываю то, что осталось от нашей машины, а также две уцелевших коробки в руках плачущей женщины. Больше ничего не требуется. Это будни простого волонтера в Донбассе — геройские будни.

— Отправите в свой чат, Лиза. Как доберемся до связи.

— И как мы доберемся? — вздыхает Михалыч. — Авто в расход.

— Будет тебе новое авто. — Я достаю деньги, отнятые у таможенника, передаю Михалычу: — Хватит на что-нибудь простое на колесах?

— Твои?

— Народные. Для Победы.

Михалыч пересчитывает. Он доволен:

— Наши умельцы из трех одну восстанавливают. Договоримся.

Концепция восстановления мне по душе. Я вспоминаю про другого умельца, который на «ты» с электроникой.

— В Луганске есть Кутузов. Он поможет с ремонтом дронов. Из трех один-то уж точно сделает.

Со стороны фронта пылит по дороге большой автомобиль. Армейский «Тигр» тормозит рядом с нами. Выскакивают двое военных с шевронами «Z». Один узнает женщину волонтера.

— Елизавета Михайловна! А мы думаем, где пропала? — Он мельком оценивает обстановку: — Все целы?

Лиза передает военным два коптера с наклейками «Zа Победу!»:

— Нас не задело, а груз — только эти без повреждений.

— Остальные починим, — заверяю я. — Нам бы до Северодонецка добраться. А дальше мы сами в Луганск.

— Организуем, — обещают военные. — Елизавета Михайловна, здесь находиться опасно. Вы Родине нужны живой.

— Вы тоже. — Теперь на лице Лизы слезы светлые, а глаза добрые.

Я фотографирую передачу беспилотников от волонтеров армии. В бронированном «Тигре» мы через понтонную переправу добираемся до Северодонецка.

На следующий день из Северодонецка в Луганск нас везет уже знакомый водитель «Краскопласт» Валера. Он радостно сообщает, что на дороге в Луганск укладывают новый асфальт. Такие вещи поднимают настроение местным жителям не меньше, чем победы на фронте.

В кабину к водителю поместились Михалыч и Лиза. Я расположился в открытом кузове вместе с поврежденными беспилотниками. Михалыч обсуждает с Валерой, где лучше достать добротный фургон.

При въезде в Луганск появляется мобильный интернет. Лизе не терпится включить телефон и отправить фотоотчеты в чат. Проходят томительные минуты ожидания, и вместе с потоком словесной поддержки телефон информирует эсэмэсками о входящих платежах.

— Михалыч, скоро в новый рейс, — радуется Лиза.

Мы едем на рынок, останавливаемся около киоска по ремонту телефонов. Я машу знакомому мастеру из кузова «газели». Выходит Кутузов. На лице возбужденно-радужная улыбка, в точности, как моя, будто в зеркало смотрюсь. С поправкой на искусственный глаз, конечно.

Кутузов разглядывает поврежденные беспилотники:

— Для наших, на фронт?

— Сможешь починить?

— Всех умельцев позову. Навалимся и сделаем.

Я толкаю Михалыча в бок:

— А ты сомневался. У нас общая Родина.

— И общая Победа.

29

Я расстаюсь с волонтерами в центре города. Михалыч должен найти новое средство передвижения, а Лиза выполнить обещание — перевезти раненную бабушку с собакой и кошкой к родным в Россию.

Водитель Валера везет меня на «Краскопласт». Он в курсе, что я ищу Руслана Краско и оправдывается:

— Я только экспедитор — груз принял, груз сдал. Сведу тебя с нашим завцехом. Она должна знать про руководство.

— Женщина? — удивляюсь я и понимаю, что мужчины сейчас нужнее на фронте.

— Молодая, — подмигивает Валера. — Алена Анатольевна, строгая и стройная.

На территории небольшого завода работа кипит, чувствуется, что пластиковые окна разрушенному региону сверхнеобходимы. Алена Анатольевна берет накладные у Валеры, а мне велит подождать во дворе.

Когда я думаю, что про меня забыли, женщина появляется. По гордой осанке и властному взгляду можно подумать, что ей за тридцать. Но гладкая кожа и здоровые волосы сигнализируют, что Алена вряд ли много старше меня. В ночном клубе и легкомысленной одежде она будет выглядеть самоуверенной разбитной девчонкой.

Карие, с опасным прищуром, глаза Алены рассматривают меня. Небритость на щеках она одобряет, а пыльная одежда женщине не нравится.

Я невольно отряхиваюсь и оправдываюсь:

— Под бомбежку попал с волонтерами.

— Война рядом, — понимающе кивает Алена. — Так ты волонтер? А Валерий сказал, ты служил вместе с Краско-младшим.

Перед красивой начальницей хочется подчеркнуть, что я не простой ополченец.

— Воевал до ранения. Командовал минометным расчетом. Нам дали Руслана как оператора беспилотника. Мы звали его Русик.

— Вас ранило в один день?

— В неудачный день. Хотя этот день можно считать моим вторым днем рождения. — Я называю дату и цель визита: — С тех пор Руслана не видел. А хотелось бы.

— Вот оно что. Нашего директора Николая Краско на следующее утро нашили мертвым. Вроде крепкий был мужчина. Теперь я понимаю. О сыне узнал, вот сердце и не выдержало.

Я вспоминаю последнюю переписку Шмеля со Златой. Она приезжала накануне к Николаю Краско в Луганск и сообщила Денису: «Он выпил и уснул, я ушла». Шмель требовал подтверждения, словно придавал этому особый смысл: «Мне надо знать точно!»

Что знать? Сколько выпил? Почему ушла?

А Злата ответила также загадочно: «Я сделала это». Что она сделала? Украла деньги? Краско бы и так их отдал. Еще Злата призналась, что боится. Чего? Или кого?

Краско-старший уже не ответит. Возможно, Алена даст подсказку.

— Николай Краско много выпивал? Он точно умер от сердца?

Алена пожимает плечами:

— Думаю, меру знал. Иначе бы не стал владельцем завода. А вскрытия нынче не проводят. Все врачи при деле, раненых надо спасать.

— А его сын, что сказал?

— На похоронах директора Руслана не было. Только наши заводские.

— Ну да, он же был ранен. Я тоже долго в себя приходил.

— У Руслана ранение в лицо. Говорили, с носом что-то.

Я напрягаюсь. Второй человек говорит, что Руслан Краско ранен в лицо. На этот раз сведения точные, из близкого окружения. И к Злате приезжал боец с бинтами на голове, упоминавший Луганск. После чего Злата исчезла. Хотя у раненого пришельца перебинтован мог быть лоб, а у Русика поврежден нос. Опять остаются вопросы.

— Спасибо, Алена. Как мне увидеть Руслан Краско? Он сейчас на заводе?

— Нет. Его и в городе нет.

— Почему? — удивляюсь я.

— Руслан Краско в Ростове-на-Дону лечится. Операция, реабилитация.

— Руслан теперь владелец вашего завода?

— Получается так. Вникает постепенно. Из Ростова руководит.

— Так можно?

— Все деньги и материалы из России. И доход туда. Нам зарплату привозят.

— А как его ранили?

Алена пожимает плечами:

— Могу спросить. Кто-нибудь на заводе знает.

— Лучше я сам его спрошу. Алена, ты можешь позвонить Руслану? Я договорюсь о встрече.

— Я с Русланом Николаевичем еще не виделась, но телефон знаю.

Она замолкает, словно набивает цену.

— Пожалуйста, — умоляю я.

Алена набирает номер. Ей отвечают. Она говорит:

— Здравствуйте! Я с «Краскопласт» звоню. Тут сослуживец Руслана Николаевича пришел, хочет с ним встретиться.

Алена вопросительно смотрит на меня — имя?

— Контуженый. Нет Кит! — громко говорю я и забираю трубку.

Но связи уже нет. Я в недоумении.

Алена тоже смотрит на дисплей и заверяет:

— Краско на лечении. Ему передадут. Через пару дней позвонишь.

Девушка наклоняет голову, в глазах хитринка: