Честное пионерское! Часть 4 (СИ) - Федин Андрей - Страница 52

Сомов шаркнул ногой.

— Но вы не учли, что нам с Катей уже всё равно! — сказал он. — Понимаешь меня, пацан? Всё равно!

Иван скривил губы.

— Катенька умерла, — сообщил он. — А мне без неё… всё это… уже не нужно.

Парень пожал плечами.

— Я ещё перед Новым годом сказал Миллерам, что не буду участвовать в этой затее, — заявил он. — Хотя я сам же парней и подбил на этот дурацкий угон. Катя хотела уехать из нашей страны в ФРГ. Она немка по матери. Через дядю раздобыла имена заграничных родственников. Мы мечтали, что уедем из СССР, станем свободными. Сможем играть ту музыку, какая нравится нам, а не этим тупым тёткам, которые не признают никого, кроме своего… Утёсова.

Иван хмыкнул.

Продолжил:

— Это была Катина идея. Она придумала про самолёт и про оружие — не Миллеры. Так что зря вы всё свалили на парней. Если уж винить кого-то во всём этом, то меня и Катю. Но Катеньке теперь плевать на ваши обвинения…

Парень вздохнул.

Добавил:

— Да и мне тоже.

Сомов махнул рукой.

— Но парней жалко, — сказал он. — Брательник Миллеров только в этом году решил лететь вместе с братьями — когда я отказался. Раньше он не подозревал, для чего именно нам понадобилось оружие. Догадывался, конечно, что мы не по белкам будем стрелять. Но он не знал о полёте в Турцию. Он-то вам нафига понадобился? Чтобы надавить на меня? Чё… молодцы, конечно. Но только я парней в обиду не дам! На себя всё возьму. Скажу, что парни тут не причём. Так и передай… своим.

Десятиклассник снова взглянул на ленту в моей руке. Я подумал, что не замечал подобное выражение лица у почти всегда улыбчивого Ваньки-дурака. Но видел похожий взгляд у собаки, потерявшей хозяина.

— А «Вальтер» где взяли? — напомнил я.

— Не знаю.

— Ваня!

— Правда, не знаю, — сказал Сомов.

Он покачал головой.

— Его купила Катя, — сказал Иван. — Весной. Я не спрашивал, у кого. Катюша не любила, когда мы лезли к ней с такими расспросами. Знаю только, что продавца она нашла через своего двоюродного брата — она так сказала. Через этого… урррода, который её потом убил. Если бы я знал, что так всё обернётся… не позволил бы ей с ним связываться. Этого её… Лёшечку я выгораживать не буду. Он знает имя продавца — вот у него и спросите.

Я кивнул.

— А на счёт пороха вы в своей записке фигню написали, — сказал Сомов. — Так и передай… им. Не собирались мы делать никакие гранаты. Мы же не идиоты, чтобы тащить такие вещи в самолёт! Катя сделала бы из пороха бомбы — весной. Говорила, что дядя её этому научил. Мы бы взорвали их летом в Москве, около посольств Турции и ФРГ. Катя говорила, что если убьём или раним нескольких иностранцев, то Турция нас после этого точно не выдаст властям СССР.

Он скривил губы.

— Теперь-то парни такое уже не сделают, — произнёс Иван. — Им и раньше эта Катина идея не нравилась…

Хмыкнул.

—…А теперь, после Катюшиной смерти, и бомбы собрать некому.

Десятиклассник развёл руками, снова ухмыльнулся. Я посмотрел парню в глаза. Отметил, что они очень походили на глаза Вовчика. И в то же время… совсем другие. На языке у меня вертелся вопрос о том, знал ли Иван Сомов, где и каким способом Екатерина Удалова раздобыла деньги на покупку «Вальтера» и на финансирование подготовки к побегу из страны. А главное: понимал ли брат Вовчика, кто на самом деле убил Оксану Локтеву. Я гадал и о том, догадывался ли Сомов, что участь Локтевой грозила и Нине Терентьевой. Но я не озвучил свои вопросы. Потому что не представлял, как отреагирую на ответы. Мысленно повторил Ванины слова: «…А теперь и бомбу собрать некому». И тут же вспомнил взгляд своего юного рыжего приятеля, когда тот говорил: «Но я… это… ещё тебя, Миха, решил спросить…» Продумал о том, что браться Сомовы во многом очень походили друг на друга; но далеко не во всём.

«Но в этот раз ты всё же не отправишься в Афганистан, — мысленно сказал я Ивану Сомову. — И вовсе не из-за Вовчика. И не из-за этого пистолета. А потому что я помню: ты единственный, кто пришёл на помощь девчонке — тогда, в моём прошлом. Ты ещё тогда заслужил свой шанс на другую жизнь. И я тебе его предоставлю. Как и многим другим. Как и самому себе».

Эпилог

«Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, — вещал из радиоприёмника приятный мужской голос, — Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что десятого марта тысяча девятьсот восемьдесят пятого года в девятнадцать часов двадцать минут после тяжелой болезни скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Константин Устинович Черненко. Имя Константина Устиновича Черненко — выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства, стойкого борца за идеалы коммунизма, за мир — навсегда сохранится в сердцах советских людей, всего прогрессивного человечества…»

«Ну, вот и всё, — подумал я. — Знакомая мне часть истории СССР завершилась». Я выключил радиоприёмник, одним глотком допил из чашки остатки чая. Не гадал, что будет с Советским Союзом дальше. Но не сомневался, развитие страны пойдёт теперь по иному пути — но по тому, который помнил я (потому что в этой реальности Генеральным секретарём ЦК КПСС станет не Горбачёв). Лучше этот путь будет для советских граждан (и лично для меня), чем известный мне, или хуже — покажет время. Я прислушался. Из гостиной квартиры Солнцевых доносился голос Вовчика — рыжий мальчишка неторопливо зачитывал своим друзьям главу из новой книги Виктора Егоровича Солнцева «Игорь Гончаров — пионер-волшебник». Он уже не растягивал и не повторял слова. Теперь дети слушали его чтение с интересом.

Я посмотрел на часы. Прикинул, что сеанс чтения продлится ещё около часа. Вслед за новой главой папиной книги в дело пойдёт менее популярная у моих юных друзей книга: «Таинственный остров» Жюля Верна. Потом рыжий умчится на тренировку по боксу; Павлик Солнцев и Валера Кругликов отравятся на занятия к Денису Петровечу Верховцеву; а мы с Каховской задержимся в квартире Солнцевых — буду готовить Зою к весенним городским соревнованиям. Вовчик не бросил занятия боксом. Но уже два месяца (вместе со своей «дамой сердца») занимался ещё и борьбой в составе «третьей» группы. Мы уговорили Дениса Петровича принять рыжего к нам, а не к малышам. Тренер поддался на уговоры. Потому что сразу разглядел в неугомонном конопатом парнишке будущего чемпиона.

Первая тренировка в секции самбо была у Вовчика в субботу двенадцатого января. В тот день, когда вернулся из командировки Юрий Фёдорович Каховский. После той тренировки я заглянул в гости к Зое. Где встретился с её отцом. Я рассказал «дяде Юре» о Рудике Веселовском: всё, что знал об этом парне из своего «больничного видения», сообщил и как в моём «не исполнившемся видении» завершилась встреча Весла с Вовчиком. В красках описал Зоин бросок. Едва ли не дословно пересказал Каховскому те угрозы, которыми сыпал Веселовский в адрес его дочери. Дополнил их собственными неутешительными комментариями. В итоге услышал от «дяди Юры» слова: «Не переживай, зятёк. Я разберусь». А примерно через две недели узнал от Эдика Ковальски, что Рудик Веселовский «сбежал из дома».

Со слов Ковальски, Рудик сбежал примерно через четыре-пять дней после моего разговора с Зоиным отцом. Парень ушёл в школу… и не вернулся вечером домой. Никто из его школьных приятелей не заметил в его поведении в тот день ничего необычного. Родители Рудика обратились в милицию лишь на третьи сутки после исчезновения сына (Весло исчезал на день-два и раньше). Ковальски подозревал, что Весло «свинтил» на юг; предположил, что Веселовскому попросту надоел снег и холод. А я после рассказа Эдика подумал: «В этот раз „сбежала“ не Терентьева, а Весло. История изменилась, но лишь в деталях». Вспомнил боль, которую испытал вместе с Веселовским в своём «видении». И тёмную безликую фигуру, которая наносила удары. Подумал: «дядя Юра» нарочно проделал всё так, чтобы я во время «приступа» не увидел его лицо.