Почти цивилизованный Восток - Демина Карина - Страница 5

– Дар? Еще и Дар… Это многое объясняет. Огонь?

– Именно.

– И если передастся детям, а после обряда иного быть не может… роду это пойдет на пользу.

Так просто? Она узнала про мой Дар и резко подобрела? Что-то вот сомневаюсь. Крепко. Скорее уж поняла, что спорить с Чарли – дело бесполезное. И тогда… тогда надо готовиться.

Знать бы еще, к чему.

– …Фарман – это несколько чересчур. Боевик. И слухи пойдут… Боже, они и так пойдут, а если еще и Фарман… нет, нужен кто-то более… более нейтральный. В конце концов, есть же ограничители.

Вот сама их пускай и таскает.

– Ты знаешь, это небезопасно для здоровья.

– У этой девицы столько здоровья, что на нас всех хватит, – не сдержалась свекровь. А я подумала, что спать буду с револьвером.

И подарочек одной темнокожей сиу далеко убирать не стану.

Не то чтобы я и вправду собираюсь, но вот… перспективы, они ведь разными бывают.

– Нет.

– Ладно… но контроля хватит. Ты же не собираешься отправлять ее на… куда там? Не знаю, главное, ей ни к чему боевые заклятья. Это, в конце концов, опасно!

Вот чую, придется мне самой учиться. Главное, Чарли молчит. И маменька его знает куда лучше, чем я. Плохо… все очень и очень плохо.

Не надо было вовсе сюда соваться.

Что мешало в городе остаться?

– И в поместье ей будет удобнее. Наймем кого-нибудь присматривать… скажем обществу, что у девушки адаптация. А там, глядишь, беременность наступит, и будет не до выездов.

– Мама, мне кажется, ты несколько спешишь.

– Наоборот, Чарли. Это ты поспешил. А я лишь пытаюсь как-то все это… успокоить. Нам ведь не нужны досужие разговоры. И о сестре подумай. Эти сплетни сильно ранят ее. Ей тоже необходим покой.

Я отступила.

И… что делать? Бежать? От чего? Ничего ведь не случилось. Да и вовсе… запереть меня в поместье? Она и вправду думает, что я там засяду и сидеть буду, вся такая послушная?

А Чарли?

Станет наезжать да детишек делать, род укрепляя?

Хрена с два!

Я им не нежная восточная барышня и… и мне есть куда вернуться. Эдди, он ведь примет. И защитит. Только вот горько отчего-то, что я только-только приехала и уже всерьез раздумываю, как буду защищаться. И от кого?

От человека, которого люблю?

А чай остыл.

Поганый у них тут чай. Слабенький. И травой пахнет.

Сидела я не сказать чтобы долго. В гостиной появился Чарли, изо всех сил пытавшийся казаться радостным. Но то ли я понимала, что радоваться ему не с чего, то ли у самой настрой был мерзкий, то ли изучить успела.

– Может, тоже в гостиницу? – предложила я, отставив чашку с нетронутым чаем.

А к нему даже куска хлеба не предложили.

Тоже мне, цивилизованные люди.

Чарли вздохнул и покачал головой:

– Слухи пойдут.

– И? – Вот с чего все так слухов боятся? Ну, пойдут. Ну и пускай себе идут. Мне-то с них что?

– Это репутация. Не только моя, но и рода, и наших детей. Возникнут вопросы. Сомнения.

А то так они не возникнут. Но ничего, молчу. Пялюсь в чай. А есть охота… тут вообще кормят? Небось, при гостинице ресторация имеется. Или хотя бы выйти можно, поискать какую таверну, чтоб не совсем дыра.

– Маменька завтра уедет, – спокойно сказал Чарли.

– А я?

– Подслушивала?

Я пожала плечами. С чего отрицать очевидное.

– Дурная привычка, – покачал головой Чарльз, но как-то так, без раздражения, скорее с усталой обреченностью.

– Зато полезная.

А то бы сейчас дальше сидела наивною дурой, ожидая, когда ж меня в семью примут. Теперь-то точно знаю, что не примут. Даже если наизнанку вывернусь и чешуей покроюсь. Стоило про чешую подумать… нет, нет, только драконьего обличья мне и не хватало.

– Маменька – женщина сложная. В свое время она… нашла в себе силы пойти против воли отца. И из семьи ушла.

Знаю.

– И так уж получилось, что весьма долгое время ей пришлось самой заниматься. Домом. Детьми. Делами.

– А твой отец?

– Он служил.

За тридевять земель? Хотя чего это я… мой папаша вон тоже был таким, что лучше б вовсе его не было. И мамина судьба, если подумать…

– Она хорошая, умная женщина. Но привыкла управлять. Семьей, делами…

– Тобой.

– И мной. Ей нужно будет время, чтобы принять изменения.

Или изменить их под себя. Но опять же, пытаюсь быть мудрой, как мама велела, и помалкиваю. Слушаю вот.

– Она устроит Августу и вернется, чтобы помочь тебе.

– Как-нибудь…

– Не спеши. Может, она и не слишком рада, но когда речь заходит о семье, она сделает все возможное, чтобы тебя приняли в свете. И подскажет.

Он и вправду такой наивный?

– Тебе ведь нужен гардероб, а я понятия не имею, что сейчас носят. И еще знакомства. Визиты. Ты не можешь ходить одна.

– А с тобой?

– Боюсь, мне еще предстоит держать отчет перед императором. И не только. Все-таки дело это… – Чарльз покачал головой. – Слишком…

– Гнилое?

– Многих затронуло. Сколько отсюда было вывезено девушек? И каких? Возможно, кого-то ищут. Случались ведь скандалы, и будут обиженные родственники, особенно когда узнают, что имело место воздействие.

И эти самые родственники захотят получить головы воздействовавших. А главное, на Змееныша все не свалишь.

Змееныш не успел бы везде.

И стало быть, есть кто-то, кто девушек искал.

Выбирал.

Перевозил.

Не так-то это и просто.

– Я маму могу попросить. – Все равно мысль о том, что придется тесно общаться с дорогой свекровью совершенно не радовала. – Она с гардеробом поможет.

– Вряд ли. Прости, не хочу никого обидеть, но твоя матушка слишком долго прожила на краю мира. И вряд ли в курсе последних… как это… модных тенденций.

Ну и хрен ли с них?

– Да и ей тоже надо бы собой заняться.

– Эдди…

– Милли. – Чарльз глянул с упреком. – Еще немного, и я решу, что ты боишься.

Я?!

Боюсь?!

Да нисколько! У меня револьвер есть. И две дюжины ядов сложного состава. Мне ли бояться… нет, не боюсь. Так. Слегка опасаюсь.

Свекровь все-таки.

– Вот и славно. – Чарли коснулся губами моей щеки. – Все будет хорошо.

Мужчина. Да что он в женщинах понимает!

Глава 4. О том, что силы духа порой недостаточно

Эва думала.

Теперь она сумела подняться над фургоном, и ей приходилось следовать за ним. Впрочем, это получалось совершенно без усилий. Наверное, даже если бы она пожелала остаться, у нее бы не вышло. Но она не желала.

Она думала.

Сперва старательно представляла, как возвращается в тело, а вернувшись-таки – получилось далеко не сразу, что доставило немало неприятных минут, – поняла, что в теле еще хуже. Она чувствовала яд внутри, и вкус трав, и то, что тело пусть и онемевшее, но все же болит. Оно живое. Оно устало лежать в ящике. И перепачкалось. А еще, кажется, справило нужду, и теперь солома промокла. И одежда промокла. И… и даже если кто-то вдруг остановит и досмотрит фургон, найдет ящик, а в нем Эву, то примет ее за бродяжку.

Или вовсе безумицу.

А фургон трясся. Здесь, в городе, дороги мостили крупными камнями, и колеса перескакивали с одного на другой, а еще порой попадали в ямы, и тогда повозка вздрагивала, скрипела и кренилась то влево, то вправо.

Здесь дурно пахло.

И дым, поднимаясь из высоченных труб, смешивался с другим. Черный с желтым, а тот – с зеленым. И все эти рукотворные туманы стекали обратно на грязные улицы.

Вот исчезла мостовая.

А с нею и дома относительно приличного вида. Они сменились какими-то жуткими наскоро сколоченными хибарами. Местами их укрывали куски драных одеял. Кое-где горели костры, добавляя дыма. Когда же дорога свернула к реке, то Эва вновь едва не задохнулась от зловония.

Воду покрывала маслянистая пленка, а у берега, в грязных зарослях, стояли куски желтой пены. То тут, то там поднимались пузыри.

Люди… люди здесь были так себе.