Жандарм 4 (СИ) - Семин Никита - Страница 4

Я решил воспользоваться уже не раз опробованной ранее мной схемой и сначала поймал извозчика. Здесь их звали фиакрами, как со мной поделился словоохотливый кучер — название произошло от имени святого Фиакра, что занимался извозом во Франции в семнадцатом веке. Ему я сказал править к ближайшему скверу, твердо уверенный, что это будет не рядом с ратушей. И мои ожидания оправдались. Небольшой парк, название которого я не стал даже пытаться узнать, был в пяти минутах езды от нищего района, где был дома агента. Пройдя парк насквозь, я убедился, что меня никто не видит, и пересек улицу. Еще немного поблуждав среди домов, я вновь поймал «фиакра», приказав отвезти меня к вокзалу. И лишь там я поймал случайный экипаж и назвал наконец конечной точкой сквер при ратуше. Очень надеюсь, что мне удалось избавиться от возможных наблюдателей.

Примерно пятнадцать минут езды, и вот я в нужном месте. Тут-то я и смог сравнить ратушу Кале и администрацию Виндавы, о которых вспоминал ранее. Но это все лирика. Мне же оставалось изображать из себя беспечного туриста и ждать, когда агент даст о себе знать.

Примерно через сорок минут, когда купленная у мальчишки-разносчика пресса была зачитана до дыр, съеден купленный у лоточницы круассан, и мысли о тщетности моего ожидания пошли на четвертый круг, ко мне подошел мужчина лет пятидесяти. Одет он был в робу мастерового — выцветшие и полинялые, но еще крепкие штаны; на голове — серая кепка, а куртка имела парочку масляных пятен. Ни дать ни взять — либо бригадир какой-то промышленной фабрики, или старший матрос-машинист на одном из пароходов, что стояли в порту Кале.

— Excusez-moi, Monsieur, vous avez une cigarette? (Извините, месье, у вас не найдется сигаретки?) — спросил он меня.

Ситуация показалось мне настолько нелепой, словно меня прямо посреди сквера у всех на виду хотят «развести на деньги под благовидным предлогом», что я тупо переспросил:

— Что?

— О! Вы рюсский? — обрадовался «мастеровой» с глоссирующим акцентом. — Я слышал о России. Говорят, там в Москве зимой жара — отвратительное дело!

Сначала я не понял, о чем он, а потом до меня дошло, что это пароль! Пусть в начале слова слегка переставлены, но для иностранца — вполне простительно, как мне кажется.

— Не согласен, — медленно произнес я, вглядываясь в лицо мужчины. — Я вот слышал, что снег во Франции летом еще более паскуден.

Глаза «мастерового» удовлетворенно блеснули, и он кивнул мне, как старому знакомому, после чего слегка повел рукой, зовя меня за собой. Мы вышли из сквера и прошли дворами пару кварталов, зайдя в пустой двор, где мужчина и остановился.

— Пакет при вас? — спросил он снова на русском, хотя и все с тем же акцентом.

— Да, — кивнул я, доставая его.

— Ça va (Хорошо), — кивнул своим мыслям «мастеровой», забрав у меня передачку от Агапонова.

Он уже собирался уходить, когда я его окликнул.

— Постойте!

Мужчина остановился и настороженно и вопросительно посмотрел на меня.

— Когда я был у дома номер четыре, после на меня совершили нападение с помощью ментальной магии. Кто именно, я не смог определить. Уходил на перекладных. Не знаю, смог ли сбросить «хвост».

— J’ai compris. Merci (Я понял. Благодарю), — кивнул агент.

— И еще, — не дал я ему окончательно уйти. — Не подскажите, как мне лучше добраться до Аляски? На какой пароход сесть, чтобы путь был кратчайшим?

На эту просьбу мужчина отреагировал уже гораздо спокойнее и быстро продиктовал мне название парохода до Бостона, откуда мне нужно будет отправиться в Канаду на дилижансе и уже там пересесть на «железку».

— Je ne connais pas d’autre moyen. Adieu (Другого пути я не знаю. Прощайте).

Не сказать, чтобы он мне сильно помог. Примерно то же самое мне говорил Агапонов, когда описывал весь путь до Аляски. Но с учетом нападения я хотел подстраховаться и сменить маршрут. Увы, не получилось. Но надеюсь, что охотники за пакетом меня оставят в покое, справедливо решив, что я от него или избавился, или уже передал, и не станут ставить мне палки в колеса.

Посадка на пароход прошла без проблем, и только когда он отошел от порта я выдохнул с облегчением. Французское «приключение» закончилось для меня благополучно. Хотя до сих пор у меня остался вопрос — а кому я отдал пакет? Агенту ли жандармерии, или кому-то другому, что смог узнать пароль… Но сейчас меня это больше не касается. Впереди ждет почти десять дней пути в океане, а после еще неизвестно сколько по землям Америки.

Трансконтинентальный пароход оказался четырехэтажным лайнером вместимостью в две тысячи человек. Огромная махина, вызывающая впечатление и скрытый страх, как бы эта «домина» не потонула. Три гигантских трубы возвышались над лайнером на десяток метров и создавали огромное облако смога над собой. Однако когда я оказался внутри, ощущение «размаха» строительства… не испарилось, но изрядно приуменьшилось. Коридоры не больше полутора метров в ширину, высотой чуть больше двух метров. Каюта мне досталась два на три метра — клетушка, а не комната. Да и остальные размеры смазывались запретом посещать этажи для более богатых пассажиров.

Вся поездка мне только и запомнилась, что попаданием в шторм в восемь баллов, когда волны достигали высоты в пять-семь метров и заливали первые два этажа лайнера, из-за чего невозможно было выйти на прогулочную палубу. А в остальном — скука смертная.

Бостон на меня тоже впечатления не произвел. Шумный, грязный, задымленный от выхлопа множества труб производственных предприятий. Большое количество англичан и других европейцев вывели сюда свое тяжелое производство, так как здесь рабочая сила была в разы дешевле, а дым от труб не вызывал негатива у населения их собственного народа. Покидал город я с еще большим облегчением, чем палубу океанского парохода.

В отличие от морского путешествия, поездка на дилижансе была более интересной. Хоть скорость у него и в разы меньше. А все потому, что вокруг ты видишь не одну лишь воду, а сменяющиеся пейзажи природы. Да и отправились мы в составе настоящего каравана из трех почтовых повозок и семи пассажирских дилижансов. Что сказалось на безопасности пути. Командир каравана не поскупился нанять команду ганфайтеров, как называли здесь наемников, что зорко следили за округой и в прямом смысле слова стреляли на каждый подозрительный шорох.

А вот в самой Оттаве, куда прибыл караван дилижансов, мне пришлось изрядно побегать, прежде чем я нашел возможность добраться до границы с Аляской. Прямых пассажирских рейсов до полуострова здесь не было. Русскую губернию местная власть показательно игнорировала, несмотря на ее статус свободной экономической зоны. Что было и понятно. Аляска для многих была «занозой в заднице», куда бежало население в поисках лучшей жизни. Как я понял из обрывочных разговоров — полуостров воспринимался местными как шанс возвыситься, если «ухватить удачу за хвост». В итоге мне удалось лишь чудом договориться о месте в составе товарного поезда, который прицепил один пассажирский вагон, набрав его «под завязку». Пусть местные не жаловала полуостров, но от торговли с ним не отказывалась и товарняки ходили в том направлении гораздо чаще, чем любой пассажирский состав.

Что сказать об этом отрезке пути? Жуткая скученность, никакого комфорта — мне пришлось делить койку с рыжим любителем пива и ночевать по очереди. Еда — только то, что взяли с собой. Сальные шутки авантюристов, что решились сменить спокойное проживание в дико провинциальной Оттаве (это мое мнение о городе после сравнения даже с тем же Кале) на риск получить пулю в лоб или убойное заклинание в спину при добыче золота на Аляске. Да постоянное выяснение отношений между попутчиками после очередной бутылки «бормотухи» и партии в карты. Кстати, именно здесь я узнал, что такое «покер» и как в него играют. И это кардинально отличалось от той игры, в которую я когда-то играл в одном из салонов Москвы.

Закончилось мое путешествие очень… радикально. И неожиданно. До границы Канады с Аляской оставалось немногим более двух часов езды. Была ночь, большинство в вагоне уже спали. И я тоже. Бодрствовали только те, чья очередь ко сну должна была подойти в дневное время. И вдруг паровоз затрясся, меня выкинуло верхней полки прямо в окно, и последнее, что я услышал — крики боли окружающих. Сквозь муть в глазах я еще сумел рассмотреть торчащий у меня из груди сучок дерева, а после — темнота…