Повесть и рассказы. Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Парфенова Анастасия Геннадьевна - Страница 27

Он молча и остервенело ударился в нее, а затем начал скрести лапами. Надо сказать, что у меня даже руки не дрожали, это пришло позже. Схватил дробовик, разбил дверное стекло и успокоил его.

Два дня занимался тем, что в костюме, маске и перчатках вымывал дом от малейших капель крови. Когда отмыл, сделал повторную уборку.

Хотя, конечно, это такое себе… с учетом того, что я сжимал рукой окровавленную пасть там, в поле. Полагаю, он вернулся к убитому и нализался его крови, пока я не видел.

Чертова проклятущая тупая псина.

Я достал из аптечки вакцину Джеймса Макгеттигана, сделал себе укол.

Посмотрим, что будет дальше.

Вообще, конечно, настроение ни к черту. Когда расскажу Мадлен, вполне представляю ее реакцию. В лучшем случае она печально покачает головой, в худшем скажет, что предупреждала меня не заводить себе никаких друзей.

Не то нынче время для дружбы.

Ночью была легкая лихорадка, хотел пить.

Реакция на укол. У меня уже было так, когда мы с Мадлен оказались возле Фонтейна. Тогда я заработал царапину от выскочившей на меня толстенной бабищи, чей подбородок и грудь были в розовой слюне.

28 июня

Хороший день. Отличная погода. Штиль.

Но мной овладела некая апатия, особенно если посмотреть на выбитое стекло и разбитый дробью пол. Все как-то осточертело.

Мой стиль жизни осточертел. Я хомяк, живущий в созданной самим собой клетке. Сбежавший от всех, ни в ком не нуждающийся и вздрагивающий от каждого шороха. Хотя, казалось бы, три года с начала эпидемии. Три года с тех пор, как мир неотвратимо изменился, а большинство человечества сгинуло из-за мутации бешенства. Остались немногие выжившие и немногие зараженные, кого вирус не смог добить, а сохранил, чтобы попытаться распространиться дальше.

Пора бы уже привыкнуть. Но я все еще прячусь, хотя обещал Мадлен, что двинусь на юг, не буду ждать.

Но я ждал. Сперва ее, затем… затем сам не знаю, чего. Как говорится, пустил корни. И испугался дальней дороги. Трусость - страшный якорь.

А я трус. Ибо просто боюсь жить в новом мире.

30 июня

Вчера не хотел ничего писать.

Сегодня никуда не пошел. Забил на пробежку, не стал навещать Мадлен. Сидел с апатией глядя в окно и раздумывал, не вскрыть ли новую бутылку бурбона прямо с утра пораньше?

Черт меня дернул включить рацию. Я этого не делал с середины июня, уже давно потеряв всякую надежду.

-- Меня слышит хоть кто-то?! – с отчаяньем спросил женский голос с трудом пробиваясь сквозь сильный треск, и я разом забыл о желании напиться. – Ну хоть кто-нибудь?!

Я просто застыл и сидел так почти минуту, прежде, чем ответить:

-- Эй? Вы еще там? Прием.

Задержка с ответом была долгой.

-- Господи! О, Господи! – вскричала она. – Пожалуйста! Помогите нам!

Остальная часть слов пропала в треске.

-- Я почти не слышу вас. Прием.

-- Должно быть батарея. Я ее сильно разрядила, пытаясь хоть с кем-то связаться. Прием.

Нет. Не батарея. Не только батарея. Проблема в расстоянии. Я потратил неделю, чтобы закрепить армейскую антенну на высотной мачте, стоявшей рядом с отелем, но ее дальности кажется не хватало. И мощности рации тоже.

-- Тогда быстро и четко. Что у вас случилось, а главное где вы? Прием.

-- Где-то на окраине Кинстона. Мы заперлись в старой баптистской церкви. Здесь рядом лес, через дорогу дилерский центр «Тойоты», еще поля и фермы. Ферма Сандерсона. Да. Много зараженных, они загнали нас в ловушку. Мы даже не ожидали, что их будет столько в этом месте.

Возле Кинстона? Они бы еще в Нью-Йорк заехали, а потом удивлялись, отчего вокруг озверевшие тюльпаны и хвачи с толсторожами.

-- Сколько вас? Прием.

-- Четверо. Марту укусили, мы сделали ей укол и изолировали, у нее жар. У нас заканчивается еда и мало патронов, чтобы добраться до машины. Вы поможете?

-- А их сколько? Прием.

-- Не знаю. Двадцать. Тридцать.

До черта.

-- На какой стадии? Прием.

-- Первая.

Она врала. Столько разом недавно заболевших спустя три года после эпидемии? Если только зараженный заглянул в закрытый монастырь к непорочным монашкам и всех покусал. Хвачи как минимум. А может и толстоморды.

-- Свяжемся через час, -- сказал я ей мрачно. – Прием.

-- Что?! – в ее голосе проскользнула паника. – Не бросайте нас. Умоляю!

-- Выключите рацию, чтобы не тратить заряд, включите через час. Мне следует все обдумать.

Я не дожидался ответа, спустился вниз, бросился к нашей с Мадлен последней машине – совершенно новому серому «Dodge RAM», который приглянулся нам на одной из стоянок, где раньше торговали автомобилями. Я, если говорить образно, держу его под «парами», хоть и не сидел за рулем уже полгода. Ездить на нем на нашем побережье особо некуда. Но бак полный, а в кузове еще и четыре канистры, по пять галлонов каждая, шины накачаны, с аккумулятором все в порядке. Рюкзак с самым необходимым тоже там. Да и стоит он не на виду, в сарае, прикрытый всяким картонным хламом. Но если потребуется быстро уехать, то – это лучший вариант.

Я вытащил из кабины пачку дорожных карт, которыми мы разжились на одной заправке, где зараженные оставили после себя лишь обглоданное тело продавца. Быстро перебрал, находя карту штата, думая о том, что все было бы гораздо проще, останься в мире интернет.

Кинстон. Это совершенно другой округ. Ленуар. От меня, до них, по прямой сто сорок восемь миль. Два с половиной, ну пускай три часа по меркам прошлого мира.

Но только в нынешнем мире совсем другие расстояния, и чтобы их покрыть требуется совсем иное время. Только идиоты ездят по центральным шоссе – там больше всего зараженных, заторов, брошенных на произвол машин и тех выживших, что предпочитают охотиться на чужаков, заезжающих на их территорию.

Слишком рискованно. Слишком.

Лишь чудом можно объяснить, что я поймал ее радиоволну.

А значит путь в сто сорок восемь миль растянется миль на двести. Сперва через национальный заповедник, затем вдоль кряжа и болот, мимо редких ферм, по дорогам без асфальта.

За три года этих дорог, отмеченных на карте, уже могло и не быть. Природа на удивление быстро забирала себе свое. Скрывая травой, молодыми деревцами, смывая дождями и укрывая снегом. Дороги портились, трескались, ломались и тонули.

Однажды с Мадлен отрезок в сорок миль мы преодолевали пять дней. Пришлось бросить две машины и идти пешком, через леса полные москитов. И даже там мы встретили этих тварей, уже измененных слишком сильно, чтобы назвать их людьми.

В другой раз, уже оказавшись южнее, вообще пришлось возвращаться и искать дорогу через железнодорожную станцию, где все кишело. Без присмотра людей, произошла авария на плотине (ну мы так подумали) и разлив перед нами был такой, что без лодки никаких шансов двинуться дальше.

Час я прикидывал маршрут, лишь бы оказаться как можно дальше от Джексонвилла. По пятьдесят восьмой, через одичавшие леса Кротана, у Мейнсвилла (черт бы его побрал) на участок шоссе, а с него, если не будет заторов, опять на пятьдесят восьмую. И кроме Трентона там не будет ничего крупного. Если повезет, если очень повезет… Два-три дня, и я окажусь в пригородах Кинстона.

Меньшая из проблем будет решена. Потому что дальше надо проскочить через город. Насквозь. Церковь на карте не была указана, а вот центр «Тойоты» отмечен. Как на зло, западная часть – самая дальняя от меня и река не даст возможности проехать напрямик. Либо делать крюк в еще два десятка миль через кучу поселков до моста.

Задача.

Я посмотрел на себя в зеркало. Уставшее худое лицо, заросшее щетиной. Глаза красные, губа треснула. Волосы не стриг черт знает сколько времени и они торчат во все стороны, словно у безумного профессора из комиксов. Только там они обычно белые, а у меня цвета грязной соломы.

Ну что? Ты решил? Ведь она тебе наврала.