Распад - Стерлинг Брюс - Страница 47

— Для зашифрованной линии просто прекрасно.

— Нет, я имею в виду, я не слишком быстро говорю? Это не похоже на жалобный скулеж?

Лорена понизила голос и зашептала в трубку.

— Нет, Оскар, ты говоришь чудесно! Ты действительно чудесный. Ты красив и обаятелен, ты преданный человек, и ты — настоящий политик! Я полностью доверяю тебе. Ты никогда не подводил меня, и, если бы я была в той проклятой Лаборатории в Колумбии, да я бы клонировала дюжину таких, как ты! Ты самый лучший на свете!

Грета приехала после полуночи на автоматическом такси. Оскар наблюдал за ней через дверной монитор. В кадр попадала северо-восточная часть Гринхауза, хлопья снега кружились в конусах света уличных фонарей. Наблюдающий за порядком полицейский аппарат парил позади головы Греты, похожий на черную кожаную ласточку. Оскар отпер пуленепробиваемую дверь, приготовившись встретить Грету веселой и игривой улыбкой.

Она ступила внутрь, громко топая и отряхиваясь от снега, лицо ее было мрачнее тучи. Ему пришлось отказаться от мысли ее обнять.

— Надеюсь, ты добралась без приключений?

— Здесь, в Бостоне? Конечно. Она сняла шапку и стряхнула снег.

— Бостон очень цивильный город.

— Тут были небольшие беспорядки на . улице, чуть раньше, — Оскар выжидательно помолчал, — но ничего серьезного. Расскажи, как прошла конференция.

— Я провела вечер с Беллотти и Хокинсом. Они пытались меня напоить. — Тут Оскар с некоторым опозданием сообразил, что она в самом деле пьяна и довольно сильно.

С осторожностью медсестры снимающей повязку, он освободил ее от пальто. На Грете был ее лучший наряд: шерстяная юбка до колен, мягкие туфли, зеленая ситцевая блуза.

Он повесил ее шапку и спрятал пальто в альков при входе.

— Беллотти и Хокинс, это, должно быть, те джентльмены, что исследуют фибрилы? — подсказал он.

Складки на ее лбу мгновенно разгладились.

— Да, на конференции все было отлично! Зато вечер прошел ужасно. Беллотти купил выпивку, а Хокинс пытал меня насчет того, какие мы получили результаты в нашем Лабе. Я не против того, чтобы поделиться результатами до опубликования, но эти парни играют нечестно. — Ее губы сжались в тонкую линию неодобрения. — Это может иметь промышленное значение.

— Понятно.

— Они индустриальные жулики, внедряют результаты. Злюки и грубияны, такие вот ребята с улицы. Безнадежный вариант.

Он провел ее сквозь дневную гостиную и включил свет в кухне. В мягком уютном освещении лицо Греты казалось застывшим и несчастным. Смазанная губная помада. Всклокоченные черные волосы. Невыщипанные брови производили особенно тягостное впечатление.

Она обвела внимательным взглядом одноногие стулья, хромированный стол, керамический угол с плитой и встроенной вытяжкой.

— Так вот какая у тебя кухня, — с удивлением сказала она. — Здесь так… чисто. Ты бы мог заниматься здесь лабораторной работой.

— Спасибо.

Соблюдая большую осторожность, чтобы не промахнуться, она приземлилась на пластиковый белый саариненский стул, сделанный в виде тюльпана.

— Ты имеешь полное право на жалобы, — подбодрил ее Оскар. — Тебя окружают сплошь эксплуататоры и тупицы.

— Нет, эти не тупицы, они умненькие ребята. Просто… Ну, не люблю я внедрение в промышленность. Фундаментальные исследования это… Наука предназначена для… — Она раздраженно махнула рукой. — Да для чего, черт возьми?

— Для общественного блага? — вкрадчиво подсказал Оскар.

— Да, вот именно! Для общественного блага! Я предполагаю, для тебя это звучит предельно наивно. Но я могу сказать одну вещь — я не собираюсь наращивать личный банковский счет, пока мои счета по Лабу оплачивают налогоплательщики.

Оскар повернулся к сверкающим стеклянным поверхностям шкафчика Кураматы.

— Ты будешь кофе? У меня есть очень хороший растворимый кофе.

На ее лбу опять появилась складка, настолько глубокая, что казалась рисунком или татуировкой.

— Ты не можешь заниматься настоящей наукой, а по выходным быть бизнесменом. Если ты всерьез занят наукой, у тебя нет выходных!

— Сейчас выходные, Грета.

— А-а… — Она посмотрела на него пьяным, взглядом, полным удивления и сожаления.

— Ладно, но я не смогу остаться у тебя и завтра. Там утром в девять безумно интересный семинар «Домены цитоплазмы».

— Цитоплазма — звучит крайне соблазнительно.

— Но сегодня я все равно здесь. Давай выпьем немного. — Она открыла сумочку. — 0, нет! Неужели я забыла свой джин? Он в моей дорожной сумке. — Она растерянно заморгала. — Ох, Оскар, я забыла свою дорожную сумку! Я оставила ее в отеле…

— Ты также забыла, что я не пью, — заметил Оскар. Она положила локти на стол и закрыла лицо руками.

— Все прекрасно, — сказал Оскар. — Просто забудь ненадолго о работе. У меня в распоряжении целая команда. Мы можем достать тебе все, что необходимо.

Она сидела за кухонным столом, погруженная в горькие раздумья.

— Давай я лучше покажу тебе свой дом, — предложил Оскар. — Это занятно.

Он провел ее в дневную гостиную. Тут стоял эллиптический кофейный столик Пита Хейма, стулья с изогнутыми ножками из стали и дерева, а также виниловый надувной диван.

— Ты коллекционируешь модернизм, — заметила она.

— Да, вот мой Кандинский. «Композиция VIII», 1923 год. — Оскар любовно дотронулся до рамы, чуть-чуть поправив ее. — Не знаю, почему это называется современным искусством, хотя было создано сто двадцать лет назад.

Она внимательно рассматривала холст, потом перевела взгляд на Оскара.

— Почему вообще называют это искусством? Здесь просто углы и круги.

— Ты так воспринимаешь потому, что у тебя совсем нет никакого вкуса. — Оскар подавил вздох. — Кандинский был знаком со всеми направлениями того периода: «Голубым всадником», сюрреалистами, супрематистами, футуристами… Кандинский — это фигура…

— Наверное, тебе эта картина стоила уйму денег? — спросила Грета. Судя по тону, она очень надеялась, что нет.

— Нет, я купил ее за гроши на распродаже Гугге-хейма. Сейчас весь коммунистический период — с 1914 по 1989 год, самый показательный для двадцатого века — вышел из моды. Кандинский противопоставляется нынешнему «современному искусству», однако, знаешь, что я скажу? Думаю, Василий Кандинский как раз в духе нашего времени, его искусство действительно что-то говорит мне… Понимаешь? Если бы он вдруг оказался здесь с нами сейчас… Думаю, ему было бы все понятно.

Она недоверчиво покачала головой.

— Модернизм… Интересно, как они умудрялись со всем этим справляться. Это напоминает какое-то тяжелое уродливое жульничество. — Она вдруг чихнула. — Извини. Моя аллергия разыгралась.

— Пойдем.

Он провел ее в кабинет, оформленный как пресс-центр. Оскар гордился этим кабинетом. Здесь все было сделано в соответствии с политическими требованиями времени. Стулья с алюминиевым покрытием стояли вдоль стены, основное же место занимали модули хранения информации и множество дисплеев. Датские покрытия, литые подставки, корзины из сверкающего пластика. Красивые миланские лампы. Никаких украшений, ничего лишнего, никакого потраченного впустую пространства. Все лаконично, эффективно и гладко.

— Здесь хорошо. Я могла бы работать в таком кабинете.

— Мне очень приятно! Надеюсь, у тебя будет такая возможность.

Она улыбнулась.

— А что? Мне здесь нравится. Кабинет похож на тебя, в твоем духе.

Он был тронут.

— Это страшно мило с твоей стороны, но должен признаться… это не мой дизайн. То есть Кандинского, конечно, выбрал я сам, но после того как я продал свою первую компанию и купил этот дом, я нанял профессионального дизайнера… Тогда я очень много внимания уделял дому. Мы месяцами трудились тут. Джованна хорошо в этом разбиралась, мы часто посещали антикварные рынки…

— Джованна, — сказала Грета. — Красивое имя. Она, наверное, была очень элегантна?

— Да, она такой и была, но у нас ничего не получилось.

Грета стала всматриваться в обстановку с новым интересом.