Орхидеи еще не зацвели (СИ) - Чуприна Евгения - Страница 6

Княгиням Генри нравился, потому что своим мощным сложением и щетиной во всю щеку он напоминал им об оставленных на родине возлюбленных сибирских мужиках. Но что для русской княгини здорово, то для добропорядочного слуги с Беркли-Меншнз — смерть. Поэтому, впервые узрев шубу и объяснив своему сознанию, что ее появление среди присутствующих, да еще без медведя внутри, не является фикцией, Шимс побледнел так сильно, будто ему щеки натерли мелом. Еще немного, и он бы грохнулся, как шар — в лузу. Оплывающего в полуобморок камердинера пришлось, разжав пальцами его судорожно сжатые челюсти, долго отпаивать виски из бутылки, которую держал в руке юный Баскервиль, пока бедняга смог произнести одеревенелыми губами: «Прекрасно-с».

Итак, я прильнул к заветной щели (не подумайте чего худого) сперва глазом, а потом ухом, гадая, хлопнется ли опять Шимс оземь, как загулявшийся сурок, среди зимы взглянувший вдруг на календарь, или привычка окажет свое благотворное действие на его нежные нервные окончания. И то, что я узрел таким образом, меня поразило.

Сразу должен сказать, что за время, пока мы не виделись, Генри не счел полезным сменить гардероб. Все так же с его плеч ниспадала медвежья шуба, все так же он сжимал в руках седло и все так же был похож на одного из тех бодрых, жизнерадостных щенков ньюфаундленда, которых наша аристократия поставляет Америке в лице своих благородных отпрысков. Глядя на этих щенков, все еще породистых, но уже не бонтонных, начинаешь понимать, каким был английский бульдог прежде чем выродился в нечто такое, чему отсутствие денег и большевицкая пропаганда придает сходство с сонным упырем. Добродушие, энергия, оптимизм — вот что было написано в больших карих глазах Генри Баскервиля, когда он вручил Шимсу (тот и бровью не повел) седло и шубу, развалился в кресле, сладко потянулся, зевнул во весь рот и на какое-то мгновение застыл, смачно вперившись в стену. Аж радостно за него стало — такой амбал, а сущее дитя. Правда, проделав все это, он вскоре засомневался, что поступил достаточно пуккасагибно, и в его позе появилось нечто бледнолицее, нечто тугое, как воротничок.

— Шимс, — спросил он после паузы, — скажите, вас не беспокоит, что я положил ноги на этот столик?

— Нисколько-с, — ответил Шимс, все еще не грохаясь оземь, — если вам так удобно, вы можете положить на столик хоть все четыре ноги-с.

— Четыре? Почему четыре? А, я понял! Это английский юмор, вы намекаете на мою лошадь. Вы хотели, что б я положил на этот стол старушку Фру-Фру и сел сверху! Ха-ха-ха, шалунишка! Кстати, о лошади. В доме есть что-нибудь выпить?

— Конечно-с, у мистера Вустона прекрасный винный погреб-с. И нет необходимости произносить это слово шепотом-с. В Англии суровый климат, и учитывая это прискорбное обстоятельство-с, наше правительство не сочло возможным ввести сухой закон, дабы не оставлять своих сограждан один на один с разбушевавшейся стихией-с.

— А, да-да, конечно. Эти жадные шотландцы, эти маленькие вискокурни высоко в горах, без лицензии, чтобы не платить налоги… Потом вдруг за спиной у бармена, как из воздуха, возникают бутылки, пиво варят буквально в соседней комнате, и полиция говорит: это божья роса… Хоть вообще-то я бы не сказал, что в Англии холодно.

— Правда-с?

— А то! Когда я две недели назад садился на корабль, шел дождь со снегом, а здесь у вас просто какие-то тропики.

Последняя реплика вызвала в камердинере метеорологический скепсис.

— Возможно-с, именно эти две недели и являются причиною столь благотворных изменений климата-с? — ввернул он, намекая, что, дескать, весна, она и в Африке весна, и не всяким приезжим судить об английской погоде.

— Да нет, Шимс. Англия вообще не такая, как Америка. Здесь люди другие. Все ходят в этих смешных лысых пальто, с зонтиками. Кстати, Шимс, я ведь теперь тоже решил одеваться как истинный англичанин.

— В самом деле-с? — уточнил Шимс. — Поразительно!

— Ага, — заверил его Генри. — Но я одного не пойму, у вас тут сплошные магазины, а выбрать нечего.

— Тогда, может быть, имеет смысл воспользоваться услугами портного-с?

— Нет, на портных у меня аллергия. Казалось бы, я уже при деньгах, дядюшкин поверенный Мортимер переслал некую сумму, чтобы я сюда приехал, а они все равно продолжают подавать на меня иски в суд. Зачем мне, вступая в новую жизнь, опять прикармливать этих кровопийц? Или кровопийцев? Ведь я же не знаю, как все обернется.

— Резонно-с.

— Странно, что вы усомнились в моей резонности, вы все-таки слуга, Шимс, хоть и белый.

— У джентльменов, недавно прибывших из Соединенных Штатов Америки-с, — предложил Шимс, слегка поморщившись затылком, — весьма благоприятных отзывов удостаивается магазин братьев Коэнов-с. На ярком свету их костюмы подчас выглядят слишком смело, но в интимном полумраке, царящем внутри магазина, они смотрятся вполне достойно-с… Там же вы сможете купить и все прочие карнавальные принадлежности-с.

— Что значит «слишком смело»? Мужчина не может быть слишком смелым. Во мне хватит отваги надеть любой костюм.

— Вы хотели сказать-с, любой костюм, кроме женского-с?

— Для меня было бы величайшим позором, Шимс, не осмелиться на то, что трусливая женщина делает целыми днями. Я в любой момент готов надеть женский костюм, и со всем его содержимым!

Всякий поймет, что после такого мощного довода Шимсу оставалось только выкинуть белый флаг, роль которого отлично бы сыграла зажатая в руке тряпочка. Наверняка после этой отповеди он и сам задумался о том, что шотландский килт выглядел бы мужественно, если б на нем не болталась эта мохнатка, и без мохнатки он мог бы его носить, но тут перед мысленным взором его встал покойный отец. Строгий пожилой джентльмен, воплощенная укоризна. «Стивен, — сказал старик Шимс, или вернее старик Селден, сурово насупив кустистые брови. — Мальчик мой, кхэ-кхэ, я скорее согласен увидеть тебя в костюме Адама, даже костюме Евы, чем в образе, напоминающем мне о ненавистном Мак-Даке, который едва не увел у меня из-под носа твою матушку, воспользовавшись моей юной доверчивостью и незнанием жизни. Если бы его коварные планы, кхэ-кхэ, увенчались успехом, то тогда ты мог бы разгуливать в клетчатой юбке, пока ноги не сотрутся, но покудова на свете существуют жуткие призраки, которые являются по ночам и с диким зубовным скрежетом стоят в изголовье кровати, а только высунешь пятку, немедленно впиваются в нее зубами, ты даже и не думай ни об чем подобном». Так или, может быть, несколько более витиевато, заявил его старый отец, отняв у сына последнюю пристань, где бы мог укрыться его поверженный разум. Но кодекс английского камердинера строго-настрого запрещает своим приверженцам оставлять последнее слово как за хозяином, так и за гостем хозяина, и Шимс ничего не мог с этим сделать.

— Иногда трудно решиться пойти против природы… — робко начал он, ощущая себя ребенком, который гуляя в полосе прибоя, вдруг получил под зад гигантской океанскою волной, но Генри оказался поклонником той философской школы, что предписывает каждый спор заканчивать контрольным выстрелом.

— Брак тоже против природы, но я заметил, что первыми женятся трусы.

— Какое глубокое замечание-с, — искренне восхитился Шимс.

Глава 7

— Но вернемся к одежде. — Генри, казалось бы, и до того одетый, подошел к окну и внимательно оглядел лондонца, идущего по залитой дождем Беркли-Меншнз. По брезгливому выражению лица потомка славного рода Баскервилей можно было понять, что при виде этого экземпляра его посетили мысли о насекомых. Насекомое плывет в потоках влаги, как, скажем, клоп, когда спускают воду в ванне.

— Вернемся, Шимс, к шмоткам. У меня вот какая проблемка. Я решил одеваться, как истинный англичанин, но при этом не хочется быть похожим на серую моль.

Ну что же, моль — это еще ничего, это почти мотылек, да собственно, она мотылек и есть, только порхает не с цветка на цветок, а с пиджака на брюки.

— Никто никогда не видел моль, одетую как истинный англичанин-с, как никто никогда не видел денди-с, облаченного в устрицы, — сказал на это Шимс. — Поэтому полагаю-с, чтобы не быть спутанным с этим насекомым, вполне достаточно носить свой костюм на себе, а не употреблять его в пищу. То есть сюртук все время должен быть снаружи, а не внутри-с.