Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 6

Впрочем, какая разница? Мне в руки попала сабля. Пусть не самая крутая — и все же настоящее оружие, а не перочинный ножик и не обломанный кусок трамвайного поручня. Она чуть оттягивала плечо, но эта тяжесть сейчас казалась приятной. Внушала если не спокойствие, то хотя бы уверенность в собственных силах.

Я шагнул вперед и ударил. Снизу вверх, с оттяжкой, целясь не в плечо или ребра, а в круглое брюхо твари. И то ли в тощей руке гимназиста было куда больше сил, чем я думал, то ли чешуя оказалась не такой уж прочной — на меня снова брызнуло темной жижей, и края раны покорно расступились, обнажая беззащитное нутро.

Тварь выпустила городового и с визгом дернулась, разворачиваясь ко мне. Здоровенные задние лапы отлично годились для гигантских прыжков на десятки метров — но движение на месте далось чудищу не без труда. Слишком медленно — когда в воздухе лязгнули зубы, меня там уже не было. Я отступил на пару шагов и снова ударил наотмашь — на этот раз прямо по тупоносой морде. И снова сместился в вбок, заходя под ослепший левый глаз, чтобы не дать твари прицелиться и придавить меня гигантской тушей.

Она все-таки прыгнула. Неточно, коряво — зато так проворно, что я увернулся только перекатившись в сторону. Плечо тут же отозвалось болью: твердая поверхность асфальта явно не слишком-то подходила для такой акробатики. Но пару секунд я все-таки выиграл, и их оказалось вполне достаточно, чтобы подрубить твари заднюю лапу на сгибе.

Это изрядно поубавило ей прыти — зато злобы, похоже, стало только больше. Огромная жабья туша с ревом развернулась и попыталась меня достать. Когти вспороли воздух буквально в волоске от моего лица, но я все-таки успел отпрыгнуть, занес саблю — и ударил. Изо всех сил, почти как топором, обхватив пальцами левой руки гарду снаружи.

Тварь снова заверещала — только теперь скорее жалобно, а не грозно — и, не найдя опоры, завалилась на бок. Отрубленная трехпалая конечность несколько раз дернулась на асфальте — и затихла. А я шагнул к извивающейся чешуйчатой туше, наступил ботинком на запрокинутую приплюснутую морду, навалился всем весом — и вогнал саблю под челюсть. По самую гарду, снова заливая пальцы липкой черной жижей — пока усталое железо не лопнуло с жалобным звоном. В моих руках остался только эфес с обломком клинка сантиметров в десять-пятнадцать длиной.

Бой закончился: чешуйчатая тварь упокоилась у моих ног — и все стихло. Только где-то далеко на Малом проспекте громыхал по рельсам трамвай. Пожалуй, мне стоило оглядеться, поискать раненых… и заодно проведать спасенную девчонку в темно-синем плащике. Или как следует осмотреть самого себя: когти убитой жабы вполне могли если не выпустить мне кишки, то уж точно оставить глубокие царапины — а то и вовсе оказаться ядовитыми. Но вместо этого я продолжал стоять над поверженным врагом, сжимая в руках бесполезный обломок сабли — пока где-то за спиной не раздались крики и сердитое рычание автомобильных моторов.

Обернувшись, я увидел, как в паре десятков шагов останавливаются две черные машины и грузовик, из которого прямо на ходу выпрыгивают солдаты с винтовками.

Вовремя, блин…

Глава 4

Вояки работали резво — но без особой суеты: подбежали, на ходу выстраиваясь полукругом и выцеливая мертвую тварь. Потом оттерли меня в сторону, потыкали в неподвижную чешуйчатую тушу штыками — видимо, на всякий случай — и разошлись, будто в один момент потеряв интерес к невесть откуда выползшей гигантской плотоядной жабе. Бородач с широкой золотой полоской на пурпурного цвета погонах зашагал к машинам — наверное, докладывать кому-то из старших. А рядовые чины тут же принялись рыскать вокруг: искали то ли раненых… то ли еще одно чудище — судя по тому, что двигались они осторожно, не выпуская оружия из рук.

Чего я так и не заметил — так это всеобщего удивления. Будто появление на Васильевском острове кровожадного создания, способного чуть ли не надвое разорвать трамвайный вагон, было чем-то обыденным. Но именно так все вокруг и выглядело. Солдаты занимались своей работой: расчищали рельсы от обломков, оттаскивали в сторону крупные куски железа, подцепив на трос к грузовику, и бродили вокруг с винтовками, выцеливая темные углы. Офицеры раздавали команды, и даже редкие вечерние прохожие, похоже, не слишком-то интересовались происходящим. Несколько человек остановились на тротуаре — то ли поглазеть, то ли вполголоса обсудить что-то — а остальные шли мимо. Спешили по своим делам, бросив разве что беглый взгляд на бездыханную огромную тушу в полусотне шагов от раскуроченного трамвая.

И уж точно никто не спешил удовлетворить мое любопытство. Не то, чтобы я ожидал какой-то особенной награды за свои героические выкрутасы с саблей, но оставаться без ответов уж точно не собирался. Прохожие вряд ли стали бы болтать с перепачканным черной жижей гимназистом, у солдат и так хватало дел, офицеры выглядели слишком уж важными, а вот городовой… В конце концов, он мне еще и задолжал — раз уж я ради него полез в драку с чудищем.

Старик уже успел подняться на ноги и выглядел в целом вполне живым — разве что изрядно помятым. Белый рукав кителя пропитался кровью — похоже, один из когтей твари все-таки прошелся по коже. Но рана была не слишком серьезной — иначе городовой вряд ли стал бы так проворно хромать за невысоким худощавым мужчиной в штатском.

—… Прорыв должен быть где-то здесь. — До меня донеслись обрывки разговора. — Вы не видели?

— Вестимо, на кладбище, ваше преподобие. Откуда еще тут Жабе взяться? — Городовой чуть ускорил шаг, чтобы не отставать от своего спутника. — Место такое — сами понимаете… непростое. Оттого и лезет всякое. Уже в январе было, аккурат под Рождество Христово. Но тогда поменьше вышло, только Упыри и пролезли. А тут — такая образина, что…

— Вы помните место? — коротко бросил мужчина в штатском. — Сможете показать?

— Помню, ваше преподобие, как не помнить, — закивал городовой. — Тут за калиткой пройти всего ничего — и направо.

Кладбище — в моем мире его называли Смоленским — располагалось там, где ему и положено — выходило южной стороной прямо на Малый проспект. Многострадальный трамвай проехал его почти целиком — я без труда разглядел угол чугунной ограды. Еще немного, и мы наверняка разминулись бы с выползшей оттуда жабой…

Или Жабой с большой буквы: похоже, для каждой из неведомых тварей местные придумали имя — и уже давно. Упыри явно были рангом пониже… Но кто еще мог вылезти из — как там сказал городовой? — Прорывов?

И что это вообще, блин, такое?

Я чуть прибавил шагу, чтобы не отстать от городового и этого самого… Городовой обращался к нему «ваше преподобие», но на священника мужчина в штатском походил мало. Скорее уж он выглядел как военный или кто-то из полицейских чинов. Даже в покрое одежды — чуть приталенного длинного кожаного плаща с квадратными плечами — было что-то от армейской шинели. Да и выправка чувствовалась — я бы не удивился, узнав, что когда-то «преподобию» приходилось носить форму — да еще и с офицерскими погонами.

Странная парочка уже наверняка давно заметила меня, но не обратила внимания. Даже городовой только раз обернулся, кивнул — и снова захромал вперед, показывая дорогу. Видимо, дело и правда оказалось срочнее некуда.

Так мы и шли — двое впереди, а я сзади, следом, примерно в десятке шагов. Миновали кладбищенскую ограду и двинулись дальше — уже по тропинке. Шума с проспекта вполне хватало, чтобы, в случае чего, отыскать дорогу назад, но я на всякий случай считал развилки. Мы свернули направо на третьей, аккуратно пролезли между старыми железными крестами на могилах…

И остановились.

— Вот он, никак, ваше преподобие. — Городовой вытянул руку вперед. — Аккурат на старом месте… чтоб его.

Жаба определенно пришла отсюда. Даже в темноте я без особого труда разглядел поломанные деревца и могилы. Гигантская туша с одинаковой легкостью крушила и растительность, и надгробья, и металлические оградки. Досталось даже статуям: мраморный ангел лишился головы и крыла — но я так и не мог сообразить, откуда именно вылезла зубастая образина… и на что указывал городовой.