Игры света и тьмы - 1 (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein" - Страница 36

- Не важно, кто виновен, Луана. Делай то, что зависит от тебя. Так говорят Эцин.

- Я не Эцин! – голос её звоном отразился от сводов зала, и всё же Луана уже знала, что сдастся. Сам этот голос был как последний - предсмертный - крик.

В два шага Анрэй приблизился к ней, и Луана почувствовала его руки на своих плечах – она не могла бы назвать их ни тёплыми, ни холодными. И всё же они были единственным теплом, которое было доступно ей.

- Луана. Никто не может помочь мне, кроме тебя.

Луане снова захотелось кричать – но у неё уже не было сил. Она обмякла в этих руках, твёрдых, несмотря на своё изящество, и совсем тихо прошептала:

- Да…

Луана ступала медленно, едва касаясь ступнями в мягких туфлях каменного пола, но Дезмонд всё равно не мог не услышать её шагов в царившей тишине.

Он зажмурился, не желая смотреть на ту, кто идёт к нему – о том, что это именно Луана, Дезмонд догадался почти сразу. Только она могла открыть дверь так робко, осторожно, будто опасаясь спугнуть сидевшую на руке птицу.

Вот уже почти сутки, как Дезмонда не навещал никто – ушёл палач, и Анрэй больше не заходил, чтобы задать свои бессмысленные вопросы. У Дезмонда охрипло горло смеяться в ответ, потому что сказать он ничего не мог, как бы не хотел прекратить этот Ад.

Анрэй хотел слишком много. Куда больше, чем Дезмонд мог хотя бы обсуждать. Куда больше, чем он мог дать в обмен на свою жизнь. Анрэй хотел его дом – последний и единственный дом. И жизни тех, кто обитал в нём.

Чего хотела Луана, Дезмонд не знал. По правде сказать, он и не хотел знать или видеть, или говорить. Всё, чего он мог желать – это остаться в тишине, наедине с благословенной темнотой.

- Дезмонд… - шёпот, но голос скребёт по ушам будто наждак по содранной коже.

Дезмонд стиснул зубы, чтобы не отвечать и ещё ниже опустил лицо, силясь скрыться за темнотой.

Луана не должна видеть его таким. Никто не должен, и уж точно не должна Луана.

Нежные женские пальцы скользнули по его щеке, коснулись подбородка и мягко приподняли вверх.

Теперь нельзя не смотреть в глаза. Теперь это глупо и выглядит трусостью, а страха Луане тоже видеть нельзя.

Дезмонд открыл глаза.

Тёмно синие озёра зрачков совсем рядом и Луана всё такая же. Её матовая кожа чуть светится в темноте как контур луны, а ресницы трепещут, делая её похожей на бабочку. Чёрную бабочку, ядовитую как оса.

Дезмонд стиснул зубы.

- Ты.

- Да, Дезмонд, я. Я хочу тебе помочь.

Дезмонд молча смотрит на неё. Слова слишком хороши, чтобы быть правдой, но если не пытаться, не победить никогда.

- Открой замок.

Дезмонд слабо дёргает руками, пытаясь показать, о чём речь и цепи звенят, а края кандалов до боли врезаются в разодранную кожу запястий.

Луана отводит глаза.

- Не могу.

Хочется кричать. Хочется рваться из оков изо всей силы. Хочется ударить и уже плевать, что это – Луана. Но нету сил и нету даже слов. И голос охрип, так что не выдавить даже смешок.

- Дезмонд, скажи ему всё. Не мучай себя и… меня.

Вот теперь усмешку не сдержать никак. Пусть от неё и больно растрескавшимся губам.

- Тебе? Помочь тебе, Луана?

- Я… - Луана закусывает губу. Так чувственно, что можно залюбоваться. И он всё также не смотрит в глаза. – Я не хотела тебе вреда, Дезмонд. Но я принадлежу ему. Таков мой долг.

- Долг… - голос срывается на хрип, и он всё же рвётся, силясь сорваться с крюка. – Убирайся. Убирайся, Луана!

Рука исчезает, и вместе с ней исчезает Луана. Тихо тает в темноте как виденье, как мираж, навестивший в пустыне умирающего от жажды.

А затем по другую сторону двери настоящая Луана почти падает спиной на стену. Опускает веки, силясь прогнать видение, поселившееся в мозгу – изодранные в кровь запястья, покрытая свежими ранами грудь и чёрные волосы, слипшиеся от пота, упавшие на лоб.

- Ну что?

Голос Анрэя холоден, как всегда.

- Он подумает, - тихо говорит Луана. – Не убивай его, Анрэй. Ему нужно время.

- У него есть сутки. Большего нет даже у меня самого.

***

Когда Дезмонд не пришёл в первый раз, Инэрис стало неуютно. Она невыносимо остро ощутила, что находится сейчас в десятках, а может и сотнях световых лет от привычных мест. Что она заперта здесь и что в округе нет никого, кого бы она здесь интересовала.

Обычно подобные чувства скрашивались наличием у пояса клинка или пистолета, и ей всегда было легче от того, что она могла погладить металлическую рукоять и ощутить, что она не одна.

Сейчас оружия не было. Ноги уже слушались, но пока ещё с трудом. И никакой уверенности в том, что в случае необходимости она сможет покинуть это место и вернуться на Землю, она тоже не ощущала.

Первый вечер Инэрис промаялась, пытаясь разрешить дилемму о причинах отсутствия Дезмонда, но всё же убедила себя в том, что тот попросту обиделся и пообещала себе, что наутро наведается к нему, чтобы извиниться.

В сущности, реакции Дезмонда на логичные пояснения своих планов она не понимала. За всё время жизни на Земле у неё накопилось много вопросов к Ордену. Но тем более она не собиралась объявлять ему войну не разобравшись во всём. Прежде чем принять любое необратимое решение, нужно было прояснить все нюансы ситуации до конца.

Дезмонд, похоже, считал иначе, и это не могло не удивлять, потому что до сих пор они неплохо понимали друг друга.

Инэрис какое-то время мерила комнату шагами из конца в конец, затем прошла на кухню, поколдовала немного над синтезатором, замешивая себе чай с ромашкой и липой и, выпив одну за другой четыре чашки улеглась спать.

Спала она, впрочем, плохо. Инэрис давно перестала обращать внимание на шестое чувство, которое на Земле шалило как компас в Бермудском треугольнике, но теперь обнаружила, что привыкла ощущать присутствие Дезмонда за стеной. Сейчас же она не ощущала ничего.

Инэрис всё же дотерпела до утра, но, когда выбралась на балкон с привычной чашкой кофе и обнаружила, что Дезмонд не салютует ей с соседнего балкона, не выдержала и, бросив кофе остывать на столе, вышла в коридор. Прошла к соседним апартаментам и постучалась в дверь. Никто не открыл, но дверь оказалась не заперта и, установив, что внутри никого нет, Инэрис принялась осматриваться. Это было немного некрасиво с точки зрения условной этики, но Инэрис знала, как проводить обыск так, чтобы не оставить следов, и потому останавливаться не стала.

Нигде, впрочем, не было следов ни отсутствия Дезмонда, ни его ночёвки. И каким бы аккуратным не был тот – а Инэрис сильно сомневалась, что Дезмонд может быть намного аккуратнее её самой – провести ночь, не тронув ни одной складки на простынях, он вряд ли мог.

И всё же Инэрис решила, что тревогу бить рано. Она вернулась к себе и стала ждать, но день тянулся невыносимо долго, и когда время едва перевалило заполдень, она почувствовала, что должна что-то сделать.

Инэрис вернулась в комнаты Дезмонда и осмотрела их ещё раз. Так ничего и не добившись она отправилась в парк.

Здесь было безлюдно. Погода стояла солнечная, но не жаркая. С моря дул лёгкий ветерок, приносивший запахи хвои и морской пены и, если бы не досадное недоразумение, связанное с исчезновением Дезмонда, Инэрис решила бы, что оказалась в раю.

Пробродив по сосновому лесу несколько часов, она вернулась в апартаменты и, взявшись за коммуникатор, набрала:

«Дезмонд, я не знаю, что опять произошло. Последнее, что я хотела – это обидеть тебя».

Инэрис нажала «отправить» и выключила устройство.

Вечером Дезмонд так и не зашёл, и всю ночь Инэрис снова не могла уснуть. А наутро решила выяснить, какого чёрта происходит во что бы то ни стало. Она снова двинулась к дверям Дезмонда, вошла без стука и остановилась, разглядывая пустую комнату.

Потом ещё раз прошла по всем комнатам, но сомнений быть не могло – Дезмонд дома снова не ночевал.

Инэрис села на диван и, достав из кармана коммуникатор, набрала:

«Я не то, чтобы настаиваю, но, учитывая, что я здесь из-за тебя, ты мог бы сказать, что улетаешь».