Стоящий у Солнца - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 38

Выехали ранним солнечным утром. Этот бард, шутник, философ и конспиратор простился без всяких напутственных слов – подал банку с медом – гостинец гадьинскому участковому, подсадил Ольгу в кабину и помахал рукой.

– Скажи там, мед вербный, – наказал он. – Пусть не жалеют, едят. Он долго не хранится. А я еще пришлю!

И заспешил к дельтаплану, с утра вытащенному на взлетную полосу.

Пока ехали по склону вниз, было терпимо, хотя прямо по колеям струились бьющие из земли родники да откуда-то взялись ручьи, пересекавшие дорогу в некоторых местах. Когда же Русинов вырулил на широкий лесовозный проселок и через несколько километров остановился перед бушующим потоком, стало тоскливо. Под дорожным полотном лежала водопропускная труба, однако напор был настолько мощный, что хлестало через плиты, уложенные по колеям.

– Это еще не страшно, – успокоила Ольга. – Вот за Кикусом поплаваем. Там в одном месте может и дорогу размыть.

Русинов включил пониженную передачу и, буравя воду, как лодка, переехал поток. И еще раз добрым и недобрым словом вспомнил Ивана Сергеевича: хорошо, что взял его машину!

И плохо, что за десять дней ожидания он не то что не приехал, но даже и весточки не послал. Русинов за это время трижды ездил в Ныроб на почту (но как будто за свежим хлебом) – ни телеграммы, ни письма. Условились, что писать он будет от имени бывшей жены… Вторая посланная Ивану Сергеевичу телеграмма была короткой: «Обеспокоен молчанием. Как здоровье Алеши? Есть змеиный яд. Саша». Если первая телеграмма не дошла по какой-нибудь причине либо Иван Сергеевич не приехал за ней на дачу к бывшей жене, то, получив вторую, Алеша сам должен был отвезти ее в Подольск и в случае каких-то неожиданностей ответить отцу заранее условленной телеграммой.

Тут же – полное молчание! И это больше всего омрачало и дорогу, и весь предстоящий поиск Кошгары, на которую Русинов возлагал свою очередную надежду.

От одного упоминания этого названия уже было «горячо». Так горячо не было, даже когда он открыл для себя закономерность «перекрестков Путей»: карта при всей ее заманчивости являлась все-таки чисто теоретическим изобретением и требовала несколько лет работы, чтобы сопоставить ее важнейшие предпосылки с исследованиями на местности. Для этой цели нужно было создавать отдельный институт. В одиночку же, вооружившись лопатой и ломом, можно получить лишь такие результаты, как после раскопок на пасеке. Закономерность существования астральных мест, которые знали древние арии и благодаря которым сложилась особая, Северная цивилизация, была открыта Русиновым практически за кабинетным столом. Далее требовалось проверять выводы и уточнять систему доказательств, но уже непосредственно в этих астральных местах. Русинов успел съездить куда поближе – в Новгород, Изборск и Белозерск, куда сели княжить варяги Рюрик, Трувор и Синеус. Они прекрасно знали, в какие города следует сесть, чтобы в руках оказались все нити управления государством. Беспорядок на Руси начался оттого, что правившие князья утеряли знания, а значит, и потеряли способность управлять. Они оказались незрячими в мире путей и перекрестков, или, как тогда называли слепых, темными, а для светлой Руси требовались Светлейшие князья. Слово «варяг», а первоначально «варага», означало буквально «движение между небом и землей».

Карта «перекрестков» была журавлем в небе, но синицей в руке являлась Кошгара. Только в чьей, если в прошлом году в том районе побывал Савельев?

До Большого Кикуса они доехали без особых приключений, затем по мосту переехали вспухшую реку Березовая, и вот тут-то началось. Дорога ныряла с холма на холм, а в каждом распадке гудели потоки. Отсыпанное камнем полотно не размывало, но вода, устремляясь с гор в Колву, катилась поверху, и чем дальше, тем глубже становились эти временные речки. Напитанная влагой, морена изливала сейчас из своего чрева многие тысячи ключей и родников, которые собирались в пересохшие еще весной русла, и потоки воды казались неестественными, потому что вокруг было сухо и светило яркое солнце.

Оставалось километров двадцать пять, когда Русинов, форсируя очередную речку, въехал на середину и мотор вдруг заглох. Корпус машины загудел от напора воды, под ногами в кабине забулькало. Русинов открыл капот – лопасти вентилятора захватили воду и забрызгали свечи зажигания, высоковольтные провода и крышку трамблера. Он дал тряпку и попросил Ольгу протереть воду, а сам открутил вентилятор. Двигатель зачихал, заискрил и все-таки запустился на трех цилиндрах. Выхлопная труба бурлила как реактивная. Ехать вперед нечего было и думать – поток был еще глубже, дорога шла под уклон. Русинов включил заднюю передачу и с натугой выехал на сухое. Спрыгнув на землю, обошел машину: отовсюду текла вода…

– Ну что, загораем? – невесело усмехнулся он. Ольга радовалась солнечному дню и ничуть не расстраивалась, наоборот, повеселела, ибо всю дорогу настороженно молчала. Несколько раз Русинов пытался разговорить ее, спрашивал об отце, о Варге; она же отвечала нехотя и отворачивалась, глядя сквозь окошко дверцы с опущенным стеклом. Она равнодушно взирала на мощные потоки, даже когда машину заносило при переездах, а тут, выпрыгнув из кабины, сразу же побежала к речке. Похоже, не боялась ни воды, ни огня…

– Почему бы и не позагорать? – ухватилась она, бродя босой по мелководью. – Когда еще придется?

Несмотря на вьющихся комаров, Ольга разделась и решительно улеглась на песчаный холм у дороги: вокруг все было изрыто бульдозером – видимо, часто ремонтировали размытое полотно. Русинов походил взад-вперед, поглядывая в лесной просвет дороги, – пусто и тихо кругом…

– Что вы ждете, господин полковник? – спросила она.

Когда Ольга обращалась к нему подобным образом, это означало, что у нее ироничное настроение, готовое в любой момент скатиться к сарказму.

– Может, лесовоз пойдет, – проронил он. – Перетащил бы… Она перевернулась на живот и подперла голову руками. Ее белесые волосы рассыпались по плечам и лицу.

– Куда вы так торопитесь? Посмотрите, какое чудесное солнце, какой воздух! Схлынет потоп – переедем сами! А лесовоза все равно сегодня не дождетесь. Сначала проедет ремонтная бригада. У нас всегда после дождей так.

– Когда же схлынет этот потоп?

– Может, к вечеру, а может, через неделю. – Она уже начинала издеваться над его беспокойством. – Вода стечет, обратится в пар, поднимется в небо и вновь прольется дождем… Круговорот воды в природе, слыхали?

Русинов вспомнил Авегу. «Время бежит, вода бежит, человек бежит…» И вдруг как бы остановил себя, затормозил мысли, убегающие вперед дороги.

«Повинуюсь року!»

– Где наша не пропадала! – Он скинул рубашку. – Только давайте съедем с дороги. Чтобы на глазах не торчать.

– Вы что, глаз боитесь? – сгоняя комаров со спины, спросила Ольга. – Я давно заметила: вы ведете какую-то скрытную жизнь. Это что, характер? Или некие другие причины?

– Другие, – подтвердил Русинов. – Есть несколько способов показать окружающим, что ты умный. Первый – глубокомысленно молчать; второй – это, как я, изображать скрытную жизнь и быть болтливым. Давайте съедем все-таки?

– Ну, давайте, – неуверенно согласилась она. – Только это вряд ли поможет. У нас же как в нормальной деревне: подумаешь что-нибудь сделать – уже все знают.

Ольга подобрала свою одежду, села в кабину. Русинов запустил двигатель – один цилиндр по-прежнему не работал, – свернул с дороги и заехал в лес, – нет, тут действительно ничего невозможно скрыть – на вскопанной бульдозером земле остался глубокий яркий след.

– У меня тоже такое ощущение, – сказал Русинов, продолжая прежний разговор. – Только не пойму, в чем дело. Всюду чудится, будто подглядывают.

– И подглядывают, – подтвердила Ольга, устраиваясь на песке. – Мы с папой в прошлом году поехали за черникой. А с ним ездить невозможно! Он пока весь Урал не объедет, не успокоится. То в одно место попутно заглянет, то в другое… Вот и докатились, что нас чуть не арестовали. Я ему говорила: кто-то везде за нами смотрит! Не поверил… Выскочили какие-то двое с автоматами – и на нас. Проверка документов! Это в лесу-то, в горах! А папа – на них! Представляете, у моего папы какие-то бичи требуют документы?! На вид бандюги настоящие. Один смотрит на меня, и вижу, у него глаз разгорается… Ну, тут папа качнул свои права – они красные корочки показали. Папа им свои показал, так и разъехались.