Ночные кошмары и фантастические видения (повести и рассказы) - Кинг Стивен - Страница 60

– Да, сэр, – ответила я. – Всем нравятся рассказы о братьях, которые не знают, что они на самом деле братья.

– Но эти знают, – сказал он. – А сейчас я скажу вам что-то еще… – Здесь он остановился, и я увидела, как на лице его на мгновение появилось удивленное, странное выражение. Странное, но для меня оно было как открытая книга. Вроде он пришел в себя и понял, что делает что-то глупое, как мужчина, который намылил лицо кремом для бритья, а потом взялся за электрическую бритву. Он говорил с горничной-негритянкой, может быть, о лучшей идее, которая когда-либо приходила ему в голову, – с горничной-негритянкой, чье представление о поистине хорош.

Ей книге ограничивается, наверное, «Краем ночи». Он уже забыл о том, что она прочла две его книги, как сама сказала ему.

– Или подумал, что ты просто льстишь ему, чтобы получить побольше чаевых, – заметила Дарси.

– Да, конечно, на его взгляд, это соответствует человеческой природе, как одетая на руку перчатка. Как бы то ни было, это выражение показало, что он вдруг понял, с кем разговаривает, вот и все.

– Я думаю, что останусь в отеле еще на несколько дней, – сказал он. – Вы предупредите портье об этом? – Он повернулся и принялся снова расхаживать по гостиной, задев ногой тележку, на которой ему привезли завтрак. – И передайте, чтобы убрали эту проклятую штуку отсюда, хорошо?

– Вы хотите, чтобы я пришла сюда позднее и… – начала я.

– Да, да, да, – нетерпеливо сказал он, – приходите позднее и делайте что хотите, а сейчас, будьте так любезны, пусть все отсюда исчезнет… включая вас.

Я так и сделала и никогда в жизни не испытывала такого облегчения, как тогда, когда за мной закрылась дверь гостиной. Я выкатила тележку в коридор. На завтрак ему привезли сок и яичницу с беконом. Я хотела уйти, как вдруг заметила на его тарелке гриб, отодвинутый в сторону, и остатки яичницы с маленьким кусочком бекона. Я посмотрела на это, и будто яркий свет вспыхнул у меня в голове. Я вспомнила гриб, который Мамаша Делорм дала мне в маленькой пластмассовой коробочке. Вспомнила о нем в первый раз с того самого дня. Я вспомнила, как нашла его в кармане своего платья и куда его спрятала. Гриб на тарелке был точно таким же – сморщенным и подсохшим, похожим на поганку, от которой снятся кошмары.

Она пристально посмотрела на Дарси.

– Он тоже съел часть гриба. Мне кажется, больше половины.

У столика портье в тот день дежурил мистер Бакли. Я сказала ему, что мистер Джефферис намерен продлить свое пребывание в нашем отеле. Мистер Бакли ответил, что с этим не будет никаких проблем, хотя мистер Джефферис намеревался уехать сегодня днем. Затем я спустилась на кухню, обслуживающую клиентов в номерах, где поговорила с Бедслиен Ларонсон – ты должна помнить Беделию. Я спросила ее, не случилось ли сегодня утром тут чего-то необычного. Беделия спросила, что я имею в виду, и я ответила – сама не знаю. Тогда она спросила, почему меня это интересует. И я сказала, что предпочла бы не отвечать на этот вопрос. Тогда она сказала, что здесь никого не было, даже мужчины из службы снабжения провизией, который обычно пытается ухаживать за одной из поварих.

Я уже хотела было уйти, как она остановила меня:

– Может быть, ты имеешь в виду старую негритянку? – спросила Беделия.

Я вернулась и поинтересовалась, что это за старая негритянка.

– Видишь ли, – сказала Беделия, – по-моему, она пришла с улицы в поисках сортир. Такое случается раз или два в день. Негры иногда не спрашивают, где он находится, потому что боятся, как бы персонал отеля не выгнал их вон, даже если они хорошо одеты… часто так оно и бывает. Как бы то ни было, эта бедная старушка зашла сюда… – Она замолчала и посмотрела на меня. – С тобой все в порядке, Марта? Похоже, ты собираешься упасть в обморок!

– Нет, я не собираюсь падать в обморок, – сказала я. – Чем она занималась?

– Да просто ходила вокруг, смотрела на тележки с приготовленными завтраками, будто не понимала, где находится, – объяснила Беделия. – Такая маленькая старушка! Лет под восемьдесят, не меньше. Казалось, дунь ветер посильней, и ее поднимет в небо, как воздушного змея… Марта, подойди сюда и сядь. Ты похожа на портрет Дориана Грэя из того кинофильма.

– Как она выглядела? Скажите мне, как она выглядела?

– Я ведь уже сказала тебе – старая женщина. Для меня они все на одно лицо. Вот только у этой на лице был шрам, он поднимался до самых волос. Он… Больше я ничего не слышала. Я потеряла сознание.

Мне разрешили уйти домой пораньше. Только я пришла домой, как мне снова захотелось пить. Пожалуй, я опять оказалась бы в сортире, выворачиваясь наизнанку. Но пока я просто села у окна, глядя на улицу, и задумалась.

То, что она проделала со мной, был не просто гипноз, к тому времени я уже поняла это. То, что сделала Мамаша Делорм, было куда сильнее гипноза. Я все еще не знала,, верю ли в колдовство, но она что-то сделала со мной, в этом не приходилось сомневаться, и, чем бы это ни было, мне придется подчиниться ей. Я не в силах была оставить работу, имея мужа, от которого не было никакого толку, и к тому же скорее всего ожидая ребенка. Я даже не могла попросить, чтобы меня перевели на другой этаж. Год или два назад я могла обратиться с такой просьбой, но не теперь: я знала, что меня собираются сделать помощником управляющего хозяйством по десятому – двенадцатому этажам, а это означало более высокое жалованье. Но что было еще важнее, так это то, что я могла рассчитывать на ту же должность после того, как у меня родится ребенок.

Моя мать любила говорить: «Если нельзя что-то исправить, с этим приходится мириться». Я подумала о том, что следует вернуться к этой старой черной Мамаше и попросить ее снять с меня это заклятие, но я была почему-то уверена, что она не согласится. Она решила, что это для меня лучше всего, а я уже успела узнать в этом мире, Дарси, что единственно, когда человека нельзя сдвинуть с его позиций, – это когда он вбил себе в голову, что хочет помочь тебе.

Я сидела у окна, думала об этом и смотрела на улицу. Там взад-вперед сновали люди, и я, глядя на них, по-видимому, задремала. Сон продолжался не больше пятнадцати минут, но когда я проснулась, я поняла что-то еще. Эта старуха хотела, чтобы я продолжала делать то, что уже сделала дважды, а я не была способна на это, если бы Питер Джефферис уехал в Бирмингем.

Поэтому она вошла в кухню, положила этот гриб ему на поднос, он съел часть его, и у него возникла идея – великолепная тема для книги. Он назвал ее «Мальчики в тумане». Там говорилось о том, о чем он рассказал мне в тот день: близнецы, один из них американский солдат, другой – немецкий, встречаются в битве при Арденнах. Эта его книга стала самой популярной.

Марта замолчала, а затем добавила:

– Я прочитала об этом в его некрологе.

Он остался в отеле еще на неделю. Каждый день, когда я входила в его номер, он сидел, все еще в пижаме, склонившись над письменным столом в гостиной и писал в одном из своих желтых блокнотов. Каждый день я спрашивала его, не прийти ли мне позже, и он отвечал: «Принимайтесь за работу и приводите в порядок спальню, только не шумите». Говоря со мной, он не поднимал головы от стола. Каждый день, входя к нему в спальню, я говорила себе, что не буду делать этого, и каждый день, находя эту жидкость у него на простыне, все еще свежую, забывала все свои молитвы и обещания и делала это снова и снова. Нельзя сказать, что я боролась с принуждением, когда споришь сама с собой, дрожишь и потеешь. Это больше походило па то, как бывает, когда прикроешь глаза на минуту и тут же обнаружишь, что все уже кончено. Да, и каждый день, когда я входила к нему в номер, он держался руками за голову, словно она раскалывалась у него от боли. Да, мы составили великолепную пару! Он страдал от моей утренней тошноты, а я потела вместо него по ночам!