Реальность сердца (СИ) - Апраксина Татьяна - Страница 4

— Сядь, пожалуйста, — попросил Саннио, потом плеснул в бокал Кесслера еще вина. В жару горячего вина не хотелось; пили белое алларское — легкое и кисловатое. — Сорен, сядь. И выпей.

— Хорошо тебе сидеть и пить, — черноволосый, тем не менее, уселся и взялся за бокал.

— Герцог Алларэ, между прочим, мой родственник. И друг моего дяди. Так что вот не надо этого, пожалуйста! — рассердился наследник; потом вспомнил, как шарахался от «друга и родственника» вплоть до хлебного бунта — и сам себе удивился. — Просто если не можешь сделать лучше, так не надо делать хуже!

Сорен облокотился на стол и запустил руки в волосы. В густой смоле плескались огненные блики. Приятель походил на пылающий факел, и залить сжигающий его огонь было не легче, чем потушить пожар. Раньше Саннио это нравилось, теперь он понял, что с Кесслером может быть не только весело, но и трудно.

— У меня получится.

— Ничего у тебя не получится. Ну, давай, рассказывай. Ты знаешь внутренний распорядок Шенноры? Когда сменяются караулы, где они обедают? Как пробраться на кухню и как сделать, чтобы млечный сок оказался в питье стражников, а не заключенных? Ты хоть с одним из стражников договорился, чтобы он тебе набросал план крепости?

— Я договорюсь.

— И стражник тебя не выдаст, да?

— Я ему заплачу… Что-то во всей этой ситуации показалось младшему Гоэллону удивительно знакомым; он поймал беглую мысль за хвост, подтащил и рассмотрел во всей красе. Да, Бернара Кадоля оставалось только пожалеть. Сам Саннио, узнав об аресте герцога Алларэ, конечно, не собрался похищать того из Шенноры, но зато всерьез вознамерился просить аудиенции у короля и убеждать его величество в невиновности герцога. Та же глупость, только портрет анфас. Тогда капитан охраны пригрозил посадить Саннио под замок, и он не шутил; но что делать с Сореном? Его-то под замок не посадишь: есть границы, которые двум равным по положению благородным людям не позволено переступать в отношении друг друга. А сын бруленского владетеля — такой же несовершеннолетний, как и «молодой господин» Гоэллон.

— Сорен, но ведь все это — полная нелепость!

— А что мне делать? Сидеть и пить? — Бокал со звоном ударился о стол, вино плеснуло на пальцы, на манжету. Бруленец склонил голову так, словно собрался забодать Саннио.

— Хватит, — хозяин стукнул ладонью по столу. — Ты не влюбленная девица!

— Да как ты сме…

— Вот так и смею! — Саннио поднялся навстречу вскочившему Кесслеру. — Что вижу — то и смею! Представь, что герцог Алларэ мог бы увидеть, как ты тут… как ты тут говоришь глупости!

— Ты…

— Шпаги могу выдать только учебные, — сказал Кадоль от двери. — Простите, господа, но уж очень вы шумели. Вот я и зашел вас проведать. Заговорщики…

— Я не заговорщик! — возмутился Саннио. — Я наоборот.

— Отговорщик, то есть, — покивал Бернар, проходя к столу. — Господин Кесслер, сядьте, пожалуйста. И вы сядьте, молодой господин. Сорен обернулся к капитану охраны, пылая негодованием. Должно быть, принял Кадоля, который в своей серой куртке походил на солдата, а не благородного человека, за слугу, и возмутился, что тот позволяет себе вмешиваться в разговор. Да еще и указывает ему, что делать.

— Бернар владетель Кадоль, капитан личной гвардии герцога Гоэллона, – представил его Саннио, чтобы избежать недоразумений. — Доверенное лицо герцога и мой наставник.

— Рад знакомству, — Сорен с кислым видом протянул руку. Конечно, он был не рад ни знакомству, ни вторжению Бернара, но признал за ним право так поступать.

— Садитесь, садитесь, господа, — еще раз пригласил капитан, придвигая к столу кресло из угла комнаты и усаживаясь в него. Черноволосый бруленец уселся на свой стул верхом, обхватил спинку и мрачно уставился на Кадоля. Саннио сел за стол, тоже принялся рассматривать капитана охраны. Тот был не в духе, или его рассердило услышанное. Это радовало: с Кесслером нужно было что-то делать, но у хозяина сил не хватало; может быть, Бернар справится?

— Слышно вас было и на втором этаже, — сказал капитан. — К счастью, в этом доме шпионов нет. Только вот за вами, господин Кесслер, следят. Хорошо, что за оградой вас не слыхать. Вы бы ведь не только сами попались, вы еще и господина Гоэллона вовлекли бы в крайне сомнительное положение. Столь ценимый вами герцог Алларэ был бы очень недоволен. Потому что господин Гоэллон — несовершеннолетний, как вы. За все ваши подвиги отвечали бы герцог Гоэллон и ваш отец, господин Кесслер. И что мне теперь с вами делать?

— В Шеннору отправьте, — вспыхнул Кесслер.

— Да, вы там будете с герцогом Алларэ перестукиваться, — Кадоль усмехнулся. — В стихах или в прозе? Перестаньте валять дурака, господин Кесслер. Вам уже объяснили, чего стоят ваши планы. Я объяснил, что из них выйдет. Если вы еще хотите продолжать, то вы куда глупее, чем о вас говорят.

— Я не… — начал Сорен, потом осекся, опустил ресницы. — Кто за мной следит?

— Судя по тому, что приметить этого болвана совсем несложно — человек новой тайной службы его величества. За ним проследят, но едва ли я ошибся. Заметил его не я, а Дюво, наш конюх.

— Вы невысоко цените тайную службу его величества, — улыбнулся Сорен.

— Новую? Ни в ломаный серн не ценю. Шаркунов, которых могут заметить конюхи, нужно заменять на конюхов. Только это не значит, что они еще и глухонемые. Донести смогут, не беспокойтесь. Вам стоило бы уехать, господин Кесслер.

— Куда? В Брулен?! — черный зеленоглазый кот вновь выгнул спину и едва не зашипел.

— В Алларэ. К Рене, наследнику герцога.

— Мы не представлены и меня туда не приглашали.

— Господин Кесслер, в Шеннору вас тоже не приглашали, но вы собирались туда вломиться. Рене Алларэ вы будете полезны, если постараетесь. Вас там примут, не беспокойтесь. Примут и позаботятся. Сорен покраснел, прищурился. Саннио отлично понимал, что эти двое сейчас говорят о своем, о том, что понятно им, но непонятно третьему. Было немного обидно: Кесслер — его друг, но вот, пожалуйста, — появился всезнающий Кадоль, и оказалось, что у них есть секреты. А даже если и не секреты — все равно, нечто, касающееся только их и, может быть, Реми.

— Я не девица, чтобы обо мне заботились!

— Так перестаньте лелеять свои страдания и начните делать то, что принесет пользу. Вам и герцогу Алларэ. Дважды за полчаса павший жертвой нестерпимого оскорбления Сорен Кесслер глубоко вдохнул, словно собираясь высказать и Саннио, и Кадолю все, что о них думает, сжал кулаки, потом осекся. Лицо его заледенело. Теперь он больше походил на Альдинга, чем на Реми. На побледневшем носу проступили мелкие веснушки. Наследник герцога и любовался приятелем, и сердился на него. Саннио уже надоело терять друзей, а бруленский непоседа был опасно близок к этому.

— У меня не хватит средств на дорогу до замка Алларэ, — признался Кесслер.

— Сколько же вы собирались заплатить стражнику? — Кадоль слегка усмехнулся. – Вы получите и средства, и лошадь, и письмо к господину Алларэ. Но не просто так. Взамен вы поклянетесь, что отправитесь именно к Рене и будете подчиняться ему, как своему сюзерену.

— Спасибо, — ответил изумленный Сорен.

— Спасибо — не клятва, — покачал головой Кадоль. — Я не шучу, господин Кесслер.

— Клянусь Сотворившими, что я найду господина Рене Алларэ и буду выполнять все его распоряжения, — четко выговорил черноволосый.

— Отлично. Вставайте, я помогу вам собраться в дорогу.

— Мне сейчас уезжать?..

— Да, именно сейчас. Письма слугам и домой напишете, пока вам будут подбирать все необходимое. После обеда вы уедете. Вас проводят и собьют со следа шаркуна. Саннио посмотрел на одного, на другого, потом зачем-то развернулся к окну, где золото летнего дня уже обернулось медью ранних сумерек. Той же медью, что отливали на свету волосы Сорена. Ну вот — у него был единственный настоящий друг, и он теперь отправляется на северо-восток! Разумеется, Бернар решил верно, разумеется, Кесслеру не стоит оставаться в столице; не с его характером и дурным желанием вершить подвиги, даже не удосужившись обдумать последствия. Тем более, за ним еще и следят. Все же отпускать Сорена не хотелось. Саннио только тем и занимался всю весну, что прощался — с Альдингом и остальными воспитанниками, с Реми, с дядей, с его вассалами; последуют ли за прощаниями встречи, он не знал. Теперь и бруленец уедет…