Камбер Кульдский - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 58

Воздух был насыщен энергией. Молнии рассекали пространство, направляясь от одного к другому, и разбивались с треском о защиты соперников; воздух был густой, тяжелый, остро пахнущий озоном. Пламя свечей металось, как бешеное, в мощных потоках энергии.

Пучки энергии сталкивались, разрывались, вспыхивая ярким светом над головами противников.

Особо мощный сгусток энергии вдруг погасил все свечи, и в наступившей полутьме грозно завыл ветер.

Завывание ветра стало постепенно переходить в пронзительный свист, и вскоре в этом свисте уже можно было различить два голоса, грозных, внушавших ужас. Эти голоса раздавались в бездонных пучинах, открытых теми могучими силами, которые участвовали в борьбе двух смертей.

Давление все возрастало, и все присутствующие старались защитить глаза, уши, сознание от того ужасного, что было невозможно воспринять разумом и что непрерывно обрушивалось сокрушающей лавиной на чувства людей.

Наконец михайлинец пошатнулся, испустил отчаянный крик, глаза его очистились от тлеющего пламени и приобрели обычный человеческий вид. Он воздел руки в мольбе о пощаде и рухнул.

Мгновенно все стихло и погрузилось в непроницаемый мрак.

Тишина. Черный мрак. И только постепенно затухавшее сияние, которое скорее ощущалось, чем воспринималось глазами.

Оно окружало победителя. Это сияние было свидетельством того, что Синил обрел свое могущество. Руки Синила все еще крепко прижимали ребенка к груди.

Первым пришел в себя Камбер. Он отошел от стены и зажег свечи. Затем двинулся Энском. Он медленно подошел к священнику-михайлинцу, склонился над ним, приподнял его голову и положил на колени. К нему приблизился Рис и дотронулся до лба священника – тот был мертв. Энском и Рис проникли в мозг мертвеца, чтобы успеть считать то немногое, что еще осталось там.

Затем Энском поднял голову и с удивлением повернулся к Рису. Он не встал на ноги, но склонил голову, ощущая глубокий стыд.

– Простите меня, мой принц. Боюсь, я частично виноват в случившемся. Я не должен был брать его сюда. Он сказал, что солдаты Имра напали на его след и вот-вот настигнут его, поэтому я решил укрыть его и взял с собой. Но он не сказал мне, что уже был в плену. Они ввели в него нужные команды. Он не может нести ответственность за свои действия. Пожалуйста, простите его.

– Это сделал король? – спросил Синил тихим, жестким голосом

– Да, мой принц, – прошептал Энском.

– И он может так изменить мозг человека, что тот будет действовать по его приказу?

Энском кивнул, не решаясь заговорить.

Синил перевел свой ужасный взгляд на Камбера, затем обвел им остальных, но, казалось, он смотрел куда-то сквозь них. Он пошел туда, где стояли на коленях у трупа Энском и Рис. Синил мягко коснулся рукой плеча мертвеца.

– Я прощаю тебя, ведь ты не хотел причинить вреда ни мне, ни моему сыну, а действовал по приказу.

Голос его чуть не оборвался, но Синил справился с собой.

– Я прощаю тебя.

Он поднялся на ноги. Лицо его было ужасно.

– Но для того, кто задумал и совершил это, не может быть прощения ни в этом мире, ни в другом. Горе тебе, Имр. И всему твоему кровожадному трусливому роду. Горе тебе, убивающему беспомощных детей и ввергающему добрых людей в пучину зла. Я буду мстить за него и за тех, кого ты заставил страдать.

Я, Синил Донал Ифор Халдейн, своей верой и короной Гвинедда, которую носили мои предки и которую буду носить я, телом моего убиенного сына клянусь, что уничтожу тебя.

Принц Гвинедда выпрямился, и все в благоговейном смирении преклонили перед ним колени и склонили головы.

Камбер, как и все, тоже опустился на колени, стараясь загнать все страхи и сомнения в отдаленные закоулки своего сознания.

Глава 21.

Они похоронили инфанта под полом церкви, в которой он умер. Это произошло в день Четырех Младенцев, которые тоже были жертвой королевской тирании сотни лет назад.

Синил, мучимый горем, никому не позволял коснуться ребенка. Он один оплакивал его в холодной церкви ночь, день и еще ночь. Он все это время не ел, не спал. Только на утро третьего дня он позволил войти людям, положить ребенка в маленький гробик и опустить в могилу. После похорон он не говорил ни с кем о смерти сына.

Убитый священник был похоронен тут же на следующий день. Только михайлинцы и Камбер пришли оплакивать его. Алистер Каллен служил погребальную мессу. Потом, много позже, в стену будет вделана каменная доска с надписью, но надпись будет очень короткая, как это принято у михайлинцев: «Здесь лежит Хамфри Галларо, священник Ордена святого Михаила».

Только эти слова и даты. Больше они ничего не могли для него сделать.

Синил очень изменился после этих событий. Если раньше он был растерян, встревожен, то теперь стал холоден, безжалостен, бездушен во всех своих действиях, даже по отношению к своим союзникам.

Не было больше тихого, запуганного принца-монаха, который боролся со своей совестью, не позволявшей ему полностью отдаться своей новой роли. Теперь он интересовался планами выступления, уже разработанными до мельчайших подробностей. Но интерес его был мрачно окрашен Каждой кровавой мести. Он хотел знать, каковы их силы, откуда будет нападать каждый отряд, кто будет командовать и как подготовлено все для выступления. Но более всего он хотел знать, когда.

Любая задержка выводила его из себя.

Всю информацию он черпал из ответов на свои вопросы. Камбер продолжал размышлять относительно его мотивов. Принцу сообщили, что рыцари-михайлинцы уже в сборе. Пятьдесят человек вблизи убежища и еще сто пятьдесят в самой Дхассе. Люди Камбера тоже готовились. Ими руководил сам Камбер во время своих редких отлучек из убежища во внешний мир. Пятьсот человек готовы поддержать михайлинцев и осадить город Валорет, если попытка переворота провалится.

Они планировали начать выступление первого декабря в зимний праздник, когда все знатные люди королевства соберутся в Валорете, в замке Имра.

Судя по прошлым праздникам, это будет ночь разнузданного пьянства и дебошей – самое удобное время для того, чтобы проникнуть во дворец, перебить охрану и покончить с династией Фестилов.

К этому времени они узнали побольше о человеке, убившем маленького принца. Он не был предателем. Имру просто повезло с ним.

Когда Хамфри схватили, он даже не подозревал о существовании наследника Халдейнов и не имел понятия о местонахождении убежища.

Имр узнал это сразу, как только проник в его мозг. И так как Хамфри, мало посвященный во все детали заговора, не был связан клятвой верности, Имру легко удалось посеять в его разуме семена предательства. Когда его выпустили, из памяти священника было стерто все, что касалось его пребывания в плену. Естественно, он сразу направился к Энскому за помощью, и Энском, не раздумывая, укрыл его. А когда архиепископ отправился на крещение наследника Халдейнов, он взял с собой Хамфри. Ведь он, в конце концов, михайлинец.

Вся эта информация была передана Синилу вместе с другими данными, и это немного смягчило сердце принца. Он стал несколько по-другому относиться к человеку, чье тело убило его сына.

Но хотя Синил усиленно интересовался военной тактикой и планированием, он по-прежнему оставался в одиночестве, испытывая затаенное чувство обиды к дерини, хотя он и знал обстоятельства невольного предательства Хамфри.

Камбера все это начинало тревожить, и страхи его подкреплялись действиями Синила. Камбер часто обсуждал все это с членами своей семьи, но изменить они ничего не могли, и им оставалось только ждать и надеяться, что такое настроение Синила не послужит помехой в их борьбе.

Принцесса Меган тоже очень страдала все эти недели. И хотя она уже была снова беременна – Синил решил, что он должен обзавестись наследником как можно быстрее, – она была всего лишь тенью той девушки, веселой и здоровой, которая год назад была невестой принца.