Создатель вселенной - Фармер Филип Хосе - Страница 8

Он мог бегать на длинные дистанции, не запыхавших, не чувствуя себя так, словно его сердце вот-вот лопнет. Все это приводило его в восторг, но не без мыслей о том, почему или как это произошло.

Он спросил нескольких из пляжников об их кажущейся всеобщей юности. У них был один ответ: «Такова воля Господа».

Сперва он подумал, что они говорили о Творце, что показалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не существовало никакой религии и уж, разумеется, никакой с какими-либо организованными подходами, ритуалами, таинствами.

– Кто такой Господь? – спрашивал он.

Он думал, что наверное он не правильно понял их слово вапакс, что оно могло иметь слегка иное значение, чем то, которое находишь у Гомера.

Ипсевас, зебрилла, самый умный из всех, кого он покамест встретил, ответил так:

– Он живет на вершине мира, за пределами Океаноса.

Он показал вверх и через море на горный кряж по другую сторону его.

– Господь живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира. Именно он – тот, кто создал этот мир и создал нас. Бывало он часто спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как говорит Господь, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если он рассердится или будет недоволен, то вероятно убьет нас. Или еще хуже.

Вольф улыбнулся и кивнул. Так значит Ипсевас и другие имели не более рациональное объяснение происхождения и функционирования своего мира, чем народ его мира. Но у пляжников было одно явление, отсутствовавшее на Земле. У них имелось единообразие мнений.

Все, кого он спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла.

– Такова воля Господа. Он создал мир, он создал нас.

– Откуда ты знаешь? – спросил Вольф.

Задавая этот вопрос, он не ожидал чего-нибудь большего, чем получал в ответ на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.

– О, – ответила русалка Пайява, – так нам рассказывал Господь. Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А ей следовало бы знать. Господь создал ее тело. Она помнит, когда он сделал это, хотя это было так давно-предавно.

– В самом деле? – переспросил Вольф.

Он гадал, не вешает ли она ему лапшу на уши, и думал также, что было бы труднорасквитаться, сделав с ней то же самое.

– И где же твоя мать? Я хотел бы с ней поговорить.

Пайява махнула рукой на запад.

– Где-то там.

«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он понятия не имел, как далеко простирался пляж.

– А насколько давно? – поинтересовался Вольф.

Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы.

«Очень целовабельные, – подумал Вольф. – И это тело!» Возвращение юности приносило с собой сильное осознание зова тела, пола.

Пайява улыбнулась ему и сказала:

– Ты-таки проявляешь интерес ко мне, не так ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, но хотел получить ответ на свой вопрос.

– Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? – снова спросил он.

Пайява не могла ответить. Слова «год» не было в ее словаре.

Он пожал плечами и быстро ушел , исчезнув за дико колоритной листвой у пляжа. Она кричала ему вслед сперва лукаво, а потом сердито, когда стало очевидным, что он не собирался возвращаться. Она сделала несколько уничижительных замечаний о нем по сравнению с другими мужчинами. Он с ней не спорил – это было бы ниже его достоинства и, кроме того, сказанное ею было правдой. Хотя его тело и быстро возвращало себе молодость и силу, оно все еще страдало от сравнения с окружавшими его почти совершенными образчиками.

Он бросил эту линию размышлений и обдумал рассказ Пайявы.

Если бы он смог обнаружить ее мать или ее ровесников, он возможно сумел бы побольше узнать о Господе. Он не подвергал сомнению рассказ Пайявы, который на Земле был бы невероятным. Эти люди просто-напросто не лгали. Вымысел был для них чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, но она также означала, что они были решительно ограничены в смысле воображения и не обладали большим юмором или остроумием.

Смеялись они достаточно часто, но по очевидным и мелким поводам. Их комедия не поднималась выше фарса и грубых розыгрышей.

Он выругался из-за того, что ему трудно было оставаться в намеченном русле размышлений. Его сложности с сосредоточением, казалось становились с каждым днем сильнее. Итак, о чем он думал, пока не сбился на свое несчастье из-за плохого приспособления к местному обществу? Ах, да, о матери Пайявы!

Некоторые из старейшин могли бы просветить его, если бы он смог их обнаружить. Да только как их опознать, когда все взрослые выглядели одного возраста? Имелось очень немного юнцов, наверное, трое на несколько сот покамест встреченных им существ. Более того, среди многих здешних животных и птиц – некоторых довольно странных, к тому же – только полдюжины не были взрослыми.

Если было мало рождений, то весы сбалансировало отсутствие смерти.

Он видел трех мертвых животных – двух погибших в результате несчастного случая, а третье во время боя с другим из-за самки. И даже это было несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец, антилопа лимонного цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки рогами, повернулся бежать и сломал шею, перепрыгивая через бревно.

Тело мертвого животного не имело шанса разложиться и издавать вонь: несколько вездесущих существ, выглядевших похожими на маленьких двуногих лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс, ушами и обезьяньими лапами сьели труп за какой-то час. Лисы рыскали по джунглям и убирали все – плоды, орехи, ягоды, трупы. У них было пристрастие к гнилому, они бы проигнорировали свежие плоды ради побитых. Но они не являлись кислыми нотами в симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы сборщики мусора.

Временами Вольф смотрел через голубой с белыми барашками волн океан на горный кряж, Называвшийся Тайяфайявоэд. Наверно Господь жил там. Может быть стоило пересечь море и подняться на грозную кручу на случай, что будет раскрыта какая-то тайна этой вселенной. Но чем больше он пытался прикинуть высоту Тайяфайявоэда, тем меньше ему эта мысль нравилась.

Черные скалы воспаряли все ввысь и ввысь, пока не уставал глаз и не спотыкался ум. Никакой человек не мог жить на его вершине, потому что там не было воздуха для дыхания.