Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 25

Потом он вошел в четырнадцатый подъезд и в каморке возле лестницы обнаружил старуху-лифтершу, вязавшую толстый темный носок. Старуха была грузная, в пальто, теплом платке, на кончик носа съехали очки.

– Можно к вам, бабушка? – спросил Виталий. – Погреюсь только.

– Это кто ж ты будешь? – старуха взглянула на него с любопытством поверх очков, не переставая, однако, вязать.

– Да из милиции. Охрану квартир проверяем. Который уж дом обхожу, – вздохнул Виталий. – Вот и до вас дополз, да, вроде, поздно уже.

– О, господи, – вздохнула старуха. – Охрана. Мы, что ли, не охраняем? Да ты садись, садись, отдохни. И верно, устал, – взглянула она на лицо Виталия. – Садись, а то так не поместишься, вон какой длинный вымахал. У нас тут тоже охранные квартиры есть. Недавно на восьмом Глинских взяли. Уж как добивались. А все же, почитай, год ждали.

– Часто уезжают?

– Ну, сам-то, ясное дело. А мать – старуха, как сыч, сидит. Добро бережет. За хлебом и то не выйдет. Я и молоко, я и хлеб. Ну, правда, ноги у нее, – вздохнула лифтерша. – Да и какие у нас, старух, ноги, – она махнула рукой. – А мне, видишь, всех жалко. И что это за нервы такие, ты мне скажи.

– Хороший вы человек, значит.

– Ой, не говори. И покоя нету от них. Тому услужишь, другому. Старики все. Ну, как же? А то и уберешь где.

– Выходит, доверяют.

– Ясное дело. Нешто я когда чужое возьму? Да мне хоть тут золото по всем столам разложи, я плюну, да отвернусь. Вон, хоть у Глинских этих самых, с восьмого. Чего только нету. И все заграничное. Из этой самой… Как ее?.. Ну, «Березки». Так сам намедни целую пачку оставил этих… Ну, как назвать? Денег не денег… Я уж сама подивилась. Вроде деньги русские, а не наши. Понял ты?

– Понял, – улыбнулся Виталий.

– Вот, то-то. И на кой они мне сдались? А старуха по пятам ходит, все зыркает. Видал? Не доверяет, а зовет. А вот Матвеевы, с одиннадцатого…

И старуха лифтерша с таким же упоением начала рассказывать о другой семье, где ее не обижали недоверием

Виталий молча слушал. Он по опыту знал: в таких случаях не надо перебивать, задавать вопросы, вступать в спор или самому рассуждать о чем-то. Надо, чтобы ни одно его слово старухе не запомнилось, и ей будет потом казаться, что она рассуждала сама с собой, и вовсе сотрется память о его приходе. В то же время она сама, истосковавшаяся по собеседнику, да еще такому внимательному, понятливому, во всем ей сочувствующему, будет говорить с удовольствием, припоминая все новые случаи и подробности. Только изредка осторожно надо направлять такой рассказ в нужное русло.

Вот так осторожно Виталий и перевел в какой-то момент разговор на автомобили, стоявшие у подъезда. И старуха немедленно подхватила новую тему, вполне естественно упомянув при этом ссору между двумя жильцами.

– Там, ведь, как получилось, слышь? – продолжала она с неиссякаемым увлечением, выдав новую версию происшедшего. – Они на двух машинах приехали. А Григория Макаровича-то не было. Ну, Всеволод Борисович на свое место стал. Эвон, – она снова кивнула на оконце, – самое левое. Там и номера ихние белым намалеваны. Ну, а приятелеву машину поставил на свободное. И пошли себе. А тут и Григорий Макарович, гляжу, едет. Ax, ox! Чья машина? Я говорю, вот приехали. Он туда. Долго, правда, их не было. Потом, слышу, спускаются. Из лифта выходят, уже собачатся. «Русским языком вам говорю, заняты мы были», это, значит, Всеволод ему. А тот в ответ, помню: «Но открыть дверь вы могли? Полчаса звоню». «Значит, – Всеволод отвечает, – не могли». Слыхал? Это он полчаса человека под дверью держал. Чего, спрашивается, делали? Ну, тот ему: «Я вам не мальчишка! Хамство, мол, это». Тоже верно, я скажу. Так, ведь?

– Так, так, – согласился Виталий.

– Ну, а Всеволод рукой от него отмахнулся, как от мухи, и говорит своему: «Давай, Валера, убери машину, нервничает гражданин».

– Валера? – невольно вырвалось у Виталия.

– Ну, может, VI… – старуха сбилась с рассказа, но тут же уверенно подтвердила. – Да нет, Валера. Сама слышала.

– Неважно, – махнул рукой Виталий. – И он, значит, убрал?

– Ну, ясное дело. Тоже машина, как у нашего. Только белая.

– Вот и сейчас ее нет, красной-то, – заметил Виталий.

– А он два дня, считай, как уехал, – кивнула лифтерша, ни на секунду не отрываясь от вязания. – Как этот приятель-то за ним приехал, так и укатили.

– Этот самый Валера?

– Он, он. Белобрысый, в очках золотых. А на лице, знаешь, такая… Ну, как оспа, – старуха поморщилась и пальцем потыкала себя в щеку.

– И уехали?

– Ага. Наш простился, говорит: «За мамой, Анна Петровна, присматривайте». А то я не знаю.

– Не женат, значит?

– Да зачем ему жена-то? – с новым увлечением подхватила лифтерша. – У него девок тьма, всех водит, матери не стесняется. Год назад у него Нина была, видная такая, вся в кольцах, душистая. Как, бывало, пройдет, в лифте потом полчаса ее дух стоит.

«Нина», – отметил про себя Виталий.

– …Ну, а потом козочка такая появилась. Верочка. Веселенькая. Только, вот, пятнышко у ей на шее, она его все косыночкой прикрывала. Раз на такси прикатила, а его дома нет. Она, значит, это по машине определила. Машины-то на месте не было. Я ей говорю: «Мамаша дома. Подымайся». «Ой, – говорит, – я ее боюсь. Лучше я тут у вас обожду». «Да, может, – говорю, – он до вечера не вертается?» «Не, отвечает, мы условились». Такая, знаешь, славненькая. Жалко прямо было. Ну, посидели, покалякали. Бухгалтером она на трикотажном производстве. «Ой, – говорю, – девка, бросит он тебя». «Не, смеется, нипочем не бросит, побоится». «Что ж, – говорю, – живот у тебя намечается?». А она опять смеется. «Кое-что, – говорит, – покрепче между нами». Так я в толк и не взяла.

«Вера, – снова отметил про себя Виталий. – Это что-то новое». И небрежно поинтересовался:

– Все-таки бросил?

– Ясное дело. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет. Ну, а мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.

– Куда?

– Домой. Она со мной, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.

– В одном доме?

– Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать. Первый этаж. Мать ее тоже еще молодая. С ей вместе работает. А отец на грузовой рулит. Они про нашего и слыхом не слышали. Ну, и я тоже смолчала. Чего я буду людей тревожить? Людям покой нужон.