Сказочный корабль - Фармер Филип Хосе - Страница 27

Король Джон хотел лично удостовериться в том, что фон Рихтгофен не передаст Сэму Клеменсу какое-либо тайное послание от Элвуда Хаскинга.

Экс-монарх Англии, нынешний соправитель Пароландо, был одет в красно-черную клетчатую юбку и накидку, наподобие пончо. На его ногах были высокие, до колен, кожаные сапоги, вокруг толстого туловища — широкий пояс с несколькими ножнами для стальных кинжалов, короткого меча и стального топорика. В одной руке он держал стальную корону — один из многих источников разногласий между ним и Сэмом. Клеменс не хотел зря тратить металл на подобный бесполезный анахронизм, однако Джон настоял на своем, и Сэму пришлось уступить.

Определенное утешение Сэм находил, размышляя о названии своего маленького государства. На эсперанто это означало «парная земля» и стало названием государства, потому что управляли им двое. Но Сэм не сказал Джону, что другим переводом слова Пароландо могло быть «Земля Твена».

Обогнув длинное низкое фабричное здание, Джон оказался у лестницы в обиталище Сэма. Его телохранитель, здоровенный головорез по имени Шарки, потянул за веревку колокольчика, и раздался высокий мелодичный звон.

Сэм высунул наружу голову и удивленно закричал:

— Добро пожаловать, Джон!

Англичанин поднял взгляд своих бледно-голубых глаз и дал знак Шарки пройти вперед. Джон очень боялся убийц и имел на это довольно веские причины. Кроме того, он был возмущен, что ему пришлось идти к Сэму, но он знал, что фон Рихтгофен сначала доложит обо всем Клеменсу.

Шарки вошел в рубку, осмотрел ее, заглянул во все три примыкающие к ней комнаты. Из задней спальни раздались низкие рычащие звуки, не хуже львиных. Шарки быстро отпрянул назад и притворил дверь.

Сэм заметил его испуг и сказал:

— Хоть Джо Миллер и болен, но он все же в состоянии закусить за завтраком десятком лучших бойцов Джона, да еще и попросить добавки.

Шарки ничего не ответил и через иллюминатор подал знак своему хозяину, что тот может подняться, не опасаясь засады.

К этому времени катамаран уже причалил, и на равнине показалась тонкая фигурка фон Рихтгофена с чашей в одной руке и с деревянным посольским жезлом с крылышками — в другой. В соседний иллюминатор была видна долговязая фигура де Бержерака, возглавлявшего отделение стражников, идущих к южной стене. Ливи поблизости не было видно.

Джон вошел внутрь.

— Доброе утро, Джон!

Англичанин был очень уязвлен тем, что Сэм категорически отказывался обращаться к нему со словами «Ваше Величество». Их официальным титулом был «Консул», но даже этот титул Сэм произносил очень неохотно, подстрекая других, чтобы те называли его боссом, поскольку это еще больше досаждало Джону.

Англичанин хмыкнул и сел за круглый стол. Другой телохранитель, огромный темнокожий протомонгол с массивными кистями и невообразимо мощными мускулами по имени Закскромб, умерший примерно в тридцатитысячном году до н. э., зажег для Джона огромную коричневую сигару. Зак, как его обычно называли, был, если не считать Джо Миллера, самым сильным человеком в Пароландо. К тому же Джо Миллер не был человеком, по крайней мере, не был «гомо сапиенс».

Сэму очень хотелось, чтобы Джо поднялся с постели. Присутствие Зака действовало ему на нервы. Однако Джо накачался большой дозой жевательной резинки, так как двумя днями раньше крупный скол железа выпал из захвата крана как раз в тот момент, когда Джо Миллер проходил под ним. Крановщик клялся, что это было просто несчастным случаем, но Сэм подозревал, что это не так.

Сэм раскурил сигару и сказал:

— Есть какие-нибудь сведения о вашем племяннике?

Джон ответил не сразу, глаза его слегка расширились, когда он бросил взгляд на Сэма, сидевшего по другую сторону стола.

— Нет… и к тому же какое мне до него дело?

— Я просто так поинтересовался, — пожал плечами Клеменс. — Мне пришло в голову пригласить сюда Артура для того, чтобы посовещаться. По-моему, сейчас у вас нет особых причин для того, чтобы пытаться убить друг друга. Это же, как вам известно, не Земля. Почему бы не забыть старые распри? Что из того, что вы сбросили его в реку? Что было, то было. Мы бы могли пользоваться его древесиной, к тому же у него очень много столь необходимого для нас известняка.

Джон вспыхнул, затем прищурился и улыбнулся.

«Коварный Джон, — подумал Сэм. — Льстивый Джон. Презренный Джон».

— За дерево и известняк нам придется платить стальным оружием, — заметил Джон. — А я не склонен позволять своему дорогому племянничку обзаводиться большим количеством стали.

— Я подумал было, что лучше сперва обсудить этот вопрос с вами, — кивнул Сэм, — ибо днем…

Джон напрягся.

— Да?

— Что ж, я подниму этот вопрос в Совете. Возможно, придется голосовать.

Джон успокоился.

«Ты думаешь, что ты в безопасности, — подумал Клеменс. — Конечно, на твоей стороне такие члены совета, как Педро Анзерец и Фредерик Рольф, а результат голосования пять против трех считается отрицательным…»

Он в очередной раз подумал об изменении Великой Хартии Вольностей, чтобы можно было предпринимать необходимые шаги, но это могло означать гражданскую войну, а заодно и конец его Мечты.

Он стал расхаживать по комнате, пока Джон громко описывал в мельчайших подробностях, как он завоевал свою очередную блондинку. Сэм старался не обращать внимания на слова англичанина. До сих пор хвастовство Джона приводило его в бешенство, хотя теперь любая женщина, принявшая Джона, могла жаловаться только на себя.

Зазвонил дверной колокольчик. В рубку вошел Лотар фон Рихтгофен. Он снова отрастил длинные волосы и теперь со своими красивыми, в чем-то славянскими чертами лица, был похож на Геринга, который, правда, был не такой коренастый. Они были хорошо знакомы друг с другом во время Первой Мировой Войны, поскольку оба служили под началом старшего брата Лотара барона Манфреда фон Рихтгофена. Лотар был более непринужденным, более дерзким и по существу более нравственным человеком, но в это утро его улыбки и его добродушие исчезли.

— Что? Плохие новости? — заволновался Сэм.

Лотар взял чашу вина, предложенную Сэмом, выпил ее одним махом и сказал:

— Сеньор Хаскинг вот-вот закончит возведение укреплений. Стены Соул-сити имеют в высоту около 12 футов и в толщину ярда три по всей длине. Хаскинг держал себя со мною отвратительно, даже омерзительно. Он называл меня «офейо» и «хонки», словами для меня новыми. Я не удосужился спросить у него, что они означают.

— «Офейо», возможно, от английского «offal». Но второго слова я не слышал, — сказал Сэм.

— Еще услышите и довольно часто, в будущем, — сказал Лотар. — Если будете иметь дело с Хаскингом. А иметь дело с ним придется непременно. В конце концов, Хаскинг все-таки снизошел до разговора о делах, но сначала обрушил на меня целый поток брани, главным образом, из-за моих предков-нацистов. На Земле, как вам известно, я даже ничего не слышал о них, так как погиб в авиакатастрофе еще в 1922 году. Казалось, что-то раздражает его, возможно даже, что гнев его был вызван вовсе не моим происхождением. Однако главное в его речах — это то, что он, возможно, ограничит нам поставки бокситов и других минералов.

Сэм оперся на стол и сосредоточился. Затем сказал:

— Велика храбрость — измываться над послом.

— Похоже на то, — продолжал фон Рихтгофен, — что Хаскингу не очень-то по душе состав населения его государства. На одну четверть это негры Гарлема, умершие где-то между 1960 и 1980 годами, и на одну восьмую — негры из Дагомеи восемнадцатого века. Но у него целая четверть нечерного населения, состоящая из арабов-бедуинов ХIV-го века из Судана, которые до сих пор фанатично провозглашают Магомета своим пророком и считают, что здесь они отбывают всего лишь небольшой испытательный срок. Затем еще четверть населения представляют дравиды из Южной Индии ХVII-го века. Наконец, одна восьмая его людей — из разных времен и эпох. Незначительное большинство в этой восьмой части составляют люди двадцатого века.