Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна - Страница 1

Юлианна Орлова

Дочь мэра

Пролог

В палату заходит мое пушистое облачко, а я нагло прикидываюсь спящим. Так хочется урвать немного больше дозволенного. Жру и жру ее эмоции, сменяющиеся на лице со скоростью света. Моя спасительница. Чуть больше приоткрываю один глаз, при этом адски боюсь, что она меня спалит.

Ну же, девочка, подойди ближе. И снова везет…Яночка медленным шагом подходит, аккуратно проверяет мою капельницу, слегка съезжает своими мягкими пальцами по моей огненной коже.

Так хочется перехватить, но я глушу желание в момент.

Зато намертво приклеиваюсь к ее пухлым губкам и слегка вздернутому носику. Слежу из-под опущенных ресниц.

Вставляет не по-детски, хочется еще раз поймать пулю и снова попасть в эту больницу в это же отделение и снова к ней. Яна слегка хмурится, когда проверяет таблетки на прикроватной тумбочке. Да, я не пил.

Заставь меня…Отругай. Отшлепай…

Исаев, ты тормози, а то вообще больше не придет после недавнего случая! И я послушно затыкаю свой голос в мозгах, ожидая, что мой грозный «доктор» проверит температуру. Она всегда проверяет лоб, и именно в этот момент у меня срывает все клеммы, предохранители горят, а член поднимается колом.

И вот маленькая ручка движется к моему лицу и плавно ложится на горячую кожу. Горю. Горю. Горю. По венам пускается адреналин, он лупит нехило, и я уже не соображаю вообще ничего.

Хватай и беги!

Вскидываю руки навстречу, но Яна, повизгивая, отскакивает от меня. Поздно. Я ухватил ладошку и мягко прижимаю ее, раскрытую, к своей груди чуть левее пулевого. Дышать мне все еще сложно, но рядом с ней чудом открывается второе дыхание.

— Исаев! — грозно звучит в ответ на мое откровенное «хамство».

— Яночка, привет, — лыблюсь, смотря на нее одним глазом, второй-то подбит. Сбитый летчик, епт! — У меня болит так сильно, вот тут, — веду рукой прямо к сердцу, что сейчас отбивает как автоматная очередь. — Вылечишь?

Она приоткрывает рот и тут же его захлопывает, пытаясь выбраться из моих объятий мягко, чтобы не навредить. Но не выходит. Я сильный мальчик, во мне веса под девяносто килограммов и это чистые мышцы. Задавлю если надо…сверху.

— Исаев, ну что вы делаете? Вам напрягаться нельзя, — бровки хмурятся, уголки губ опускаются. Волнуется обо мне, и это охереть как приятно. Тепло разливается по груди, а пулевое совсем не болит. Как и заплывший глаз.

— Нельзя, так не делай ничего такого, чтобы я напрягался… — веду ладошкой верх по предплечьям, хочу съехать, конечно, ниже. Глаза закатываются от наслаждения только при мысли о таком. Уф! Ну почему ты так хороша?

Член пульсирует в спортивках, и от этого поплывший мозг думает так, словно я пацан в пубертате. А Яночка краснеет как спелый персик.

— Исаев… — начинает она, пытаясь отругать, но вместо этого приближается и тяжело выдыхает.

У меня столько мыслей в башке и все такие пошло-грязные, что аж самому стыдно. Немножко.

— Ты меня спасла…Красивая, наклонись, поцелую! Отблагодарю, — вырывается резковато, а Яна тушуется, краснея при этом еще сильнее. Облизывает манящие губки и опускает глаза в пол.

— Богдан, прекратите немедленно!

Нет. Не могу прекратить. Я иду как танк…только вперед, пушистик.

— Что надо сделать, чтобы ты моей стала? Ты ведь и так у меня под кожей…

Пульсация в ушах мешает думать адекватно. Перед моими глазами только одна цель…Моя самая главная мишень.

Глава 1

Иду по коридору военного госпиталя и сплю на ходу, у меня стойкое ощущение, что когда-то я все-таки упаду в обморок от усталости.

А еще так сильно хочется с кем-то поделиться…но знает только Миша, что я поступила в мед. Вот так взяла и поступила в мед, будучи студенткой кафедры международных отношений.

Там перевелась на заочку и «имела всех в виду», как любит говорить мой брат. Это всегда было моей мечтой, стать как мама, только спасать жизни более глобально.

Моя мама — педиатр, и всю свою жизнь она посвятила детям и мужу. И когда я говорю детям, то имею в виду не только своих (нас с Мишей), но и чужих.

На моем пути все не так гладко, потому что я, желая стать гениальным хирургом, увы, должна перебороть саму себя. Бой этот нелегкий и самый невыносимый.

— Белова! — слышу резкий оклик и моментально разворачиваюсь на обращение. Старшая сестра вся в пене, упирается руками в колени и кричит:

— У тебя какая группа крови? Минус точно помню…

— Четвертая отрицательная, — моментально отвечаю, ощущая, как по груди скатывается ледяная паника. Локализируется где-то в области замирающего сердца.

— Ну слава богу! Быстрее сюда, у нас тяжелый спецназовец, кровь редкая. Ну повезло же…в банке пусто, а тут ты. Не иначе как его ангел-хранитель…

Она продолжает что-то говорить, пока я слабо перебираю отказывающимися двигаться конечностями. Мне тошно до такой степени, что я не сразу понимаю, что голова начинает вращаться. Кровь нужна. Нужно сдать кровь и спасти бойца. Да? Нужно…Я же хочу людей спасать…

— Белова. Соберись! Ты будущий врач, собери сопли и погнали, — она грубо тянет меня в сторону ближайшего кабинета, где усаживает на стул. Сердце несется вперед, а глаза точечно сосредоточены на подрагивающих руках.

— Я готова. Готова…Любовь Ивановна, готова, — как мантру произношу одно и то же, не совсем понимая, на самом ли деле я готова.

Может я просто очень хочу в это верить, но, когда меня подключают к системе, и я вижу красную кровь, что пахнет металлом (клянусь, я слышу ее запах) и переливается как рубин, по горлу пускается местная анестезия. Я ничего не ощущаю, только смотрю на алую жидкость, понимая, что я держусь из последних сил.

Дышу часто и много, смотрю и дышу. Легкие работают на сто процентов, и эта гипервентиляция доведет меня до обморока.

— Вот так вот, девочка, смотрим и наслаждаемся. Херня вопрос, зато какого мальчика спасешь, была бы я лет на двадцать моложе, я бы уже включилась в игру… — сквозь вату слышу добродушный смех, а у самой лишь сильнее сжимается сердце, да руки немеют.

Головокружение участливо раскрывает руки для объятий.

Боже мой. Как же мне плохо. Жуткая тошнота подкатывает к горлу, и я закрываю глаза. Не могу больше смотреть, не могу видеть этот удушающий кордебалет.

— Открыла глаза, быстро, а то я сейчас тебя еще на роды повезу. Там как раз у Ромушкиной одна мадам ждет полного раскрытия, — грубо звучит над ухом.

Внутренности делают резкий кульбит, и я медленно распахиваю глаза, вперяясь в белый потолок. Я просто сдаю кровь. Я сдаю кровь.

Роды я сейчас точно не перенесу, не переживу просто. Меня разорвет на части, или на крайняк выверну свои внутренности наружу.

— А мальчик там какой. Ну просто, я тебе кричу… — старшая медсестра все пытается отвлечь, но мою голову упорно поворачивает в сторону системы, по которой циркулирует моя…четвертая отрицательная.

— Херня вопрос, да? — повторяю ее слова как раз в тот момент, когда сознание меня покидает. Последнее, что я помню, — это наполовину раскрытая ладонь с подрагивающими пальцами, а еще крик. И тут бамс!

— Гребанный насос, Белова! Ты у меня еще отхватишь…

В следующий момент ватка с нашатырем упирается в мой нос, и я прихожу в себя, все так же впиваясь больным взглядом в тонкую трубочку, наполненную кровью. Какой же кошмар. Когда эта пытка кончится?

— Приказа «терять сознание» не было, так какого хера ты тут прикинулась неженкой, а? — женщина добродушно улыбается и слегка треплет меня по щеке.

Ком в горле становится просто огромным, но и ни проглотить, ни терпеть не выходит. Во рту все пересохло.

Спустя вечность меня отключают от системы, вручают горячий чай и шоколадку с орешками. Я не справилась. Да?

Любовь Ивановна садится напротив меня, наверняка бледной как стена, и с улыбкой спрашивает: