Великий и Ужасный - 2 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 8

Глава 4

Хурджин будет отмщен

Проспект находился на военном положении. Здесь не клубился дым и никого не убивали, не слышались крики и стоны, хотя такими явлениями местный люд было и не удивить, особенно во время инцидентов. Но сейчас, по сравнению с подвергнутой мечам и пожарам зажиточной частью Маяка, тут было очень спокойно. Вооруженный лихой народ сидел по своим берлогам, на крышах стояли караулы с огнестрелом, перед дверьми домов щетинились остриями ежи из арматуры и горели костры в железных бочках.

«Орда», как и положено в ночное время, работала. Уличные столики были заполнены завсегдатаями — в основном работягами, торговцами, сталкерами-мародерами. Все — с оружием, кофе, едой, они были напряжены и готовы к действию, и мне отрадно было видеть их здесь. Непросто так все эти смелые и опытные мужчины и женщины избрали моё заведение точкой притяжения. Здесь они чувствовали общность, здесь могли организоваться и обменяться информацией. И это было именно то, зачем я создавал «Орду»!

На крыльцо вышел Витенька, в каждом из щупальцев удерживая поднос с едой и напитками:

— Кто заказывал… — неуверенно начал он, и тут же был прерван громовым криком всех собравшихся.

— Я-а-а-а-а!!!

И дружным хохотом.

— Га-га-га!

— Хо-хо-хо!

Витенька за последнее время стал всеобщим любимцем, вот такой парадокс. Теперь никто бы и не подумал буцкать его ногами за то, что он осьминог. Если осьминог классно варит кофе и делает шаурму — то всем постепенно становится пофиг на щупальца. Правда, некоторые типы не склонны ждать, пока им сварят кофе. Им чаще всего достаточно внешного вида, чтобы делать выводы. Хотя переживать по этому поводу и брать в голову их выводы не стоит. Нужно брать в руку кусок кирпича и давать в голову этим типам, это будет самое верное средство от переживаний.

— Безобразие, — отдуваясь, я подтащил контейнер с троллем поближе. — Замордовали моих работников! Распоясались тут! А ну — марш-марш в очередь, сукины дети, у нас самообслуживание!

— Баба-а-а-ай! — заорали эти тяжеловооруженные бродяги, деляги и доходяги. — К нам приехал, к нам приехал дядя Резчик да-а-а-ара-а-а-агой!

Похоже, это сборище головорезов успело изрядно накидаться пивом и вообще пребывало в том разгоряченно-безбашенном состоянии, которое приходит после того, как все радикальные решения уже приняты и остается только ждать развязки.

— Ша! — крикнул я. — Сейчас будем разбираться, что тут за бардак происходит. Только сходил в библиотеку, а тут уже Маяк разносят. Говорю — безобразие!

— А что у него в контейнере?

— А почему он обгорелый?

— А откуда у него новая кофта?

— А пусть он повернется спиной и мы почитаем, что там написано! — нет, определенно, ублюдочная урукская манера вести беседу от Шерочки с Машерочкой и от меня грешного, как будто некая заразная болезнь, передалась сначала всем ордынцам, а теперь еще и воинственному сброду с Проспекта!

— Чем трендеть, помогите вытащить тролля! Он полтонны весит, не меньше! Плохо мужику, его знатно отмудохали какие-то уроды на КПП…

— Так это те самые уроды, что буржуйчиков сейчас кошмарят! — выкрикнул кто-то. — Там целую пачку ссыльных запустили, они сильно резвые какие-то!

— Значит, новенькие кошмарят НАШИХ буржуйчиков, а Проспект сидит по норам и жрет шаурму? — не выдержал я, сорвавшись на рычащий, злой гроул. — У-у-у-у, зараза, вас еще воспитывать и воспитывать! Тащите моего тролля в подсобку, приведу его в чувство, и будет у нас информация из первых рук…

Народ как-то посмурнел. Под таким углом они на проблему не смотрели, похоже. Хотя, если быть честным — я требовал от них слишком многого. Эти люди, гномы и орки не были осознанными личностями и не питали какого-то особого местечкового патриотизма. Они в свое время видали и другую жизнь, кроме Хтони, и многие из них были ссыльными, имели проблемы с законом. С их точки зрения — всем было плевать на них, так почему же им не должно быть наплевать на всех остальных? Да, часть народа являлась теми самыми безбашенными пассионариями, которые всегда составляли значительную часть многогранного народа российского, и стремились на дикий фронтир, по велению души. Но по нынешним временам большая часть этого шебутного и героического социального слоя находилась на фронтах Балканской войны, так что… Так что самыми серьезными аргументами для всех этих мутных типов оставались чарка и шкварка.

Перекроют сбыт — Проспект загнется. И никакой чарки и шкварки.

— Давай, Бабай! Мы тут подождем. Расскажешь что к чему… — сказал за всех Евгеньич — матерый сталкер-мародер самого разбойного вида, бородатый и волосатый, один из самых авторитетных. — А вон и Щербатый идет со своими чертями! Эй, снага! Бубхош пушдуг бууб!

— Поцелуй-ка меня в сраку, Евгеньич-нах! — откликнулся Щербатый. — Твой дом-х труба шатал, тебя-врот на трубе вертел!

— Гы-гы!

— Га-га!

Ничто так не объединяет народ, как неведомая гребаная херня извне, которая угрожает привычному существованию и относительному материальному благополучию!

Мы втащили тролля в подсобку вшестером и уложили его на мой старый лежак из поддонов — это ложе должно было выдержать великана, хотя и нещадно скрипело, когда на него уложили синюю тушу в набедренной повязке. Мужики ушли на улицу — жрать шаурму, пить пиво, хвастаться калибром и конфигурациями стволов и планировать поход за зипунами в богатые кварталы. Проспект на самом деле — страшная сила, тысяча опытных бойцов вполне могла выйти на улицы, если причина объединиться будет достаточно серьезной… А нет, не тысяча! Вряд ли Густав выведет своих — он вроде как заперся в «Надыме» и носу не казал на улицу. Меня терзали смутные сомнения — ушлый гном не мог просто так проигнорировать такой сабантуй и не поучаствовать в намечающейся заварушке. Репутация-с! И если уж он решил отсидеться, значит, скорее всего, был в курсе происходящего. В отличие от нас.

Конечно, вокруг «Орды» никакой тысячи не кучковалось, большая часть обитателей Проспекта предпочитали переждать и поберечь свое добро. Даже и пяти сотен тут насчитать нельзя было. Но и эти двести или триста вооруженных мужчин и женщин могли стать серьезной проблемой для неизвестных врагов, посягнувших на местные вольности.

Синюшный тролль дышал едва слышно. Кровь из ран у него не текла, запеклась бурой коркой, неестественно выгнутые конечности выглядели пугающе, так что я даже засомневался: где делать татау? Пока думал — достал ящичек, открыл, руки сами готовили стило к работе — уже привычно, почти на автомате.

— Ять! — чертов шип снова наковырял моей кровушки!

Я прислушался к себе: кажется, встреча с Кристинкой и случай с инициацией молодого Текели были достаточно яркими событиями, чтобы…

— А-а-а-ащ-щь! — мигнула на предплечье фигурка девушки…

Одна из фигурок — там их было две, одна чуть попышнее, вторая чуть постройнее, монохром татау цвет волос передать не мог, но подразумевалось, что одна — рыжуля, а вторая — блондинка. Мигнула, соответственно, рыженькая, ага.

А потом золотое сияние расплескалось по руке, проявившись в виде загогулинки-иероглифа огненного столба. Зачет! Инициация юного Филиппа Абрамовича засчитана как подвиг, можно приниматься за работу… Штук на десять татау должно хватить, кажется.

Знакомые значки медицинских татуировок выходили сами собой, я, похоже, набил руку, пообвыкся — стило не дрожало, линии получались четкими и ровными. Проверенный целительский набор, который впервые я сделал Коленьке Воронцову, доказал свою эффективность. В дополнение к нему обозначил еще атомарный негатор магии — очень действенная штука, как оказалось! Работал я долго, аккуратно — шкура тролля была очень специфическим полотном для росписи, пожалуй, даже более прочным, чем моя собственная кожа! Интересно, почему тогда множество запретов и ограничений, которыми была омрачена жизнь черных уруков в Государстве Российском, не распростронялась и на троллей? Они-то всяко здоровее и страшнее, и пуленепробиваемее… Есть вообще такое слово — «пуленепробиваемее»?