Путешествие в Элевсин - Пелевин Виктор Олегович - Страница 29

Изысканная игрушка.

Порфирий указал в ту сторону, куда было направлено копье.

– Туда, – сказал он.

Мы шли еще около трех часов, затем поели в харчевне – но не остановились там на ночь, как вчера, а двинулись дальше. Было светло, и я решил, что другое пристанище найти еще не поздно.

Сначала вокруг дороги простирались поля, засеянные пшеницей. Потом мы вошли в лес. В лесу дорога разделилась на несколько широких троп, и богиня из сумки почему-то промолчала, когда мы сошли с главной.

Но скоро я понял это и сам. Тропа стала просто тропинкой – и нам пришлось продираться сквозь чащу, нагибаясь под ветками. Мало было этой напасти, так уже начинало темнеть.

Мулу происходящее не нравилось, мне тоже – но Порфирий был спокоен, будто знал, куда мы идем.

Навстречу нам никто не попадался. Но я на всякий случай проверил, легко ли вынимается спрятанный под одеждой меч.

– Ты чего-то боишься? – спросил Порфирий.

– Скоро будет темно. А здесь могут встретиться лихие люди.

– Да, – согласился Порфирий. – Могут. Но все же шанс гораздо меньше, чем встретить их под кроватью в моей римской спальне. Как ты думаешь, сколько еще идти до Элевсина?

Я решил, что император уже охладел к своему плану, и улыбнулся – так, чтобы он не видел.

– Затрудняюсь сосчитать.

– Как бы ты добирался сам? – спросил Порфирий. – И что бы ты делал, если бы путешествовал в свое удовольствие?

– В свое удовольствие? Господину может не понравиться то, что я скажу.

– Говори, не бойся.

– Сначала от Рима до Брундизия. Повеселился бы, наверно, в лупанарах по дороге. На побережье купил бы новые ботинки взамен сношенных – и по морю в Грецию. Мраморы, мальчики, оливы… Дошел бы неспешно до Афин. Еще одни ботинки. Ну а потом по святой дороге до храма Мистерий.

Порфирий засмеялся.

– Тогда, – сказал он, – ты будешь разочарован.

– Почему, господин?

– Потому что мы уже почти пришли.

Мы поднялись по пригорку, и я увидел сиреневый просвет среди деревьев.

Там были каменные развалины, заросшие кустами и травой. Поваленные деревья. Сухие ветки и головешки. Глиняные черепки и осколки разноцветного стекла. Когда-то давно тут стояла кумирня – но чья, понять было невозможно.

– Похоже, тут до сих пор бывают, – сказал я. – Недавно жгли костер. Даже сделали что-то вроде очага.

– Сможешь развести огонь? Тогда мы заночуем прямо здесь.

Топлива вокруг было достаточно.

– Смогу, – ответил я. – Дай мне полчаса, господин.

Через час стало темно, но у нас в развалинах уже был огонь, и мы благополучно поужинали лепешками и сыром. Порфирий достал из сумки на спине мула кулек печенья из ячменной муки, и мы съели его, запивая вином.

– Как тебе императорское печенье? – спросил Порфирий.

– Оно неплохое. Но зваться императорским недостойно.

На самом деле я кривил душой – печенье было отвратительным. Возможно, если бы его подали на золотой посуде во время возлияний во дворце, я принял бы это за изыск вкуса: богатые часто любят гнилое или протухшее. Но в лесу было ясно, что коржики сделаны из испорченной муки. Мало того, они отдавали какой-то нездоровой болотной сыростью.

– Печенье достойно этого, Маркус, и в самой высшей степени. Оно достойно даже называться божественным.

– Почему?

– То, что ты съел – элевсинское таинство.

Я сразу понял, о чем он говорит, и мое сердце ухнуло в пятки.

Знатных греков в древности ссылали и даже казнили за то, что они хранили у себя дома это самое таинство и угощали им друзей, нарушая святость и тайну мистерий. Доступное греческому богачу, конечно, доступно и римскому императору. А вот сослать его уже не получится.

– И что теперь случится? Я умру?

– Надеюсь, – ответил Порфирий, – что этого не произойдет. Тогда мы умрем вместе.

– Что следует делать?

– Следует прилечь и отдохнуть, – засмеялся Порфирий. – Мы шли сегодня весь день…

В нашей поклаже были свернутые тюфяки. Сняв один с мула, я расстелил его на земле и лег на спину, положив под голову пустой сосуд от вина и накрывшись плащом. Меч я положил рядом – так, чтобы рука лежала на рукояти.

Порфирий устроился по другую сторону от костра.

– Помнишь, мы говорили про Ахерон? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Ты сильно напугал меня в тот день своими рассказами про демонов, пожирающих душу.

– Демоны, пожирающие душу, – повторил Порфирий. – Как странно звучат эти слова… Думал ли ты когда-нибудь, в чем заключается пожирание души демоном?

– Нет, господин.

– Врачи считают, что «душа» – это наша способность видеть, чувствовать и мыслить. Все эти функции связаны с соответствующими телесными органами. Поэтому, когда тело распадается, душа с медицинской точки зрения просто исчезает. Но многие мисты верят, что она может существовать отдельно от тела. Они говорят, ее действительно можно пожрать. Где истина?

– Я не знаю.

– Мудрец достигает истины через рассуждения. Попробуем?

– Хорошо, господин.

– Допустим, бестелесная душа действительно существует. Сама по себе она не может быть видна или слышна – мы догадываемся о ее существовании лишь по действиям одушевляемого ею тела. Следовательно, пожрать ее отдельно от тела, как кусок мяса или хлеба, невозможно. Согласен?

– Да.

– Бестелесное вообще невозможно пожрать так, чтобы ощутил пожиратель, – продолжал Порфирий. – Это может почувствовать только сама пожираемая душа. То же касается и вечного пламени, куда она может быть ввергнута – и прочих загробных мук. Все это внутренние переживания самой души, а не заметки наблюдателей. Скажи, что здесь необходимо?

– Что?

– Чтобы душа полагала, будто у нее до сих пор есть тело. Лишь тело может ощутить те загробные кары и приключения, какими нас пугают жрецы и мисты. В том числе и пожирание демонами.

– Наверно, ты прав, господин.

– Теперь скажу, Маркус, что думаю я сам. Хоть душа не является телом, она возникает с опорой на него и состоит из наших переживаний. Между душой и телом отношения в точности такие же, как между свечой и пламенем. Пламя не является свечой, но от нее зависит. Оно горит, пока остается фитиль и воск. Иссякло тело – иссякла и душа.

– Звучит разумно, – ответил я. – И возразить на это я не могу. Но в чем тогда разница между душами? Все они должны быть одним и тем же пламенем.

– Ты видел в храмах разноцветные свечные огни?

Я кивнул.

– В воск добавляют разные зелья, – продолжал Порфирий, – и они окрашивают огонек. Вот так же и души различаются между собой в зависимости от деяний тела и ума.

– Понимаю.

– Если душа исчезает после смерти тела, создать ее заново из ничего под силу лишь Богу. Следовательно, демон-пожиратель должен быть Богом, по каким-то причинам решившимся на подобное мрачное чудо. Но Бог создает души из себя. Зачем ему мучить себя самого?

– Прекрасно, господин! – воскликнул я и захлопал в ладоши. – Ты доказал, что никаких загробных мук нет и не может быть.

– Но есть еще одна возможность, – сказал Порфирий тихо. – Допустим, ты уже умер, но некий демон умеет видеть сны по своему выбору. Он также знает про тебя все. Все без исключения, составлявшее прежде твою память. И вот он видит сон, где ему снится, что он – это ты.

– А где в это время я? – спросил я.

– Ты? Ты просто сон демона. Ведь ты на самом деле уже умер, и пламя твоей души погасло… А теперь ты как бы временно воскресаешь в его сне.

– Такой демон действительно есть?

– Философ и мудрец, Маркус, должен приходить к выводам через рассуждения. Подумай, какими способностями должен обладать такой демон?

– Это выше моего разумения, – сказал я честно.

– Он должен уметь самостоятельно раскрашивать огонек духа – так, чтобы тот казался себе живым и обладал всей прежней памятью. То есть имел тот же цвет, что при жизни. Сделать огонь можно лишь из огня. Также и душу можно сделать только из души, верно?

– Верно.