Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ) - Ройс Мэри - Страница 33

Ну почти.

— А мне нет! Не плевать! — продолжает браниться. — Теперь ты точно возьмешь этот проклятый отпуск! Устала она. Немудрено! Да эти подонки просто издеваются над тобой. Можешь даже не отвечать. Знаю, что права.

— Ты сильно утрируешь. У меня все нормально, — вставляю свои пять копеек с виноватой улыбкой на лице, будто она поможет мне успокоить заведенную маму. — Не наводи панику. Я даже не видела Тазия Заурбеговича.

Если бы все было так, как вообразила себе мама, и фирмой управлял отец Айдарова, я бы собственноручно написала заявление не то что на отпуск — на увольнение.

— Это не обсуждается, Алевтина. Берешь отпуск, покупаешь билет и летишь к нам. За пару недель отдохнешь и наберешься сил, а мы с папой пока подыщем тебе достойное место. — Ох и понесло ее. — Ты уйдешь от них с гордо поднятой головой. Пообещай, что прямо сейчас сядешь и напишешь заявление на законный отпуск!

Сдаюсь. Спорить с ней сейчас бесполезно!

— Обещаю! В ближайшие дни напишу заявление.

— Вот и хорошо. Мне бы не хотелось лишаться своего отпуска. Но если ты вынудишь меня, то я завтра же куплю билет домой и…

— Нет, нет, нет. Не нужно, мам. Я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы… — вздрагиваю, едва удерживаясь от аханья, потому что поднимаю голову и взгляд натыкается прямо на моего начальника, стоящего в дверном проеме и внимательно изучающего меня. Твою мать!

Господи! Сколько он тут стоит? Паника за жалкое мгновение сжимает мою грудь и теперь мешает воздуху проникать в легкие.

— Алевтина…

— Мам, мне пора. Я… я перезвоню. Люблю тебя.

Быстро сбрасываю вызов, едва успевая поймать мамино: «И я люблю тебя!», а затем убираю телефон и несколько раз потираю вспотевшие ладони о бедра. И все это под контролем безжалостного взгляда Айдарова.

Вот за что мне все это?

— Снова личные телефонные звонки в рабочее время? — Его низкий голос вибрирует в воздухе, которого с каждой секундой и без того становится все меньше.

Я даже ловлю себя на мысли, что сейчас не отказалась бы от того, чтобы он продолжал не замечать меня, как и все предыдущие дни. — Я… — оглядываюсь вокруг, будто в надежде, что он пришёл не по мою душу. Но увы… — Ты… — прочищаю горло от внезапной вспышки неловкости. — Вы что-то хотели, Хаким Тазиевич?

Почему я не знаю как с ним говорить? Что за ерунда? Ей-богу! Веду себя как малолетка с обезумевшим гормональным фоном... И с каждой секундой его молчания я все сильнее и сильнее ощущаю себя полной дурой! В действительности ужасное чувство! Особенно когда я пытаюсь изобразить хоть какую-то улыбку, вот только уверена, что все мои потуги выглядят до абсурда нелепо. Но какого-то черта я ухудшаю свое бедственное положение, потому что мой взгляд задерживается на его губах дольше, чем следовало...

Покачав головой, Айдаров отталкивается от дверного косяка и жестом показывает мне на выход:

— Пройдемте ко мне в кабинет, Алевтина Александровна.

Ну уж нет. Где привычная Чудакова? Мне не нравится это. Чертовски не нравится.

Глава 31

Знаете, хождение впереди своего начальства сомнительное удовольствие. И сейчас я особенно убеждаюсь в этом, когда чувствую за спиной напряжение, да такое, что поясница буквально немеет. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять — причина в его взгляде, контролирующем каждое мое движение. Чертов садист. Обязательно было подвергать меня очередному стрессу? Нельзя поговорить на моей рабочей территории? Такое впечатление, что единственная цель Айдарова — загнать меня в такую ситуацию, в которой я буду ощущать себя героиней какого-то трехмерного кошмара.

Хотя достаточно одного его присутствия.

Но этот кошмар становится еще более пугающим и реалистичным, как только мы приближаемся к кабинету Сатаны.

Останавливаюсь, делаю глубокий вдох, непроизвольно прикусывая нижнюю губу, когда Айдаров сокращает между нами последнее расстояние и толкает эту чертову дверь, практически задевая своей крепкой грудью мою спину. Нет, блядь, не практически, я почувствовала это долбаное прикосновение, и только поэтому сейчас мое сердце заходится в истерике. Однако ему становится гораздо хуже, стоит Хакиму положить ладонь на мою поясницу, побуждая меня пройти вперед. Беззвучно ахаю и подпрыгиваю, буквально влетая в чертов кабинет. Блин, блин, блин! Все произошло слишком быстро, чтобы я могла хоть как-то подготовиться к этой близости, а теперь проклинаю себя за то, что так глупо реагирую на этого мужчину.

Ну как глупо? На самом деле нормальная реакция после того, как тебя трахнули, а потом сделали вид, будто ты невидимка.

Отмахиваюсь от ненужных мыслей, когда мы оба усаживаемся на места: он во главе стола для переговоров, а я — сбоку.

Стараюсь не смотреть на его мужественное лицо, в то время как он до смешного завораживающе поправляет запонки длинными пальцами, разумеется, не оставляя без внимания дорогущие часы. Силой отвожу взгляд, радуясь тому, что Айдаров был слишком занят собой и не заметил моего внимания к своей важной персоне. Поерзав на стуле, нервно прочищаю горло, убеждая себя больше не пялиться на этого привлекательного сноба, но какого-то черта снова смотрю в его сторону, буквально облизывая глазами жилистую шею с крупным кадыком и широкие плечи, рельеф которых не способен скрыть даже пиджак. Особенно когда они напрягаются, пока Айдаров достает какие-то бумаги из нижнего ящика стола. И все это в раздражающей тишине.

— Вы собираетесь сказать, ради чего привели меня сюда или и дальше будете томить в молчании?

Прежде чем я успеваю осознать дерзость своего тона, Айдаров в искреннем удивлении поднимает голову, вскидывает брови и, одарив меня жестокой ухмылкой, устраивается в своем кресле поудобней, теперь уделяя все свое драгоценное внимание исключительно мне.

— Простите…

Он останавливает меня взмахом руки и, не позволяя договорить, бросает небрежное:

— В каких вы отношениях с Робертом Карловичем?

Я даже выпадаю в осадок. Вопрос оказался настолько неожиданным, что я даже не нахожусь с ответом. Пока нет. Но мне не нравится тот факт, что Айдаров интересуется человеком, который входит в состав комиссии фонда.

— Эм… Вы про Роберта Эйбмана?

Айдаров кивает, перелистывая несколько страниц в лежащей перед ним папке, после чего поднимает на меня свои наполненные холодом глаза.

— Он самый, — подтверждает снобистским тоном.

— Ну… — Невзначай убираю волосы за уши. — Вроде как в хороших. — Быстро добавляю: — В плане работы, разумеется.

— Мне из вас по слову вытаскивать? — Закинув ногу на ногу, он сцепляет на колене свои длинные худые пальцы. — Продолжайте. Мне недостаточно вашего нелепого бормотания.

Едва ли не вздрагиваю от грубости в его голосе. Да что с ним такое? Обязательно вести себя, как последний мудак гребаного века? Я в шаге от того, чтобы предложить ему обратиться за помощью к психологу. Но, разумеется, ничего такого не делаю.

Только краснею, черт возьми.

И меня раздражает то, с какой скоростью мое лицо заливается жаром, я чувствую это. Очень хотелось бы, чтобы причина была только в злости, которую я испытываю к нему, но, к сожалению, есть что-то еще. Только вот я игнорирую это, как и неприятное давление в груди, которое списываю на нервы.

Прикусываю язык, чтобы воздержаться от того ответа, которого этот мудак заслуживает, и, дав себе еще пару секунд остыть, я говорю то, что хочет услышать Сатана:

— Мы с Петром Семеновичем неоднократно принимали от него приглашения на званые вечера, а также принимали дотации в некоторые из проектов.

— Да, — задумчиво потирая подбородок, кивает Айдаров. — Я наслышан о вашем умении убеждать поддержать именно ваши проекты.

Сжимаю челюсти, с трудом выдавливая улыбку:

— Наши проекты были весьма перспективными, и только поэтому Эйбман поддерживал их.

Козел ты приставучий!

— Не надо строить из себя дурочку. Для вас не секрет, кто распоряжается инвестиционным фондом, именно поэтому вы давили в своих проектах на те точки, которые важны для Эйбмана. Кстати, очень умный ход, учесть принципы будущего спонсора. Вы ведь узнали о слабостях Роберта Карловича, сблизившись с его женой, верно? Чей это был план? Ваш или бывшего начальника?