Стоящий у Солнца - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 25

На следующий год в состав экспедиции включили профессионального врача, снабдили медикаментами на все случаи жизни, запретили жить в палатках поодиночке и рекомендовали не любоваться на диких зверей, как было обычно, а отстреливать в целях самозащиты. Да знать бы, где упасть! Гибель очередного «егеря» произошла буквально на глазах. Сотрудники Института делали сейсморазведку, а охранник, чтобы видеть подальше, забрался повыше и сел на камень возле высокого останца. Конечно, он скучал от безделья и поэтому расслабился на жаре. Кто-то из геофизиков заметил пыль на скале и крикнул «егерю»: «Бойся!» И если бы не крикнул, может, и не случилось трагедии. «Егерь» метнулся в сторону и точно угодил под небольшой камень, сорвавшийся с вершины останца. Когда люди подбежали, он был мертв. Русинов в тот же момент лично обследовал останец: наверху никого не было и быть не могло, вокруг – тоже…

А спустя неделю на этой скале появился знакомый таинственный знак – вертикальная линия с четырьмя точками с левой стороны. Русинов немедленно вызвал вертолет и облетел все места, где в прошлом году погибли люди: знак стоял везде, и теперь было точно известно, что точки с левой стороны означали смерть, а с правой – жизнь. На камне, где должны были встретиться Инга Чурбанова и Данила-мастер, стоял знак жизни…

Самое же главное, эти меты подтверждали давнее подозрение Русинова, что каждый шаг пришлых людей на Урале кем-то незримо контролируется, причем с конспирацией, которой может позавидовать любая Служба мира.

И поэтому он не верил, что все встречные-поперечные здесь люди случайные, повсюду усматривал волю рока. То, что ночью он узнал в госте пчеловода исчезнувшего еще в семьдесят восьмом году разведчика Виталия Раздрогина, хоть и поразило его, однако еще больше утвердило в мысли, что ничего здесь не происходит по случайному стечению обстоятельств. И пасека эта с хозяином-артистом встала на пути из-за того, что потребовался свинец. Оказавшись здесь, Русинов попал если не в «десятку», то по крайней мере был близок к цели: иначе бы судьба не явила ему ни «пермяка», встречающего солнце, ни Раздрогина, перед которым, похоже, заискивал провинившийся Петр Григорьевич.

Эту ночь Русинов так и провел в размышлениях, хотя делал вид, что спит: пасечник больше не ложился и еще до рассвета начал что-то мастерить на дворе. Дождавшись в постели восхода солнца, Русинов встал, оделся и, позевывая, вышел к Петру Григорьевичу. Тот прилаживал к топчану какие-то блоки на кронштейнах с тонкими тросиками и кольцами.

– Что это за хреновина? – поинтересовался Русинов.

– А это, рыбачок, такое приспособление, чтобы суставы у человека растягивать, – объяснил пчеловод. – «Голгофа» называется… Ну, ты сегодня опять на осмотр местности или хариуса ловить?

– Кто клюнет, того и поймаю! – засмеялся Русинов. – Хорошо бы лещка выцепить или тайменя!

– У тебя удочка-то магнитная, может, и выцепишь, – многозначительно заметил пасечник. – На обед-то приходи, нечего голодным по лесам шастать.

После завтрака Русинов собрал рюкзак с рыбачьими принадлежностями, прихватил с собой радиомаяк – пусть лока-торщики Службы немного поработают – и отправился на речку. Русло было глубоко врезано в моренные отложения, но значительный уклон местности делал его прямым, с редкими и плавными изгибами, поэтому берега давно осыпались, выположились и поросли ольхой. Весенний паводок делал речку шире раза в четыре, и сейчас, в межень, она лежала среди огромных валунов мелкая и плоская, будто рваное холщовое полотнище. Русинов прошел весь ее отрезок, укладывавшийся в пространство «перекрестка»: чистых обнажений морены не было, да и быть не могло. Следовало сделать расчистку берега от семи до пяти метров в высоту, а это добрый десяток кубометров песчано-гравийной смеси. Он облюбовал самое удобное место – у заповедного рыбного плеса, где берег был круче и наверху краснел кусочек старого, не тронутого лесорубами бора. Напрямую до центра «перекрестка» отсюда метров триста. Единственным неудобством было то, что работать придется на глазах всякого, кто вздумает здесь порыбачить. На этот случай Русинов намеревался воспользоваться рыбацким законом: плес – прикормленное место, и потому можно попросить всех «халявщиков» убраться подальше. Но при этом никак нельзя было избавиться от глаз Петра Григорьевича. Уж он-то обязательно заглянет попроведать рыбака, и ему не скажешь, что копаешь червей для наживки…

Грунт оказался довольно рыхлым, однако саперной лопаткой делать тут было нечего. Русинов сделал разметку и в оставшееся до обеда время решил порыбачить. Он покидал спиннинг с самодельной мышью под бурлящие камни у горловины омута, где обычно стоят леньки и таймени, затем перецепил блесну – безрезультатно. Кажется, заповедный плес был пуст, либо и тут у пчеловода были свои секреты. Русинов перебрался на другой берег, вышел на тропу и сквозь деревья заметил на дороге громыхающий лесовоз. Он успел проскочить на пасеку, видимо, утром, когда Русинов обследовал берега и из-за шума реки не услышал. Теперь он мчался в обратном направлении, и шофер, судя по скорости, готов был свернуть горы. Нет, ни один человек тут не был случайным! Каждый выполнял какую-то свою функцию, возможно, не подозревая о всем процессе в целом. После прошлой ночи Русинов уже был уверен, что попал на пасеку по чьей-то воле. Кто-то невидимый пожелал, чтобы «рыбак-отпускник» оказался под покровительством Петра Григорьевича, и шофер лесовоза не случайно несколько раз упомянул о пасеке, будто подталкивая Русинова сюда. А пчеловод, этот актер, философ и бард, наверняка знал, кого пригрел. Русинов доставлял ему неудобство, а если вспомнить вчерашнюю встречу его с Раздрогиным, то и вовсе тяжкие хлопоты. Однако Петр Григорьевич даже виду не показал, и это его терпение значило очень многое. Кто-то вел с Русиновым игру, контролировал всякий его шаг, держал под надзором.

И это была не Служба безопасности! И потому следовало принять эту игру, упорно продолжая свое дело. Возможно, даже в какой-то степени демонстрировать свой интерес, провоцировать неведомых партнеров к действиям. Иначе никогда не понять, как в одной компании смогли оказаться «пермяк», похожий на Авегу, исчезнувший разведчик Раздрогин и обыкновенный пчеловод, мечтающий научиться летать на самолете. Конечно, можно было предположить, что Служба еще с семьдесят восьмого года начала какую-то долговременную и крупномасштабную операцию вокруг «сокровищ Вар-Вар» и организовала пропажу своих разведчиков, создала глубоко законспирированную систему охраны на Урале, чтобы держать территорию под негласным контролем. Однако Русинов довольно хорошо знал, на что способна и что может Госбезопасность. К тому же при таких крутых переменах в государстве, когда все разваливается, развалилась бы и эта система, как Институт, как сама Госбезопасность, дышащая на ладан.

Если это была Служба, то существовала она на содержании и под руководством каких-нибудь «мелиораторов». Не исключено, что российско-шведская компания «Валькирия», где оказался Савельев, – всего лишь надводная часть айсберга, эдакий горчичник, отвлекающий внимание от истинного существа дела.

И если это так, то покойный Авега и этот странный «слепой», встречающий восход солнца, – «мелиораторы»…

Этот вывод, всего лишь одна догадка, холодил солнечное сплетение, словно Русинов заглядывал в черную бездонную пропасть…

Надо было каким-то образом сообщить обо всем Ивану Сергеевичу, а лучше вытащить его сюда. Потому что шея заболела все время озираться по сторонам.