Неизвестный Бондарчук. Планета гения - Палатникова Ольга Александровна - Страница 56

Ну, как? – спросил очень заинтересованно.

Я бухнул:

– Сережа, самогонка лучше.

Захохотал, обнял меня:

– Русская ты моя душа, Мишель! Может, и вправду самогоночка лучше?

Но это – юмор, мы же не пьянчуги, а дегустаторы, как говорится, для поднятия тонуса. Помню, заглянул на озвучивание «Войны и мира» – на его столике коньяк. Он чуть-чуть выпивал, точнее, пригубливал, поддерживал так жизненные силы, ведь работа с актёрами у микрофона требует от режиссёра вдохновения не меньшего, чем на съёмке.

В «Войне и мире» занято множество замечательных артистов, но я бы хотел особо выделить мастеров старшего поколения МХАТа: Ангелину Иосифовну Степанову (Анна Шерер), Киру Николаевну Головко (графиня Ростова), Виктора Яковлевича Станицына (граф Ростов) и Анатолия Петровича Кторова (старик Болконский). Добавлю, что, помимо них, в этой картине играла ещё одна воспитанница мхатовской школы, но о ней чуть позже. Что же касается живых легенд МХАТа, свидетельствую: они, помнившие репетиции Станиславского и Немировича-Данченко, с огромным вниманием, даже трепетом относились к режиссёрским замечаниям Бондарчука. Потому что там было что слушать! Безусловно, Сергей Фёдорович Бондарчук являлся одним из образованнейших людей своего времени. И великие мхатовцы это чувствовали, признавали, сколь глубоко его понимание Толстого, а потому работали с ним с неподдельным, живым интересом. Бывало, бегу по «Мосфильму», и, как ни тороплюсь в свою съёмочную группу, если узнаю, что сейчас у Бондарчука кто-то из старейшин МХАТа, обязательно заскочу к ним на смену, полюбуюсь на них… Ведь для меня МХАТ – святыня…

…В 1943 году после ранения под Луганском меня списали с фронта, и я пришёл поступать в школу-студию МХАТ. Это был первый набор, проводил его Иван Михайлович Москвин. Прочитал я басню Крылова «Кот и повар», приемная комиссия – 22 народных артиста – смеялась в голос. Чувствую, дело хорошо идёт, а коленки дрожат. Москвин говорит:

«Адмирал Ушаков». Тихон Прокофьев – Сергей Бондарчук, Пирожков – Михаил Пуговкин

На Московском кинофестивале:

Сергей Бондарчук, индийский актёр Радж Капур, Ирина Скобцева и классик советской кинокомедии Григорий Васильевич Александров

– Что еще можешь показать?

Я, курносый крепыш, смешной деревенский парень, проникновенно говорю:

– Могу почитать лирику.

Они аж вздрогнули:

– Ты – лирику? Какую лирику?

Я со слезами на глазах нараспев начал декламировать: «Мой голос для тебя и ласковый и томный…» Ольга Леонардовна Книппер-Чехова прыснула на весь зал, и дочитывал я под общий, дружный хохот. Так я стал студентом театрального училища.

Через пару лет среди студийцев МХАТа появилась красавица – глаз не отвести – Ира Скобцева. Ребята из их младшей группы: Владлен Давыдов, Алексей Аджубей – ухаживали за ней наперебой. Да. Будущий знаменитый журналист и зять Хрущева Аджубей хотел стать артистом, какое-то время учился вместе с нами и ходил в Ирочкиных поклонниках. Не знаю, отдавала ли она кому-то предпочтение в ту пору своей юности, но все мы знаем, как замечательно сложилась ее женская и актёрская судьба. Уж так повелось, что многие режиссёры в главных ролях снимают жён. Естественно, и Бондарчук снимал жену. Только не в главных, а во вторых ролях или вообще в эпизодах. А ведь Ирину Скобцеву выпестовала и выпустила в кинематограф лучшая в мире школа искусства переживания. Актриса яркого лирико-драматического дарования, она никогда не подвела главного режиссёра своей жизни. Как точно и темпераментно сыграла она Элен. А какая она прелестная в «Степи»! Но мне, признаться, больше всех по душе её маленькая роль военврача из фильма «Они сражались за Родину». Всего на несколько минут появилась Ирина на экране, а рассказала о судьбе! Красивая городская интеллигентка, ей бы блистать среди медицинских светил, а она в полевом госпитале сутками не отходит от операционного стола – суровая и сострадающая, усталая и несломленная русская женщина. Воистину, «нет маленьких ролей».

Ира и Сергей поженились после фильма «Отелло». Тогда, в середине пятидесятых, уже зажглась на нашем артистическом небосклоне его звезда. Ослепительно зажглась. Но сколько таких актёрских звёздочек стремительно вспыхивало и так же стремительно угасало. Одна-две блестящие роли, и дальше – пустота и настоящая человеческая трагедия. А звезда Бондарчука год от года становилась всё прекраснее, разгоралась всё мощнее. Она и в начале XXI века светит столь же ярко и будет светить всегда. Потому что никогда и никому не удастся растоптать, предать забвению великое русское реалистическое искусство, которому посвятил себя Сергей Фёдорович Бондарчук.

Я отлично помню каждого, кто в первые годы перестройки порочил доброе имя Бондарчука. Ну как же – свобода. Кинематографисты второго и третьего эшелона, середняки и корыстолюбцы, будто с цепи сорвались: Бондарчук разъезжает по всем частям света, а мы в «этой стране» безвыездно! Страсть как хотелось им за границу, вот и драли глотки, оскорбляли его без зазрения совести, лишь бы заполучить место в вагоне на Европу. А что они могли предъявить Европе или той же Америке, кроме своих путаных киновыкрутасов и наглой самоуверенности?! Тот улюлюкающий 5-й съезд кинематографистов войдёт в историю как съезд травли Бондарчука. И только один человек – молодой, красивый, смелый – встал пред этой оголтелой, выпускающей ядовитые стрелы оравой, как перед амбразурой – Никита Сергеевич Михалков:

– Ребята, – взывал к их благоразумию, – что с вами? Как будто у нас нет ни «Судьбы человека», ни «Войны и мира»!

Какое там! Грязная волна и на него покатила. А мы сидели рядом с Кирюшей Столяровым и тихо плакали от ужаса происходящего и от собственного бессилия…

Не мог я тогда в Москве, задыхался, ещё печальные личные обстоятельства угнетали, и я переехал на жительство в Ялту. Там-то на меня и обрушилось горькое известие: не стало Серёжи Бондарчука. Ирочка, жена моя, мой ангел-хранитель, рыдала, а я… нет, я не ревел. Я с болью думал о том, что многие сегодня гуляют: освободил он им дорогу, и теперь «жадною толпой» на эту дорогу хлынет серость. Так и случилось. В нынешних, скудоумных, без искры божьей сериалах пышным цветом расцвела посредственность. Но я – оптимист, верю, что богата наша матушка-природа, и она родит, независимо ни от коммунистов, ни от демократов, родит нового гения… А в те тяжкие дни, когда металась душа, я вспоминал каждую встречу с Серёжей, каждое его рукопожатие, каждую нашу беседу и горевал, что так, как с ним, больше мне потолковать уже не с кем.

Хотя при воспоминании об одном разговоре у меня каждый раз щемит сердце. Я об этом признании Сергея Фёдоровича в своей книге написать постеснялся, но всё ж, думаю, надо обнародовать. Сказал он мне это, когда мы в очередной раз пересеклись в Железноводске, на целебных водах нашего дорогого Северного Кавказа.

– Знаешь – задушевно сказал Бондарчук, – ведь я ошибся: рядового Некрасова в «Они сражались за Родину» должен был сыграть ты, а не Юра Никулин.

Я внутренне вздрогнул, но допытываться, почему не Юра, а я, не стал. Только в ответ преподнёс байку. До войны во МХАТе шёл знаменитый спектакль «Братья Карамазовы». Дмитрия потрясающе играл Леонид Миронович Леонидов, вообще лучше него в XX веке ни в театре, ни в кино этого героя Достоевского не сыграл никто! Но в это же время во МХАТе блистал Василий Иванович Качалов. И вот после очередного представления «Карамазовых» подходят к Леонидову радостные Станиславский и Немирович и с упоением: «Вы – великий трагик русской сцены! Вы – поистине второй Мочалов!» А Леонидов в ответ: «Слышать приятно, что я как Мочалов, а роли-то все играет Качалов!» Бондарчук на эту историю грустно усмехнулся, посмотрел на меня как-то виновато. А может, мне так показалось, потому что в голове звенело: какой необычной, какой захватывающей для меня ролью мог бы стать этот шолоховский немолодой крестьянин, боец Красной Армии Некрасов…