Пробуждение каменного бога - Фармер Филип Хосе - Страница 28

Конечно, теперь бы он уже умер. А над его могилой высился бы столб с черепом какого-нибудь животного на верхушке и надписью: «ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ УЛИСС ПОЮЩИЙ МЕДВЕДЬ, 1952 — 10.000.000».

Некоторое время он чувствовал себя подавленным. Если в конце концов его все равно ждет могила, какой смысл обременять себя ненужными проблемами. Почему бы не вернуться в деревню вуфеа и не поселиться там среди народа, который ему поклоняется. Неужели он так сильно нуждается в жене, супруге…

В течение часа он боролся с мрачным настроением. Таково уж свойство жизни — не верить в свою смерть и идти дальше, как ни в чем не бывало, считая, что жизнь будет продолжаться вечно. Подойти реалистически к жизни и смерти — значит самому свихнуться. Самому впасть в безумство. Смешно, но единственный путь сохранить свой разум — это игнорировать, что мир безумен, или жить так, будто он нормален.

Он исследовал дома и замки, а потом спустился к пляжу. Там стоял на якоре корабль, еще не успевший рассыпаться окончательно. Его корпус был поврежден и несколько бревен нужно было заменить, но это можно вполне устроить с помощью материалов из складских помещений домов. Он объяснил вождям, что хочет сделать. Они закивали, будто все отлично поняли, но вид у них был подозрительный. Или, скорее, испуганный.

Ему пришло в голову, что они ничего не знают о мореплавании. Видно, для всех, за исключением его самого и летучих людей, это было первое знакомство с морем.

— Плавание покажется вначале вам странным и опасным, — сказал он. — Но вы привыкните. А может быть оно вам понравится, когда узнаете, что в вашей власти вершить на море.

Они, казалось, еще сомневались, но все равно поспешили выполнить приказ. Он изучил мачты и снасти. Все лодки и корабли имели прямые паруса. Очевидно, врумау не знали о косом парусе. Это значило, что они понятия не имели о лавировании или плавании против ветра. Этого Улисс понять не мог. Пусть человек вышел в море за много тысяч лет до изобретения паруса, дававшего ему возможность лавировать против ветра. Но раз косой парус был когда-то изобретен, ему следовало бы навечно остаться в человеческой технике. Если же этого не случилось, значит, в преемственности человеческих знаний существовал катастрофический пробел. Люди впали в варварство и, по крайней мере, несколько поколений не имели контакта с морем. И не осталось никаких знаний, даже устных преданий.

Он отыскал для жилья большой дом, в котором разместился с Авиной и вождями, велев остальным занять три отдельных дома. Часовых расставили у главных ворот, приказав бить в громадные барабаны в помещении над воротами, если заметят что-нибудь подозрительное.

Через три недели корабль был готов. Его спустили на воду из дока и Улисс собрался с духом на первое путешествие. Его матросы получили устные инструкции. Теперь они постарались воплотить свои скудные знания в жизнь. Несколько раз они чуть не перевернули судно, но после недели упорных тренировок они были готовы к длительному вояжу вдоль берегов. Улисс наряду с разработанной косой оснасткой построил и установил руль. Корабли врумау оснащались для управления большими веслами.

Он окрестил судно «Новой надеждой» и в один прекрасный день отбыл в земли нешгаи.

Берег был пологий со множеством великолепных пляжей, и только иногда встречались редкие утесы. Море казалось относительно мелким на протяжении двух миль от берега и свободным от мелей и громадных скал. Почти к самому пляжу спускались леса от гигантских дубов, платанов, елей, сосен и некоторых неизвестных на земле его времени деревьев. Там водилось множество животных: оленей, антилоп, длинношеих громадных лошадей, которых он называл «гирси», буйволов, высоких, похожих на волка животных и тюленей. Он спросил Глика, почему земли между нешгаи и врумау оказались лишенными разумной жизни.

— Я только предполагаю, — сказал маленький крылатый человечек. — Но, на мой взгляд, так случилось потому, что вся разумная жизнь ушла жить с Деревом.

Улисс отметил про себя: «С Деревом». Почему не НА Дерево? Глик говорил так, словно прислали приглашение и все разумные существа пошли жить в один общий дом.

— С Деревом жить проще, — сказал Глик. — Там можно укрыться от врагов, а пища обильна и доступна.

— А крокодилы и бегемоты поедают неосторожных, — сказал Улисс. — И если Дерево изобилует дичью, то оно изобилует и кровожадными зверями, большинство из которых не брезгует полакомиться человеком. А если племени проще скрыться, то также просто подкрасться незаметным. У густой растительности — свои преимущества и свои недостатки.

Глик пожал плечами и улыбнулся с некоторой долей легкого превосходства.

— Верно. Но и это хорошо, что некоторые умирают, иначе племена так разрастутся количественно, что не хватит на всех комнат и еды. Кто-то должен страдать во имя большинства. Кроме того, между народами Дерева нет войны. Во всяком случае, такой, как представляешь ее ты и народы равнины. Дерево следит за своими племенами и, когда в племени становится слишком много людей, Дерево уведомляет его соседей, что они могут идти на него войной. Оно также предостерегает племя от нападения. Потом молодые воины обоих племен устраивают сражение. Или иногда, на короткий срок, им разрешается нападать на поселения. Тогда позволяется убивать самок и детенышей. Но так случается довольно редко. А когда случается, тут уж ничего не поделаешь. Эти маленькие войны придают жизни содержание и колорит.

— Тогда почему нешгаи и врумау не пошли жить с Деревом? — спросил Улисс.

— Нешгаи возомнили, что они лучше Дерева! — сказал сердито Глик. — Эти неуклюжие, мычащие, длинноносые были такими дикими, как вуггруды и краузмиддумы. Но потом они откопали захороненный город Шабавзинг и нашли в нем множество вещей, которые помогали им подняться от варварства к цивилизации за три поколения. К тому же они были такими большими и неповоротливыми, что не смогли бы устроиться удобно на Дереве, не поднявшись слишком высоко.

— А врумау?

— Они жили с Деревом сначала, а потом, вопреки приказаниям Дерева оставаться на месте, ушли. Они — очень упрямый, склочный, неприятный народец, да ты сам увидишь, если найдешь их. Они перебрались к морю и построили там свои жилища. Некоторые говорят, что сначала они объединились с нешгаями, которые потом их предательски поработили. А потом некоторые врумау бежали и пришли сюда, чтобы основать нацию, мечтая однажды выступить в поход против своих бывших хозяев… Но, очевидно, нешгаи их опередили.

Казалось Глик был очень доволен участью людей.

— Следующая очередь за нешгаи, — добавил он. — Но их смерть придет с Дерева, которое ничего не забывает и не прощает. Сейчас нешгаи теснятся нападениями фишнумов, братьев вуггрудов и глассимов, родственников краузмиддумов. Их посылает из своих недр Дерево, чтобы истерзать, обескровить нешгаев и истребить их.

— Та же участь ждет народы северных земель, — добавил он еще более злобно. — Если они откажутся жить с деревом. Очевидно, Дерево разрастется и захватит все равнины, всю землю, за исключением узкой полоски вдоль побережья. И Дерево не потерпит никаких разумных существ на побережье. Так или иначе оно их погубит.

— Дерево? — проговорил Улисс. — Или дулулики, которые используют Дерево, чтобы навязать всем свою волю? Кто зовется слугами Дерева, а в действительности являются его хозяевами?

— Что? — воскликнул Глик. Он покачал головой. — Ты не веришь? Да ты просто рехнулся!

Все же он едва сумел скрыть торжествующую улыбку, так что Улисс мог поклясться, что попал в самую точку.

Если его теория была больше чем теория — объяснялось многое. Но кое-что оставалось загадкой. Как устроено Дерево? Он не мог поверить, что оно естественно развилось из какого-то растения, жившего в его дни.

И потом оно чудовищно отличалось от всех прочих типов разумных существ.

Судно плыло вдоль побережья, держась вблизи берега и бросая якорь, когда небо покрывалось тучами, затрудняя надежную навигацию. Когда была видна Луна, корабль плыл всю ночь. Глик и Кукс выдавали раз за разом информацию о нешгаи. Большей частью они жались на платформе у основания мачты, скребя крыльями по дереву и укрывшись ими с головой, тесно прижавшись друг к другу. Несмотря на обоюдную ненависть, они часто переговаривались. Они были слишком одиноки, несчастны и испуганы, чтобы хоть изредка пренебрегать отдушиной родной речи.