Распад - Стерлинг Брюс - Страница 11

— Милые дети.

— М-м…

— У меня никогда не было времени на то, чтобы завести своих… — В глазах Фонтено читалась скрытая боль.

Телефон зазвонил. Оскар сразу же ответил: — Да?

— Оскар!

Оскар непроизвольно выпрямился.

— Да, сенатор.

— Рад тебя слышать, — провозгласил Бамбакиас. — Рад слышать твой голос. Я послал несколько файлов некоторое время назад, но это совсем другое.

— Да, сэр.

— Хочу поблагодарить тебя за то, что привлек мое внимание к делам в Луизиане. Эти ленты, что ты прислал, — звучный голос Бамбакиаса набрал силу, как будто он выступал перед публикой, — этот блокпост ВВС. Это неслыханно, Оскар! Возмутительно!

— Да, сэр.

— Совершеннейший скандал! Разбой! На службе, в военной форме! Наши собственные вооруженные силы! — Бамбакиас сделал короткий вздох и продолжил с еще большей силой и убедительностью: — Но как, во имя всех святых, мы можем требовать верности от мужчин и женщин, поклявшихся защищать свою страну, когда мы цинично используем их как пешки в низкой и грязной политической игре? Мы ведь буквально оставили их подыхать во тьме с голоду и холоду!

Фонтено подошел к детям, качавшимся на качелях. Сняв пиджак и шляпу, он стал заботливо поддерживать трехлетнего малыша, извивавшегося как червяк на конце доски.

— Сенатор, в наши дни никто не голодает. Когда еда так дешева, как сейчас, это просто невозможно. Кроме того, замерзнуть на юге Луизианы тоже трудно.

— Ты упускаешь главный момент моих рассуждений. Эта база больше не финансируется. У нее нет никакого легального статуса. Если верить бюджетным отчетам Чрезвычайного комитета, то такой военно-воздушной базы не существует! Они просто вычеркнули ее из списка! Они превратили ее в политическое ничто одним росчерком бюрократического пера!

— Ну, это уже похоже на правду.

— Оскар, это важная проблема. Америка имела свои взлеты и падения, никто этого не отрицает, но мы все еще являемся могущественной державой. Ни одна могущественная держава не может обращаться со своими солдатами таким образом. Я не вижу ни одного смягчающего обстоятельства для всего этого. Это абсурд, несусветная глупость! Что, если такое поведение станет всеобщим? Мы что, хотим, чтобы наша армия, флот и морская пехота обыскивали на дорогах мирных граждан — своих избирателей — просто потому, что им не на что жить? Это мятеж! Прямой разбой! Это пахнет государственной изменой!

Оскар отвернулся от пронзительно кричащих детей и поплотнее прижал трубку к уху. Оскару было прекрасно известно, что заставы на дорогах стали обычным делом. В один несчастный день орды людей заблокируют все улицы и дороги США. Блокпосты уже не считались грабежом на дороге, они превратились в повсеместно принятую форму гражданского неповиновения. Заставы были в реальном мире просто аналогом того, что происходило в информационных потоках: перебои в работе, спам и отказ в обслуживании. То, что в этом приняли участие ВВС, — лишь экзотическое расширение самой обычной практики.

Но, с другой стороны, риторика Бамбакиаса имела смысл. Его слова звучали строго и обладали большой пробивной силой. Они были ясными, их можно было повторять и цитировать. Все это было немного притянуто за уши, но очень патриотично. Красота политики как вида искусства заключалась в отсутствии ограничений на формы, отличающиеся от стандартного реализма.

— Сенатор, в том, что вы говорите, есть большой смысл.

— Спасибо, — сказал Бамбакиас. — Конечно, говоря юридическим языком, мы пока что ничего не можем сделать с этим скандалом. Пока еще я не утвержден в должности и к присяге меня приведут не раньше середины января.

— Не можем?

— Нет. Поэтому, я считаю, необходимо моральное давление.

— Ага.

— По крайней мере — и это совсем не так не много — я могу продемонстрировать личную солидарность с бедственным положением наших солдат.

— Да?

— Завтра утром. У меня состоится сетевая конференция здесь, в Кембридже. Лорена и я объявим голодовку. До тех пор пока конгресс Соединенных Штатов не согласится кормить наших мужчин и женщин, которые носят военную форму, до тех пор я и моя жена будем голодать.

— Голодовка? — переспросил Оскар. — Это весьма радикальная мера для избранного федерального служащего.

— Думаю, ты не ожидаешь от меня, что я продолжу голодовку, после того как приму присягу и буду утвержден в должности, — резонно возразил Бамбакиас. Он понизил голос. — Слушай, мы считаем, это вполне выполнимо. Мы уже обсудили это в вашингтонском офисе и кембриджской штаб-квартире. Лорена говорит, что мы оба сильно растолстели, обжираясь на ужинах во время кампании. Если этот гамбит и стоит разыгрывать, то сейчас самое подходящее время.

— Будет ли это… — Оскар подыскивал подходящее слово, — будет ли это созвучно достоинству сенатора?

— Видишь ли, я никогда не обещал избирателям быть достойным сенатора, я обещал им результаты. Вашингтон утратил хватку. Чего бы там ни делали, все хуже. Если я не перехвачу инициативу у этих сукиных детей из Чрезвычайного комитета, то могу объявить себя декоративной подставкой для книг. Я не для того рвался сюда.

— Да, сэр, — сказал Оскар, — я знаю.

— У нас есть и запасной вариант… Если голодовка не принесет результатов, мы пошлем колонну машин со спасательной миссией от нашего собственного имени. Мы поедем в Луизиану, где находится эта база.

— Вы хотите организовать нечто вроде наших агитационных ралли во время кампании?

— Да, но уже в национальном масштабе. Мы объявим сбор через наших партийных представителей и через Сеть, организуем активистов и двинемся в Луизиану. Все в национальном масштабе, Оскар. Быстрое создание команд, спасательная служба, большие благотворительные взносы, пикеты, марши, поддержка в прессе. Все по полной программе.

— Мне это нравится, — сказал Оскар. — Да, очень нравится. Это впечатляет.

— Я знал, что ты оценишь это. Так, как ты думаешь, в качестве угрозы при провале голодовки, это сработает?

— Да, обязательно! — тут же отозвался Оскар. — Они прекрасно понимают, что вам под силу организовать гигантский марш протеста, так что поверят такому заявлению. Про милитаристский протест — звучит великолепно! Но я бы хотел вам дать совет, если только вы не возражаете.

— Да?

— Голодовка — это очень опасно. Драматический моральный вызов — сильная мера. Они будут вас проверять.

— Я знаю и не боюсь этого.

— Позвольте мне выразить ту же мысль другими словами, сенатор. Вам и вашей жене лучше по-настоящему голодать.

— Все правильно, — сказал Бамбакиас. — Это выполнимо. Мы наголодаемся на много лет вперед.

Как и многие другие элементы современной американской государственной структуры, Бунский национальный коллабораторий управлялся Комитетом. Местную власть представляли десять человек, возглавляемые директором Коллаборатория доктором Арно Фелзианом. Остальные члены дирекции были главами девяти административных подразделений.

Закон о свободе информации требовал еженедельных открытых для публики заседаний дирекции. «Открытость» ныне подразумевала подключенную к Сети камеру. Но в Бунском национальном коллабораторий все еще сохранялись старые традиции, сотрудники Коллаборатория нередко сами появлялись на заседаниях дирекции, особенно если ожидалось нечто подобное бою быков.

Оскар решил, что будет физически присутствовать на всех заседаниях. Он не планировал выступать там как официальное лицо или каким-либо иным образом участвовать, он просто хотел, чтобы его там увидели. И чтобы быть уверенным, что его заметят, он захватил с собой сетевого администратора Боба Аргова и специалиста по оппо Одри Авиценне.

Студия, где проходили заседания дирекции, находилась на втором этаже пресс-центра Коллаборатория, отделенного от главного административного здания зеленой лужайкой. Дизайн студии создавался для публичных заседаний 2030-х годов, он включал идущие амфитеатром ряды сидений, хорошую акустику и умело расположенную камеру для репортажей.